Неточные совпадения
Ну, батюшка, — сказал он, прочитав письмо и отложив в сторону мой паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером переведен в ***
полк, и чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай в Белогорскую крепость, где ты будешь в команде
капитана Миронова, доброго и честного человека.
— Тогда, это… действительно — другое дело! — выговорил Харламов, не скрывая иронии. — Но, видите ли: мне точно известно, что в 905 году
капитан Вельяминов был подпоручиком Псковского
полка и командовал ротой его, которая расстреливала людей у Александровского сквера. Псковский
полк имеет еще одну историческую заслугу пред отечеством: в 831 году он укрощал польских повстанцев…
Лейб-гвардии
капитаном Измайловского
полка он находился при миссии в Лондоне; Павел, увидя это в списках, велел ему немедленно явиться в Петербург. Дипломат-воин отправился с первым кораблем и явился на развод.
Отец мой почти совсем не служил; воспитанный французским гувернером в доме набожной и благочестивой тетки, он лет шестнадцати поступил в Измайловский
полк сержантом, послужил до павловского воцарения и вышел в отставку гвардии
капитаном; в 1801 он уехал за границу и прожил, скитаясь из страны в страну, до конца 1811 года.
Как только мать стала оправляться, отец подал просьбу в отставку; в самое это время приехали из
полка мои дяди Зубины; оба оставили службу и вышли в чистую, то есть отставку; старший с чином майора, а младший —
капитаном.
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни в чем не виновного, поставили в
полку под ранцы с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже в чине
капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на шинели снесли без чувств в лазарет; как потом, проходя по лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
Командовал ею
капитан Стельковский, странный человек: холостяк, довольно богатый для
полка, — он получал откуда-то ежемесячно около двухсот рублей, — очень независимого характера, державшийся сухо, замкнуто и отдаленно с товарищами и вдобавок развратник.
— Что вы мне очки втираете? Дети? Жена? Плевать я хочу на ваших детей! Прежде чем наделать детей, вы бы подумали, чем их кормить. Что? Ага, теперь — виноват, господин полковник. Господин полковник в вашем деле ничем не виноват. Вы,
капитан, знаете, что если господин полковник теперь не отдает вас под суд, то я этим совершаю преступление по службе. Что-о-о? Извольте ма-алчать! Не ошибка-с, а преступление-с. Вам место не в
полку, а вы сами знаете — где. Что?
— Стыдно вам-с,
капитан Слива-с, — ворчал Шульгович, постепенно успокаиваясь. — Один из лучших офицеров в
полку, старый служака — и так распускаете молодежь. Подтягивайте их, жучьте их без стеснения. Нечего с ними стесняться. Не барышни, не размокнут…
— Эти воспоминания имели тем бòльшую прелесть для штабс-капитана Михайлова, что тот круг, в котором ему теперь привелось жить в пехотном
полку, был гораздо ниже того, в котором он вращался прежде, как кавалерист и дамский кавалер, везде хорошо принятый в городе Т.
— Я воспользовался вашим позволением быть у вас:
капитан учебного карабинерного
полка Зверев!
И он не только остается в
полку по-прежнему, но производится сначала в штабс-капитаны, потом в
капитаны, делается полковым адъютантом (казначеем он уж был), и, наконец, в день полкового юбилея…
Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и унтер-офицерском званиях, если не проходили их в колыбели и не падали всем на голову из сержантов гвардии
капитанами в армейские
полки.
Командир
полка, в котором служил Тимашев, добрейший и любезнейший из людей, любимый всеми без исключения, генерал-майор Мансуров, прославившийся потом с Суворовым на Альпийских горах при переправе через Чертов мост, сам недавно женившийся по любви, знал приключения своего
капитана, сочувствовал им и принял влюбленных под свое покровительство.
Прекрасная татарка Сальме в свою очередь влюбилась в красивого русского офицера, служившего
капитаном в
полку, который стоял в окрестностях Уфы.
Едва не попал в плен штабс-капитан Ленкоранского
полка Линевич [Впоследствии главнокомандующий во время японской войны], слишком зарвавшийся вперед, но его отбили у турок наши охотники.
От вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а на середине пути стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в
полку нам еще
капитан Ярилов рассказывал.
— Он служил
капитаном при Суворове, в Фанагорийском
полку.
На другой день Петр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского
полка, в коей он сам был
капитаном. Придворные окружили Ибрагима, всякой по своему старался обласкать нового любимца. Надменный князь Меншиков дружески пожал ему руку. Шереметев осведомился о своих парижских знакомых, а Головин позвал обедать. Сему последнему примеру последовали и прочие, так что Ибрагим получил приглашений по крайней мере на целый месяц.
