Тогда на месте А. А. Волкова, сошедшего с ума на том, что поляки хотят ему поднести
польскую корону (что за ирония — свести с ума жандармского генерала на короне Ягеллонов!), был Лесовский. Лесовский, сам поляк, был не злой и не дурной человек; расстроив свое именье игрой и какой-то французской актрисой, он философски предпочел место жандармского генерала в Москве месту в яме того же города.
Объяснялось это тем, что будто бы у светлейшего было желание получить
польскую корону, а по польским законам королем мог быть гражданин и подданный этого государства.
Карл требовал, чтобы противник его навсегда отказался от
польской короны в пользу Станислава Лещинского [Лещинский Станислав (1677–1766) — шведский ставленник на польском престоле (1704–1709), бежавший из Польши после победы Петра I над шведами под Полтавой.], и — кто б помыслил, чтобы завоеватель царств, даривший их, как игрушки, жадничал более всего приобретения одного человека? — он потребовал выдачи Паткуля.
Но, — прибавлял он всегда с горькой улыбкою, — блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!» В царствование Лжедимитрия, а потом Шуйского оба заштатные чиновника старались опять попасть ко двору; но попытки их не имели успеха, и они решились пристать к партии боярина Шалонского, который обнадежил Лесуту, что с присоединением России к
польской короне число сановников при дворе короля Сигизмунда неминуемо удвоится и он не только займет при оном место, равное прежней его степени, но даже, в награду усердной службы, получит звание одного из дворцовых маршалов его польского величества.
Неточные совпадения
Почти все представляли поляков, а один — короля
польского в
короне и порфире.
Французские искатели приключений и
польская шляхта уже мечтали о почестях и богатствах, ожидающих их в Петербурге, если, при содействии их, очаровавшая всех милою любезностию, своим умом и разнообразными талантами ежедневная их собеседница наденет на свою красивую головку русскую императорскую
корону.
Вообще в показаниях обоих поляков, Чарномского и Доманского, заметно старание выгородить не только себя, но и все
польское дело, дать всему такой вид, чтобы не было обнаружено участие конфедератов, особенно же князя Карла Радзивила и иезуитов в замыслах созданной
польскою интригою претендентки на русскую
корону.
Разбитый Карлом XII, Август отрекся от
короны, но в 1709 г. был вновь восстановлен на
польском престоле Петром I.], но, и при этом государе, вялом, ненадежном, неславолюбивом, найдя круг действий своих тесным, вступил в службу к Петру I.
Несмотря, что речь шла только о ногах, Август должен был снять с головы
корону и скрепя сердце поздравить с нею нового
польского короля, указанного мечом победителя.
Гордый, не зная почему, своим панцирным боярством и разве тем, что предок его держал стремя у одного из
польских королей и удостоился приветливых слов наияснейшего, он стремился дорыться, во что бы то ни стало, в архивных мусорах до утраченной дворянской
короны.