Неточные совпадения
Какие вещи — рублей пятьсот стоят. «Положите, говорит, завтра поутру
в ее комнату и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что я не утерплю — скажу. Я его просила посидеть, не остался; с каким-то иностранцем ездит, город ему
показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, говорит, этому иностранцу все замечательные трактирные заведения
показать!» Хотел к нам привезти этого иностранца. (Взглянув
в окно.) А вот и Мокий Парменыч! Не выходи, я лучше одна с ним потолкую.
— Вчера там, — заговорила она,
показав глазами на
окно, — хоронили мужика. Брат его, знахарь, коновал, сказал… моей подруге: «Вот, гляди, человек сеет, и каждое зерно, прободая землю, дает хлеб и еще солому оставит по себе, а самого человека зароют
в землю, сгниет, и — никакого толку».
И с этого момента уже не помнил ничего. Проснулся он
в комнате, которую не узнал, но большая фотография дяди Хрисанфа подсказала ему, где он. Сквозь занавески
окна в сумрак проникали солнечные лучи необыкновенного цвета, верхние стекла
показывали кусок неба, это заставило Самгина вспомнить комнатенку
в жандармском управлении.
Затем, попросив у Клима три рубля, исчез. Посмотрев
в окно, как легко и споро он идет по двору, Клим захотел
показать ему кулак.
Самгин сконфуженно вытер глаза, ускорил шаг и свернул
в одну из улиц Кунавина, сплошь занятую публичными домами. Почти
в каждом
окне, чередуясь с трехцветными полосами флагов, торчали полуодетые женщины,
показывая голые плечи, груди, цинически перекликаясь из
окна в окно. И, кроме флагов, все
в улице было так обычно, как будто ничего не случилось, а царь и восторг народа — сон.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад, заглянул
в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у
окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно
показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Бабушку никто не любил. Клим, видя это, догадался, что он неплохо сделает,
показывая, что только он любит одинокую старуху. Он охотно слушал ее рассказы о таинственном доме. Но
в день своего рождения бабушка повела Клима гулять и
в одной из улиц города,
в глубине большого двора, указала ему неуклюжее, серое, ветхое здание
в пять
окон, разделенных тремя колоннами, с развалившимся крыльцом, с мезонином
в два
окна.
— Народ бьют. Там, — он деревянно протянул руку,
показывая пальцем
в окно, — прохожему прямо
в глаза выстрелили. Невозможное дело.
Тесной группой шли политические, человек двадцать, двое —
в очках, один — рыжий, небритый, другой — седой, похожий на икону Николая Мирликийского, сзади их покачивался пожилой человек с длинными усами и красным носом; посмеиваясь, он что-то говорил курчавому парню, который шел рядом с ним, говорил и
показывал пальцем на
окна сонных домов.
Клим покорно ушел, он был рад не смотреть на расплющенного человека.
В поисках горничной, переходя из комнаты
в комнату, он увидал Лютова; босый,
в ночном белье, Лютов стоял у
окна, держась за голову. Обернувшись на звук шагов, недоуменно мигая, он спросил,
показав на улицу нелепым жестом обеих рук...
Но на другой день, с утра, он снова помогал ей устраивать квартиру. Ходил со Спиваками обедать
в ресторан городского сада, вечером пил с ними чай, затем к мужу пришел усатый поляк с виолончелью и гордо выпученными глазами сазана, неутомимая Спивак предложила Климу
показать ей город, но когда он пошел переодеваться, крикнула ему
в окно...
Он очень удивился, увидав, что его привели не
в полицейскую часть, как он ожидал, а, очевидно,
в жандармское управление,
в маленькую комнату полуподвального этажа: ее
окно снаружи перекрещивала железная решетка, нижние стекла упирались
в кирпичи ямы, верхние
показывали квадратный кусок розоватого неба.
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли,
в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не
показывает в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и
в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю
в скобках).
— Несчастный! а чем, позволь спросить? — заговорила она, — здоров, умен, имение есть, слава Богу, вон какое! — Она
показала головой
в окна. — Чего еще: рожна, что ли, надо?
— Вон его горница, — сказала баба,
показывая на одно из
окон, выходивших
в поле. — А тут он спит.
Коля же
в эти мгновения или смотрел нахмуренно
в окно, или разглядывал, не просят ли у него сапоги каши, или свирепо звал Перезвона, лохматую, довольно большую и паршивую собаку, которую с месяц вдруг откуда-то приобрел, втащил
в дом и держал почему-то
в секрете
в комнатах, никому ее не
показывая из товарищей.