— Да, — продолжал городничий, — в тысяча восемьсот первом году я находился в сорок втором егерском
полку в четвертой роте поручиком. Ротный командир у нас был, если изволите знать,
капитан Еремеев. — При этом городничий запустил свои пальцы в табакерку, которую Иван Иванович держал открытою и переминал табак.
Ровно за десять лет оставил я их офицерами Измайловского
полка: Мартынов был полковником, служакой, а Воропанов —
капитаном, вовсе фрунтовой службы не знающим, потому что всегда находился адъютантом у полкового командира.
Из поручика или штабс-капитана Измайловского
полка он сделался полковником, флигель-адъютантом и одним из самых близких людей к царствующему императору…
Бригадирша. Так и жить. Вить я, мать моя, не одна замужем. Мое житье-то худо-худо, а все не так, как, бывало, наших офицершей. Я всего нагляделась. У нас был нашего
полку первой роты
капитан, по прозванью Гвоздилов; жена у него была такая изрядная, изрядная молодка. Так, бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной; так, веришь ли Богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее, бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что. Ну, мы, наше сторона дело, а ино наплачешься, на нее глядя.
— Э, бросьте вы, благодетель, — возразил небрежно Рыбников. — Ну его к дьяволу! Меня в
полку дразнили японцем. Что там! Я — штабс-капитан Рыбников. Знаете, есть русская поговорка: рожа овечья, а душа человечья. А вот я расскажу вам, у нас в
полку был однажды случай…
Меня не устрашала скука дожидаться более двух часов начала представления; но я боялся, что мы сядем поздно обедать, а без обеда матушка ни за что меня не отпустит, ибо у нас обедали двое Мартыновых: первый из них, П. П., служил тогда штабс-капитаном в Измайловском
полку, а другой, А. П., служил в банке и был ревностным поклонником Лабзина.
У нас в
полку, когда, бывало,
капитан Горжевский мечет банк, то всегда сажает меня около себя.
Я являлся как бы из высшего мира: всё же отставной штабс-капитан блестящего
полка, родовой дворянин, независим и проч., а что касса ссуд, то тетки на это только с уважением могли смотреть, У теток три года была в рабстве, но все-таки где-то экзамен выдержала, — успела выдержать, урвалась выдержать, из-под поденной безжалостной работы, — а это значило же что-нибудь в стремлении к высшему и благородному с ее стороны!
Гусары заговорили о другом, тем и кончилось, но назавтра анекдот проник в наш
полк и тотчас же у нас заговорили, что в буфете из нашего
полка был только я один, и когда гусар А-в дерзко отнесся о
капитане Безумцеве, то я не подошел к А-ву и не остановил его замечанием.
Гусар А-в, вдруг войдя, громко при всех бывших тут офицерах и публике заговорил с двумя своими же гусарами об том, что в коридоре
капитан нашего
полка Безумцев сейчас только наделал скандалу «и, кажется, пьяный».
Выйдя на улицу, Вязовнин под первым попавшимся газовым рожком вторично и с большим вниманием прочел врученную ему карточку. На ней стояли следующие слова: Alexandre Lebo euf, capitaine en second au 83-me de ligne. [Александр Лебёф, штабс-капитан 83-го линейного
полка (фр.).]
«В видах поддержания уровня знаний господ офицеров, предлагаю штабс-капитану Ермолину и поручику Петрову 2-му с будущей недели начать чтение лекций — первому по тактике, а второму по фортификации. О времени чтения, имеющего происходить в зале офицерского собрания, будет мною объявлено особым по
полку приказом».
Изумился Дмитрий Осипыч, узнав в пророке
капитана ихнего
полка Бориса Петровича Созоновича, молодого сослуживца, скоро нахватавшего чинов благодаря связям. Больше всех насмехался он над постом и молитвами Строинского, больше всех задорил его, желая вывести из терпенья. Наученный унтер-офицером, Строинский с твердостью отвечал Созоновичу...
Капитан-исправник случился тут, говорит он французам: «Правда ваша, много народу у нас на войну ушло, да эта беда еще не великая, медведéй
полки на французов пошлем».
Вечером мая 24 фельдмаршал князь Голицын потребовал к себе
капитана Преображенского
полка Александра Матвеевича Толстого [Впоследствии бригадир, умер в 1811 году.].
— Ведите меня к
капитану… Надо сказать… надо донести… Разведку удалось произвести… Один эскадрон всего…. Венгерские гусары…
Полка эрцгерцога Фердинанда… Вторые сутки на постое… Подожгли свою же деревню, подозревая жителей в укрывательстве наших казаков… Ждут подкрепления, чтобы идти дальше… Но Горя, Горя!.. Его схватили, как шпиона… мне удалось убежать, умчаться на их коне, a он…
Командиры рвали и метали, глядя на бегство своих офицеров. Приехал к нам в госпиталь один штабс-капитан с хроническим желудочно-кишечным катаром. К его санитарному листку была приложена четвертушка бумаги с следующими строками командира
полка...
