Неточные совпадения
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной
политики толковал, да мало они поняли".
Левин рассказал слышанное от Катавасова о том, что
говорят в Петербурге и,
поговорив о
политике, рассказал про свое знакомство с Метровым и поездку в заседание. Львова это очень заинтересовало.
Второй нумер концерта Левин уже не мог слушать. Песцов, остановившись подле него, почти всё время
говорил с ним, осуждая эту пиесу за ее излишнюю, приторную, напущенную простоту и сравнивая ее с простотой прерафаелитов в живописи. При выходе Левин встретил еще много знакомых, с которыми он
поговорил и о
политике, и о музыке, и об общих знакомых; между прочим встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.
Об висте решительно позабыли; спорили, кричали,
говорили обо всем: об
политике, об военном даже деле, излагали вольные мысли, за которые в другое время сами бы высекли своих детей.
Василий Иванович во время обеда расхаживал по комнате и с совершенно счастливым и даже блаженным видом
говорил о тяжких опасениях, внушаемых ему наполеоновскою
политикой и запутанностью итальянского вопроса.
Он стал
говорить более задорными словами, но старался, чтоб слова звучали мягко и убедительно. Рассказав о Метерлинке, о «Слепых», о «Прялке туманов» Роденбаха, он, посматривая на Инокова, строго заговорил о
политике...
Самгин сосредоточенно занялся кофе, это позволяло ему молчать. Патрон никогда не
говорил с ним о
политике, и Самгин знал, что он, вообще не обнаруживая склонности к ней, держался в стороне от либеральных адвокатов. А теперь вот он
говорит...
От его политических новостей и мелких городских сплетен Самгин терял аппетит. Но очень скоро он убедился, что этот человек
говорит о
политике из любезности, считая долгом развлекать нахлебника. Как-то за ужином он угрюмо сказал...
Я,
говорит, к чужому делу ошибочно пришит,
политикой не занимаюсь, а служил в земстве, вот именно по лесному делу».
— Вот — соседи мои и знакомые не
говорят мне, что я не так живу, а дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это
политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж отцам кричат: не в таких домах живете, не на тех стульях сидите, книги читаете не те! И заметно, что у родителей-атеистов дети — церковники…
— А сам ты как думаешь? — спросил Клим; он не хотел
говорить о
политике и старался догадаться, почему Марина, перечисляя знакомых, не упомянула о Лидии?
Говорили о том, что Россия быстро богатеет, что купечество Островского почти вымерло и уже не заметно в Москве, что возникает новый слой промышленников, не чуждых интересам культуры, искусства,
политики.
— Это ужасно! — сочувственно откликнулся парижанин. — И все потому, что не хватает денег. А мадам Муромская
говорит, что либералы — против займа во Франции. Но, послушайте, разве это
политика? Люди хотят быть нищими… Во Франции революцию делали богатые буржуа, против дворян, которые уже разорились, но держали короля в своих руках, тогда как у вас, то есть у нас, очень трудно понять — кто делает революцию?
— Да, Клим, —
говорила она. — Я не могу жить в стране, где все помешались на
политике и никто не хочет честно работать.
— Конечно, не плохо, что Плеве ухлопали, — бормотал он. — А все-таки это значит изводить бактерий, как блох, по одной штучке.
Говорят — профессура в
политику тянется, а? Покойник Сеченов очень верно сказал о Вирхове: «Хороший ученый — плохой
политик». Вирхов это оправдал: дрянь-политику делал.
Все это текло мимо Самгина, но было неловко, неудобно стоять в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных
политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов были знакомы ему; он отметил, что левые
говорят громко, но слова их стали тусклыми, и чувствовалось, что
говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное было сказано в городской думе, на собрании кадетской партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по делам Марины.
О
политике, о партийной работе она
говорила мало; это можно объяснить ее конспиративностью, это удобно объяснялось усталостью профессионалки.
Но и пение ненадолго прекратило ворчливый ропот людей, давно знакомых Самгину, — людей, которых он считал глуповатыми и чуждыми вопросов
политики. Странно было слышать и не верилось, что эти анекдотические люди, погруженные в свои мелкие интересы, вдруг расширили их и вот уже
говорят о договоре с Германией, о кабале бюрократов, пожалуй, более резко, чем газеты, потому что
говорят просто.
— Вы знаете, Клим Иванович, ваша речь имела большой успех. Я в
политике понимаю, наверно, не больше индюшки, о Дон-Кихоте — знаю по смешным картинкам в толстой книге, Фауст для меня — глуповатый человек из оперы, но мне тоже понравилось, как вы
говорили.
— В нашей воле дать
политику парламентариев в форме объективного рассказа или под соусом критики. Соус, конечно, будет
политикой. Мораль — тоже. Но о том, что литераторы бьют друг друга, травят кошек собаками, тоже можно
говорить без морали. Предоставим читателю забавляться ею.
— Однако — в какой струе плыть? Вот мой вопрос, откровенно
говоря. Никому, брат, не верю я. И тебе не верю.
Политикой ты занимаешься, — все люди в очках занимаются
политикой. И, затем, ты адвокат, а каждый адвокат метит в Гамбетты и Жюль Фавры.
— Кажется, земский начальник, написал или пишет книгу, новая звезда, как
говорят о балете. Пыльников таскает всяких… эдаких ко мне, потому что жена не велит ему заниматься
политикой, а он думает, что мне приятно терпеть у себя…
А в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о
политике и, относясь к Самгину с любопытством, утомлявшим его, в то же время
говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он приходил почти ежедневно и вел себя без церемонии, как в трактире. Все это заставило Самгина уехать в Москву, не дожидаясь возвращения матери и Варавки.