Вошед
в комнату, я тотчас узнал картинки, изображающие историю блудного сына; стол и кровать стояли на прежних местах; но на
окнах уже не было цветов, и все кругом
показывало ветхость и небрежение.
У
окна сидел, развалясь, какой-то «друг дома», лакей или дежурный чиновник. Он встал, когда я взошел, вглядываясь
в его лицо, я узнал его, мне эту противную фигуру
показывали в театре, это был один из главных уличных шпионов, помнится, по фамилии Фабр. Он спросил меня...
Когда мы ехали домой, весть о таинственном браке разнеслась по городу, дамы ждали на балконах,
окна были открыты, я опустил стекла
в карете и несколько досадовал, что сумерки мешали мне
показать «молодую».
— Пока мала, и пусть побалуется, а когда
в разум войдет, мы и строгость
покажем. Одна ведь она у меня, как перст… Только и свету
в окне.
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго смотрели
в окно, как сеет дождь на крыши, на двор, заросший травою, как беднеют яблони, теряя лист. Говорил Хорошее Дело скупо, но всегда какими-то нужными словами; чаще же, желая обратить на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и
показывал глазом, подмигивая.
— Тятенька, Мишка буянит неестественно совсем! Обедал у меня, напился и начал безобразное безумие
показывать: посуду перебил, изорвал
в клочья готовый заказ — шерстяное платье,
окна выбил, меня обидел, Григория. Сюда идет, грозится: отцу, кричит, бороду выдеру, убью! Вы смотрите…
— А кто его знает… Мне не
показывает. На ночь очень уж запираться стал; к
окнам изнутри сделал железные ставни, дверь двойная и тоже железом окована… Железный сундук под кроватью, так
в ем у него деньги-то…
Но зато же я решился ее пробрать и настроил
в окне такой силок, что чуть она ночью морду
показала, тут ее сейчас и прихлопнуло, и она сидит и жалится, мяучит.
Вторая копия у меня вышла лучше, только
окно оказалось на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями:
в окнах сидели барыни с веерами
в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий,
показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового
окна, я читал, пока не озяб, а вечером, когда хозяева ушли ко всенощной, снес книгу
в кухню и утонул
в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня
в иную жизнь, к новым именам и отношениям,
показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.
Много разных картин
показали мне эти
окна: видел я, как люди молятся, целуются, дерутся, играют
в карты, озабоченно и беззвучно беседуют, — предо мною, точно
в панораме за копейку, тянулась немая, рыбья жизнь.
Он вздрогнул, — девица
показала ему язык и исчезла.
В другой раз кто-то весело крикнул из
окна...
— Я теперь так поступать буду, — продолжает ораторствовать помпадур, — что бы там ни случилось — закон! Пешком человек идет —
покажи закон!
в телеге едет — закон! Я вас дойму, милостивый государь, этим законом! Вон он! вон он! — восклицает он, завидев из
окна мужика, едущего на базар, — с огурцами на базар едет! где закон? остановить его!
В окне показалась бородатая голова
в шапке; два тусклых глаза безучастно взглянули на Брагина и остановились. Не выпуская изо рта дымившейся трубки с медной цепочкой, голова безмолвно
показала глазами направо, где стояла совсем вросшая
в землю избенка, точно старый гриб, на который наступили ногой.
Хорошо мне жилось, никуда меня даже не тянуло отсюда, так хорошо! Да скоро эта светлая полоса моей жизни оборвалась, как всегда, совершенно неожиданно. Отдыхал я как-то после обеда
в своей комнате, у
окна, а наискось у своего
окна стояла Женя, улыбаясь, и
показывала мне мой подарок, перламутровый кошелек, а потом и крикнула...
Окна затворились, и снова настала совершенная тишина. Подойдя к развалинам, казаки вошли вслед за боярином Кручиною во внутренность разоренной церкви.
В трапезе, против того места, где заметны еще были остатки каменного амвона, Шалонский
показал на чугунную широкую плиту с толстым кольцом. Когда ее подняли, открылась узкая и крутая лестница, ведущая вниз.
Вместо ответа Кудимыч
показал на
окно,
в которое с надворья выглядывала отвратительная рожа, с прищуренными глазами и рыжей бородою.
Окна смотрели на двор или навесы, так что с галереи не было возможности рассмотреть, что происходило
в харчевне; но на этот раз огонь, отражавшийся
в луже, достаточно
показывал присутствие гостей.
Градобоев (Сидоренке). Расставляй команду к
окнам, к дверям и к воротам, чтоб муха не пролетела. Хо, хо, хо! У меня пропажа не находится! Пропажа не находится! Вот я ему
покажу, как не находится. Я ему найду, уткну его носом
в деньги-то. Смотри, скажу, смотри! Не находятся? Видишь ты теперь? А вот, чтоб ты не обижал старых, заслуженных офицеров, я эти денежки теперь
в карман. Сидоренко, бумаги с тобой, постановление писать?