В одном со мной вагоне едут штабс-капитан суздальского
полка Косьмич и ревизор компании «Надежда» г-н Котов.
Этот офицер, штабс-капитан Святополк-Мирский, прикомандированный к 1 читинскому казачьему
полку, раненый в кисть левой руки во время японских событий, был послан генералом Мищенко, действующим в так называемом, восточном отряде, на разведки в тыл неприятеля с одним казаком.
Граф Иосиф Янович Свянторжецкий действительно был вскоре зачислен
капитаном в один из гвардейских
полков, причем была принята во внимание полученная им в детстве военная подготовка. Отвращение к военной службе молодого человека, которое он чувствовал, если читатель помнит, будучи кадетом Осипом Лысенко, и которое главным образом побудило его на побег с матерью, не могло иметь места при порядках гвардейской военной службы Елизаветинского времени.
Пониже Дюмона покачивался на барабане, боком положенном,
капитан Преображенского
полка Глебовской, молодой и наружности привлекательной.
Гренадерская рота Преображенского
полка получила название «лейб-кампании»,
капитаном которой была сама императрица, капитан-поручик в этой роте равнялся полному генералу, поручик — генерал-лейтенантам, подпоручик — генерал-майорам, прапорщик — полковнику, сержант — подполковникам, капрал —
капитанам, унтер-офицеры, капралы и рядовые были пожалованы в потомственные дворяне; в гербы их внесена надпись «за ревность и верность», все они получили деревни и некоторые с очень значительным числом душ.
Ранен штаб-капитан 12
полка Артемьев двумя пулями в правую ногу, две другие пули попали в шашку.
Но пока что родная таратайка мчалась без удержу. Показание одного чиновника, добровольно сделанное пред командиром гвардейского корпуса генерал-адъютантом Васильчиковым, пролило на то, что прежде казалось маловажным, более истинный и, вместе с тем, более устрашающий свет, а затем, двумя различными путями: через юнкера 3-го бугского уланского
полка, Украинского военного поселения Шервуда и через
капитана вятского пехотного
полка Майбороду, обнаружено было существование заговора.
— Что с тобою? Почему ты грустен? — спросил однажды герцог Брауншвейгский одного из самых ревностных приверженцев Елизаветы Петровны,
капитана Семеновского
полка, стоявшего на карауле во дворце, и положил ему в руки кошелек с 300 дукатов.
Его брат Эрнст Бирон стал властным и грозным временщиком у русского престола. Получив его приглашение, братья не задумались оставить Польшу и в том же 1730 году прибыли в Россию, где старший, Карл, из польских подполковников был переименован в русские генерал-майоры, а младший, Густав,
капитан панцирных войск польской республики, сделан 1 ноября майором только что учрежденной лейб-гвардии Измайловского
полка.
Сын Петра Ивановича, Иван Петрович, служил
капитаном в одном из артиллерийских
полков, расположенных на Кавказе.
Эти генерал и офицер были: граф Алексей Андреевич Аракчеев и
капитан лейб-гвардии гренадерского
полка Петр Андреевич Клейнмихель, крестник графа Аракчеева, часто сопутствовавший ему в его прогулках, заменяя адъютанта, назначение которым состоялось в 1812 году, по переводе его в Преображенский
полк.
В этом же бою выказали поразительное мужество командир 36
полка полковник Багинкий, его адъютант штабс-капитан Кривцов, командир 2 батальона подполковник Остолопов и его офицеры.
Прадед графа Аракчеева, Степан, умер
капитаном, служа в армейских
полках; дед, Андрей, был убит в турецком походе Миниха, армейским поручиком, а отец его, тоже Андрей, служил в гвардии, в Преображенском
полку, и воспользовавшись милостивым манифестом 18 февраля 1762 года, по которому на волю дворян представлялось служить или не служить, вышел в отставку в чине поручика и удалился в свое небольшое поместье в 20 душ крестьян, которые при разделах пришлись в его долю из жалованного предку наследия, в тогдашнем Вышневолоцком уезде Тверской губернии.
— Ты не понимаешь дела. Несмотря на твои молодые годы, ты очень много потеряешь в военной службе. Если бы я назначал тебя к этой службе, то записал бы в
полк при самом рождении, это я мог бы сделать легко, тогда шестнадцати лет, явившись на службу, ты был бы уже офицером гвардии и мог бы выйти в армию
капитаном или секунд-майором… Теперь же тебе, знай это, придется начинать с солдата.