Неточные совпадения
А прежде чем
положить хлеб с
луком в рот, он, сморщив ноздри длинного носа, понюхал хлеб, как цветок.
Дьякон все делал медленно, с тяжелой осторожностью. Обильно посыпав кусочек хлеба солью, он
положил на хлеб колечко
лука и поднял бутылку водки с таким усилием, как двухпудовую гирю. Наливая
в рюмку, он прищурил один огромный глаз, а другой выкатился и стал похож на голубиное яйцо. Выпив водку, открыл рот и гулко сказал...
— Младший… Прости меня, царь, я не мог настоять на том, чтобы твое повеление было исполнено
в точности… Младший натянул тетиву и
положил уже на нее стрелу, но вдруг опустил
лук к ногам, повернулся и сказал, заплакав: «Нет, я не могу сделать этого… Не буду стрелять
в труп моего отца».
Для чего достал он из колчана своего острейшую из стрел, намазал ее ядом, им же составленным: ядом сладким, горьким, восхищающим, умерщвляющим, возвышающим и унижающим; таковую стрелу сей плутишка
положил на свой
лук и, поместясь
в несравненные, серенькие, плутовские глазки, пустил из них свою стрелу, которая, полетев, попала мне прямо
в сердце и пронзила его насквозь.
По
Луки замечанию было так, что англичанин точно будто жаждал испытать опасных деяний и
положил так, что поедет он завтра
в монастырь к епископу, возьмет с собою изографа под видом злотаря и попросит ему икону ангела показать, дабы он мог с нее обстоятельный перевод снять будто для ризы; а между тем как можно лучше
в нее вглядится и дома напишет с нее подделок.
В горнице поставили всю свою святыню, как надо по отеческому закону:
в протяженность одной стены складной иконостас раскинули
в три пояса, первый поклонный для больших икон, а выше два тябла для меньшеньких, и так возвели, как должно, лествицу до самого распятия, а ангела на аналогии
положили, на котором
Лука Кирилов Писание читал.
Ждали их по-пустому до самого праздника, но зато как только отпели святую заутреню и попы стали
в ряд посреди церкви с лукошками, чтобы все люди подходили к ним христосоваться и
класть яйца, то вдруг подошел с желтым,
в луке крашенным яйцом и Кромсай.
И, когда служивый улегся
в клети на мягкой ильинской соломе, развязала она походную его котому́ и, сколько было
в ней порожнего места, столько наложила ему на дорогу и хлеба, и пирогов, и баранины, что от обеда осталось, картошки
в загнетке напекла, туда же сунула,
луку зеленого, стручков гороховых первого бранья, даже каленых орехов, хоть служивому и нечем было их грызть. Наполнив съестным котому, добрая старушка набожно перекрестилась. Все одно, что тайную милостыню на окно бобылке
положила.
В комнате на станции тускло горит лампочка. Пахнет керосином, чесноком и
луком. На одном диване лежит поручик
в папахе и спит, на другом сидит какой-то бородатый человек и лениво натягивает сапоги; он только что получил приказ ехать куда-то починять телеграф, а ему хочется спать, а не ехать. Поручик с аксельбантом и доктор сидят за столом,
положили отяжелевшие головы на руки и дремлют. Слышно, как храпит папаха и как на дворе стучат молотом.
— А
в вас что вскипело теперь, друг Николай Петрович? — остановил его
Лука Иванович,
положив ему руку на колена.