Скромнейшим образом возился он с листочками да корешочками, и никому решительно не была известна мера его обширных знаний естественных наук; но когда Орсини бросил свои бомбы под карету Наполеона III, а во всех кружках затолковали об этих ужасных бомбах и недоумевали, что это за состав был
в этих бомбах, Кирилл Александрович один раз вызвал потихоньку
в сад свою сестру, стал с ней под
окном каменного грота,
показал крошечную, черненькую грушку, величиною
в маленький женский наперсток и, загнув руку, бросил этот шарик на пол грота.
Он вспомнил, что при въезде
в город видел ряд постоялых дворов. Пятак он оставил
в кармане для уплаты за ночлег, а за две копейки купил мерзлого хлеба и, спрятав
в карман, ломал по кусочкам и ел из горсти. Это подкрепило силы. Проходя мимо часового магазина, он взглянул
в окно. Большие стенные часы
показывали семь. Было еще рано идти на постоялый двор, и Иванов зашел
в биллиардную. Комната была полна народом. Шла крупная интересная игра. Публика внимательно следила за каждым ударом двух знаменитых игроков.
— Я сейчас же к ним
в церковь и пойду, благо обедня еще не кончилась. Ведь эта большая церковь, вероятно, ваш приход? — присовокупила она,
показывая на видневшуюся
в окно огромную колокольню.
Но гуляли женщины редко, — и день и вечер проводили
в стенах, мало замечая, что делается за
окнами: все куда-то шли и все куда-то ехали люди, и стал привычен шум, как прежде тишина. И только
в дождливую погоду, когда
в мокрых стеклах расплывался свет уличного фонаря и особенным становился стук экипажей с поднятыми верхами, Елена Петровна обнаруживала беспокойство и говорила, что нужно купить термометр, который
показывает погоду.
Вот стоял я так-то
в раздумье у
окна — и помню я: темнота набежала внезапная, синяя темнота, хотя часы
показывали всего двенадцать.
— Вот что! — сказала вдруг Фатимка, выпрямляясь и становясь посередь толпы. — Вот что! Ваня, Аксюшка, все, все… побежимте туда… берите все камни, швырнем ему
в окно, я
покажу,
в какое… мы его испужаем! Кто из вас меток?..
— Она была вместе и кабинет и гостиная; и соединялась коридором с другой частью дома; светло-голубые французские обои покрывали ее стены… лоснящиеся дубовые двери с модными ручками и дубовые рамы
окон показывали в хозяине человека порядочного.
Прежде Павел Мироныч посредине комнаты стал и
показал, что главное у них
в Ельце купечество от дьяконов любит. Голос у него, я вам говорил, престрашный, даже как будто по лицу бьет и
в окнах на стеклах трещит.
Анна Акимовна приподнялась на локоть и взглянула на
окно. На дворе еще было совсем темно, и только нижний край оконной рамы белел от снега. Слышался густой низкий звон, но это звонили не
в приходе, а где-то дальше. Часы на столике
показывали три минуты седьмого.
Барабошев. К ним
в семь часов господин полковник наезжает, и все они за полчаса ждут у
окон, во все глаза смотрят… И сейчас — без четверти семь, подъезжает к нашему крыльцу… генерал! Вот мы им глазами-то и
покажем.
Сел было на лавку у
окна, глядь — за
окном, мимо хаты, по холодочку плетется шинкарь Янкель с огромным узлом на спине. Мельник вскочил на ровные ноги,
показывает бабам
в окно и говорит...
Прошли мы коридор — со мной ключи были — отворила я дверь
в кладовую и
показала ему на
окно.
Сначала он не хотел верить и начал пристальнее всматриваться
в предметы, наполнявшие комнату; но голые стены и
окна без занавес не
показывали никакого присутствия заботливой хозяйки; изношенные лица этих жалких созданий, из которых одна села почти перед его носом и так же спокойно его рассматривала, как пятно на чужом платье, — всё это уверило его, что он зашел
в тот отвратительный приют, где основал свое жилище жалкий разврат, порожденный мишурною образованностью и страшным многолюдством столицы.
На освещенном циферблате часов, поставленных
в одном из
окон огромного здания, стрелки
показывали половину восьмого.
Доктор Шевырев односложно успокаивал ее, а писатель, высокий, мрачный, черноволосый, немного похожий на покойного брата, раздраженно прохаживался по комнате, пощипывал бороду, посматривал
в окно и всем поведением своим
показывал, что рассказ матери ему не нравится.