Говорили о будущем Великого сибирского пути, о маслоделии, переселенцах, о работе крестьянского банка, о таможенной
политике Германии.
Самым авторитетным человеком у Премировых был Кутузов, но, разумеется, не потому, что много и напористо
говорил о
политике, а потому, что артистически пел.
Говорили о господе Иисусе,
О жареном гусе,
О
политике, поэзии,
Затем — водку пить полезли...
Кутузов скучно начинал
говорить об аграрной
политике, дворянском банке, о росте промышленности.
«Да, найти в жизни смысл не легко… Пути к смыслу страшно засорены словами, сугробами слов. Искусство, наука,
политика — Тримутри, Санкта Тринита — Святая Троица. Человек живет всегда для чего-то и не умеет жить для себя, никто не учил его этой мудрости». Он вспомнил, что на тему о человеке для себя интересно
говорил Кумов: «Его я еще не встретил».
— Ах, Клим, не люблю я, когда ты
говоришь о
политике. Пойдем к тебе, здесь будут убирать.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! —
говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод,
политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
— А знаете, какой совет она мне дала на прощанье? «Вы,
говорит, теперь отдохните немного и дайте отдохнуть другим. Через год конкурс должен представить отчет в опеку, тогда вы их и накроете… Наверно, хватят большой куш с радости!» Каково сказано!.. Ха-ха… Такая
политика в этой бабенке — уму помраченье! Недаром миллионными делами орудует.
В
политике, которая в наше время играет господствующую роль, обычно
говорят не об истине и лжи, не о добре и зле, а о «правости» и «левости», о «реакционности» или «революционности», хотя такого рода критерий начинает терять всякий смысл.
Я мог
говорить о войне, о
политике, об обыденной жизни так, как будто бы я верил, подобно многим людям, в первичную, подлинную реальность всего этого.
Аристотель
говорит в своей, во многих отношениях замечательной, «
Политике»: «Человек есть естественно животное политическое, предназначенное к жизни в обществе, и тот, кто по своей природе не является частью какого-либо государства, есть существо деградированное или превосходящее человека».
Князь Гагин, введя в эту комнату Левина, назвал ее «умною». В этой комнате трое господ
говорили о последней новости в
политике.
Втайне старик очень сочувствовал этой местной газете, хотя открыто этого и не высказывал. Для такой
политики было достаточно причин. За дочь Тарас Семеныч искренне радовался, потому что она, наконец, нашла себе занятие и больше не скучала. Теперь и он мог с ней
поговорить о разных делах.
Он кроток и добродушно рассудителен, но когда
говорят о
политике, то выходит из себя и с неподдельным пафосом начинает
говорить о могуществе России и с презрением о немцах и англичанах, которых отродясь не видел.
Притом же Наполеон очень скоро потерял всякую надежду приблизить к себе русских, и уж, конечно, забыл бы и обо мне, которого приблизил из
политики, если бы… если б он не полюбил меня лично, я смело
говорю это теперь.
— О, дитя мое, я готов целовать ноги императора Александра, но зато королю прусскому, но зато австрийскому императору, о, этим вечная ненависть и… наконец… ты ничего не смыслишь в
политике!» — Он как бы вспомнил вдруг, с кем
говорит, и замолк, но глаза его еще долго метали искры.
Иногда с рудника Петр Елисеич завертывал к Ефиму Андреичу напиться чаю, а главным образом,
поговорить о разных разностях. Ефим Андреич выписывал «Сын отечества» и усиленно следил за
политикой, так что тема для разговоров была неисчерпаема.
— Опять
поговорили о
политике? —
говорила Нюрочка, если отец заставлял ее ждать с обедом.
О
политике не стану
говорить, потому что ничего в ней не понимаю; вижу только, что все довольно мрачно и что все в чрезвычайно натянутом положении.
О
политике не
говорю. Все так перепуталось, что аз, грешный, ровно ничего не понимаю.
Просите Николая Васильевича, чтоб он распорядился чрез Николая Яковлевича выпиской «Débats». Деньги потом внесем. Я не люблю «La Presse…» [«Пресса» — французская газета] О
политике ничего вам не
говорю — это останется до свидания…
О
политике не буду
говорить, набило оскомину. Удивляюсь одному, что при множестве войска никогда нет его там, где оно нужно.
Об
политике будем
говорить, писать не в состоянии…
Это — относительно, так сказать, внутренней
политики; что же касается до внешних отношений, то здесь вопрос усложняется тем, что нужно
говорить не об одном заводе, даже не о заводском округе, даже не об Урале, а вообще о всей нашей промышленной
политике, которая постоянно колебалась и колеблется между полной свободой внешнего рынка и покровительственной системой в строгом смысле слова.
— Я далек от мысли осуждать промышленную
политику правительства вообще, —
говорил генерал, разглаживая усы. — Вообще я друг порядка и крепкой власти. Но вместе с тем интересы русской промышленности, загнанные иностранными капиталами в дальний угол, заставляют нас принять свои меры. Кэри
говорит прямо…
— Это запрещено, надо же понять! Запрещено
говорить о
политике!..
Франция — это только отвод, —
говорил он, — с Францией он на Бельгии помирится или выбросит ей кусок Лотарингии — не Эльзас, нет! — а главным образом взоры его устремлены на Россию, — это узел его
политики, — вот увидите!"По его мнению, будь наше время несколько менее тревожно, и деятельность Бисмарка имела бы менее тревожный характер; он просто представлял бы собой повторение твердого, спокойного и строго-логического Гизо.