Неточные совпадения
— Нет, побудьте, пожалуйста. Мне нужно сказать вам… нет, вам, — обратилась она к Алексею Александровичу, и румянец
покрыл ей
шею и лоб. — Я не хочу и не могу иметь от вас ничего скрытого, — сказала она.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал
покрывать поцелуями ее лицо, руки и
шею.
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его,
покрывала поцелуями его голову,
шею, руки.
Кумов
сшил себе сюртук оригинального
покроя, с хлястиком на спине, стал еще длиннее и тихим голосом убеждал Варвару...
С последними словами Ляховская, как сумасшедшая, обхватила своими белоснежными, чудными руками
шею Лоскутова и
покрыла безумными поцелуями его лицо.
Глухонемая бросилась к девушке и принялась ее душить в своих могучих объятиях,
покрывая безумными поцелуями и слезами ее лицо,
шею, руки.
Один портрет во весь рост привлек на себя внимание князя: он изображал человека лет пятидесяти, в сюртуке
покроя немецкого, но длиннополом, с двумя медалями на
шее, с очень редкою и коротенькою седоватою бородкой, со сморщенным и желтым лицом, с подозрительным, скрытным и скорбным взглядом.
Одет он тоже не совсем обыкновенно. На нем светло-коричневый фрак с узенькими фалдочками старинного
покроя, серые клетчатые штаны со штрипками и темно-малиновый кашемировый двубортный жилет. На
шее волосяной галстух, местами сильно обившийся, из-под которого высовываются туго накрахмаленные заостренные воротнички, словно стрелы, врезывающиеся в его обрюзглые щеки. По всему видно, что он постепенно донашивает гардероб, накопленный в лучшие времена.
Он сел писать. Она прибирала на столе, поглядывая на него, видела, как дрожит перо в его руке,
покрывая бумагу рядами черных слов. Иногда кожа на
шее у него вздрагивала, он откидывал голову, закрыв глаза, у него дрожал подбородок. Это волновало ее.
Под Морозовым был грудастый черно-пегий конь с подпалинами. Его
покрывал бархатный малиновый чалдар, весь в серебряных бляхах. От кованого налобника падали по сторонам малиновые шелковые морхи, или кисти, перевитые серебряными нитками, а из-под
шеи до самой груди висела такая же кисть, больше и гуще первых, называвшаяся наузом. Узда и поводья состояли из серебряных цепей с плоскими вырезными звеньями неравной величины.
Увар Иванович лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную
шею и расходилась широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло
покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Я отворил дверь и пригласил «синего» жандарма войти, — это был Пепко в синем сербском мундире. Со страху Федосья видела только один синий цвет, а не разобрала, что Пепко был не в мундире русского
покроя, а в сербской куцой курточке. Можно себе представить ее удивление, когда жандарм бросился ко мне на
шею и принялся горячо целовать, а потом проделал то же самое с ней.
Сын кузнеца шёл по тротуару беспечной походкой гуляющего человека, руки его были засунуты в карманы дырявых штанов, на плечах болталась не по росту длинная синяя блуза, тоже рваная и грязная, большие опорки звучно щёлкали каблуками по камню панели, картуз со сломанным козырьком молодецки сдвинут на левое ухо, половину головы пекло солнце, а лицо и
шею Пашки
покрывал густой налёт маслянистой грязи.
— Она не
сшила мне к сроку панталон, — издевалось звездное
покрывало, и обе маски вместе с конногвардейцем залились.
Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями
покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую
шею.
Приведя голову в порядок, она вынула из комода пузырек с белою жидкостью и начала оною натирать лицо, руки и
шею; далее, вынув из того же комода ящичек с красным порошком, слегка
покрыла им щеки.
В то время как на последнем все было чисто и даже, пожалуй, щеголевато, — работник весь оброс грязью: пыль на лице и
шее размокла от пота, рукав грязной рубахи был разорван, истертый и измызганный олений треух беззаботно
покрывал его голову с запыленными волосами, обрезанными на лбу и падавшими на плечи, что придавало ему какой-то архаический вид.
