Неточные совпадения
Целуя, душенька, твою
ручку, остаюсь твой: Антон Сквозник-Дмухановский…» Ах, боже
мой!
Хлестаков. Как же, как же, я вдруг. Прощайте, любовь
моя… нет, просто не могу выразить! Прощайте, душенька! (Целует ее
ручку.)
Г-жа Простакова. Говори, Митрофанушка. Как — де, сударь, мне не целовать твоей
ручки? Ты
мой второй отец.
Митрофан. Как не целовать, дядюшка, твоей
ручки. Ты
мой отец… (К матери.) Который бишь?
— Ну, иди, Танчурочка
моя. Ах да, постой, — сказал он, всё-таки удерживая ее и гладя ее нежную
ручку.
Дверь отворилась; маленькая
ручка схватила
мою руку…
— Поприще службы
моей, — сказал Чичиков, садясь в кресла не в середине, но наискось, и ухватившись рукою за
ручку кресел, — началось в казенной палате, ваше превосходительство; дальнейшее же теченье оной продолжал в разных местах: был и в надворном суде, и в комиссии построения, и в таможне.
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной
ручкой провела по
моим волосам, и над ухом
моим звучит милый знакомый голос...
Потом она приподнялась,
моя голубушка, сделала вот так
ручки и вдруг заговорила, да таким голосом, что я и вспомнить не могу: «Матерь божия, не оставь их!..» Тут уж боль подступила ей под самое сердце, по глазам видно было, что ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась зубами за простыню; а слезы-то,
мой батюшка, так и текут.
— Я сама, — говорила Наталья Савишна, — признаюсь, задремала на кресле, и чулок вывалился у меня из рук. Только слышу я сквозь сон — часу этак в первом, — что она как будто разговаривает; я открыла глаза, смотрю: она,
моя голубушка, сидит на постели, сложила вот этак
ручки, а слезы в три ручья так и текут. «Так все кончено?» — только она и сказала и закрыла лицо руками. Я вскочила, стала спрашивать: «Что с вами?»
Да, пожать умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая?
Ножка
моя стройная?
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными
ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю дух
мой». А руки принадлежат дьяволу, имя ему Разум, и это он убил бога.
— Слава Богу… Вот тетушка прислала вам ваше любимое
мыло, розовое, — сказала она, кладя
мыло на стол и полотенца на
ручки кресел.
— Что изволит
моя царица — то закон! — произнес пан, галантно поцеловав
ручку Грушеньки. — Прошу пана до нашей компании! — обратился он любезно к Мите. Митя опять привскочил было с видимым намерением снова разразиться тирадой, но вышло другое.
Так он и затрясся весь, схватил
мою руку в свои обе
ручки, опять целует.
Идем мы с Илюшей,
ручка его в
моей руке, по обыкновению; махонькая у него
ручка, пальчики тоненькие, холодненькие, — грудкой ведь он у меня страдает.
— Великий старец, изреките, оскорбляю я вас
моею живостью или нет? — вскричал вдруг Федор Павлович, схватившись обеими руками за
ручки кресел и как бы готовясь из них выпрыгнуть сообразно с ответом.
— Не устыдите ведь вы меня, милая барышня, что
ручку мою при Алексее Федоровиче так целовали.
Четвертого дня Петра Михайловича,
моего покровителя, не стало. Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год пошел; в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши
ручки и остаюсь» и т. д.
— «Вера Павловна!» — он пошатнулся, да, он пошатнулся, он схватился за
ручку двери; но она уж побежала к нему, обняла его: «милый
мой, милый
мой!
И ее маленькая горячая
ручка крепко стиснула
мою.
Отец
мой брал деньги, Слепушкин кланялся в пояс и просил
ручку, которую барин не давал.
Отец
мой говорил с ними несколько слов; одни подходили к
ручке, которую он никогда не давал, другие кланялись, — и мы уезжали.
«Что за картина! что за чудная живопись! — рассуждал он, — вот, кажется, говорит! кажется, живая! а дитя святое! и
ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты
мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан...
Встань,
мой ненаглядный сокол, протяни
ручку свою! приподымись! погляди хоть раз на твою Катерину, пошевели устами, вымолви хоть одно словечко…
Я слышал, как он ударил ее, бросился в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый, в новом мундире, бьет ее в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной
ручкой в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после
моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима в бок.
Только пасынок Ионушко
Не поверил слезам мачехи,
Положил он ей
ручку на сердце,
Говорил он ей кротким голосом:
— Ой ты, мачеха, судьба
моя,
Ой ты, птица ночная, хитрая,
А не верю я слезам твоим...
— Неужели, сударыня? — спросил Максим с комическою важностью, принимая в свою широкую руку маленькую
ручку девочки. — Как я благодарен
моему питомцу, что он сумел расположить в
мою пользу такую прелестную особу.
Я схватился между тем за
ручку двери, чтобы, не отвечая, уйти; но я сам задыхался, и вдруг волнение
мое разразилось таким сильнейшим припадком кашля, что я едва мог устоять.
— О, не беспокойтесь, — перебил я опять, хватаясь за
ручку двери, — меня смотрел на прошлой неделе Б-н (опять я ввернул тут Б-на), — и дело
мое решенное. Извините…
Не знаю, пришел ли я слишком рано (кажется, действительно рано пришел), но только что я занял
мое место подле Аглаи Ивановны, смотрю, являются Гаврила Ардалионович и Варвара Ардалионовна, оба под
ручку, точно гуляют.
— Лета ихние! Что делать-с! — заметил Гедеоновский. — Вот они изволят говорить: кто не хитрит. Да кто нонеча не хитрит? Век уж такой. Один
мой приятель, препочтенный и, доложу вам, не малого чина человек, говаривал: что нонеча, мол, курица, и та с хитростью к зерну приближается — все норовит, как бы сбоку подойти. А как погляжу я на вас,
моя барыня, нрав-то у вас истинно ангельский; пожалуйте-ка мне вашу белоснежную
ручку.
Где и что с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами — не знаю, правда ли это, — да сохранит его бог и вас; доброй
моей Марье Яковлевне целую
ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
— Голубка
моя, красавица
моя! — лепетала старуха, ловя
ручку Евгении Петровны. — Ручку-то, ручку-то мне свою пожалуй.
— И только это? О, mem Kind! [О,
мое дитя! (нем.)] А я думал… мне бог знает что представилось! Дайте мне ваши руки, Тамара, ваши милые белые
ручки и позвольте вас прижать auf mein Herz, на
мое сердце, и поцеловать вас.
— А теперь? Теперь? — спрашивает Лихонин с возраставшим волнением. — Глядеть сложа
ручки?
Моя хата с краю? Терпеть, как неизбежное зло? Мириться, махнуть рукой? Благословить?
Она ждет меня, она не спит ночей, она складывает
ручки моим малюткам и вместе с ними шепчет: «Господи, спаси и сохрани папу».
— Панычу ж мий, золотко ж
мое серебряное, любый
мой! Вы ж мене, бабу пьяную, простыте. Ну, що ж? Загуляла! — Она кинулась было целовать ему руку. — Та я же знаю, що вы не гордый, як другие паны. Ну, дайте, рыбонька
моя, я ж вам
ручку поцелую! Ни, ни, ни! Просю, просю вас!..
— Merci, что вы так скоро послушались
моего приглашения, — сказала она, кланяясь с ним, но не подавая ему руки, — а я вот в каком костюме вас принимаю и вот с какими руками, — прибавила она, показывая ему свои довольно красивые
ручки, перепачканные в котлетке, которую она сейчас скушала.
Иногда только рассудок как будто возвращался к ней вполне. Однажды мы оставались одни: она потянулась ко мне и схватила
мою руку своей худенькой, воспаленной от горячечного жару
ручкой.
— Нет, видишь, Ваня, — продолжала она, держа одну свою
ручку на
моем плече, другою сжимая мне руку, а глазками заискивая в
моих глазах, — мне показалось, что он был как-то мало проникнут… он показался мне таким уж mari [мужем (франц.)], — знаешь, как будто десять лет женат, но все еще любезный с женой человек.
Она рыдала до того, что с ней сделалась истерика. Насилу я развел ее руки, обхватившие меня. Я поднял ее и отнес на диван. Долго еще она рыдала, укрыв лицо в подушки, как будто стыдясь смотреть на меня, но крепко стиснув
мою руку в своей маленькой
ручке и не отнимая ее от своего сердца.
Она судорожно-страстно потянулась ко мне, и когда я наклонился к ней, она крепко обхватила
мою шею своими смуглыми худенькими
ручками и крепко поцеловала меня, а потом тотчас же потребовала к себе Наташу; я позвал ее...
Я было приложил руку к ее лбу, чтоб пощупать, есть ли жар, но она молча и тихо своей маленькой
ручкой отвела
мою и отвернулась от меня лицом к стене.
Она быстро поднесла к
моим губам руку, но я был так зол, что только чуть-чуть прикоснулся к этой хорошенькой, душистой
ручке…
–"Сыну
моему Семену — село Вырыпаево с деревнями, всего триста пятьдесят пять душ; второе, сыну
моему Дмитрию — село Последово с деревнями, да из вырыпаевской вотчины деревни Манухину, Веслицыну и Горелки, всего девятьсот шестьдесят одну душу…" — Марья Петровна остановилась и взглянула на Митеньку: ей очень хотелось, чтоб он хоть
ручку у ней поцеловал, но тот даже не моргнул глазом. — Да что ж ты молчишь-то! что ты, деревянный, что ли! — почти крикнула она на него.
— Стой… да ты не загадывай вперед… экой ты, братец, непостоянной! Едем мы, это, городом, а я тоже парень бывалый, про кутузку-то слыхивал. Подъехали к постоялому, я ее, значит, за
ручку, высаживаю… жду… И вдруг, братец ты
мой, какую перемену слышу!"А что, говорит, Иван, я здесь только ночь переночую, а завтра опять к себе в усадьбу — доставил бы ты меня!"
На расспросы
мои он сообщил, что у него сестра, сидит без работы, больная; может, и правда, но только я узнал потом, что этих мальчишек тьма-тьмущая: их высылают «с
ручкой» хотя бы в самый страшный мороз, и если ничего не наберут, то наверно их ждут побои.
Бегом через знакомые полутесные гулкие комнаты — почему-то прямо туда, в спальню. Уже у дверей схватился за
ручку и вдруг: «А если она там не одна?» Стал, прислушался. Но слышал только: тукало около — не во мне, а где-то около меня —
мое сердце.
Я от нее в сторону да крещу ее, а сам пячуся, а она обвила
ручками мои колени, а сама плачет, сама в ноги, кланяется и увещает...