Морщины
покрывали не только его лоб и щеки, но даже нос и
шею, спина согнулась; а всё-таки в слабых кривых ногах видны были приемы старого кавалериста.
Мальчик принялся одеваться с осторожной торопливостью, и вскоре обе фигуры — деда и внука — промелькнули в сумерках комнаты. На мальчике было надето что-то вроде пальто городского
покроя, на ногах большие валенки,
шея закутана женским шарфом. Дед был в полушубке. Дверь скрипнула, и оба вышли наружу.
Апостольник — у монахов
покрывало на
шею и грудь.
Одного только для живущих девиц у нас не полагается — платьица бы немецким
покроем не
шили да головку бы завсегда покровенну имели, хоть бы маленьким платочком повязывались, потому что так по Писанию.
Лодка велика. Кладут в нее сначала пудов двадцать почты, потом мой багаж, и всё
покрывают мокрыми рогожами… Почтальон, высокий пожилой человек, садится на тюк, я — на свой чемодан. У ног моих помещается маленький солдатик, весь в веснушках. Шинель его хоть выжми, и с фуражки за
шею течет вода.
— Мне не больно, я не ушиблась! Да право же, — и
покрывала поцелуями лицо,
шею и руки матери.
— Тася! Тася! Детка моя! Сокровище мое, — шептала Нина Владимировна, задыхаясь от счастья и
покрывая лицо,
шею и ручонки дочери поцелуями и слезами.
Катра вынула из кармана револьвер. Она обняла мою
шею рукою, крепко прижала к себе. Другой рукой
покрыла плоский, блестящий револьвер. Грозно-веселый свет безумно лился из ее глаз в мои.
А я уже схватила на руки мое сокровище и прижимала к груди с сильно бьющимся сердцем,
покрывая его личико,
шею и ручонки градом крепких жгучих поцелуев, вся дрожа от острой радости встречи.
Она задрожала и сделала невольное движение, чтобы вырваться из его объятий, но безуспешно, он сжимал ее все с большею и большею силой,
покрывая ее лицо и
шею жгучими поцелуями.
Она поняла его тогда, когда уже было поздно. Пан Кржижановский все еще продолжал
покрывать поцелуями ее губы, щеки и
шею.
— Дочь моя! — вдруг кинулась ей на
шею Мариула и стала
покрывать обнаженное плечо Домаши нежными поцелуями.
Когда сын и мать выплакались и успокоились, когда он перестал
покрывать ее руки поцелуями, обливая их слезами, а она с какою-то ненасытностью целовать его в лоб, щеки, губы, Зинаида Сергеевна вдруг бросилась на
шею Потемкину и поцеловала его в губы.
Он привлек ее к себе и
покрыл поцелуями ее лицо и
шею.
Он заключил ее в объятия и стал
покрывать ее лицо и
шею страстными поцелуями.
Вдруг больная обхватила его за
шею горячими руками стала
покрывать его лицо, глаза, губы страстными поцелуями.
Он неистово продолжал
покрывать ее губы, щеки и
шею страстными поцелуями.
Через мгновение он
покрывал бешеными, страстными поцелуями ее губы, глаза,
шею и, как безумный, повторял одни и те же слова...
Лиго!» Разнообразные звуки колокольчиков, привешенных к
шее пасущихся стад,
покрывали эти песни каким-то чудным строем.
Ее хорошенькая головка, глубокий взгляд, несколько строгий профиль, немного смуглый цвет матовой кожи ручались за успех, о котором она мечтала и который заранее ее волновал,
покрывал обыкновенно бледные щеки легким румянцем. Небольшая нитка жемчуга на
шее, две большие жемчужины в маленьких ушках, золотой гладкий браслет на левой руке поверх длинной белой перчатки довершали ее наряд.
Одевался он по-заграничному, носил высокую цилиндрическую шляпу, белый фуляр на
шее, светлое, английского
покроя пальто и башмаки с гетрами на толстых подошвах. Он упирался на палку с серебряным матовым набалдашником.