Положив бумагу в карман сюртука, застегнувшись на все пуговицы, Воропонов начал жаловаться на Алексея, Мирона, доктора, на всех людей, которые, подзуживаемы евреями, одни — слепо, другие — своекорыстно,
идут против царя; Артамонов старший слушал его жалобы почти с удовольствием, поддакивал, и только когда синие губы Воропонова начали злобно говорить о Вере Поповой, он строго сказал...
Неточные совпадения
— Никаких других защитников, кроме
царя, не имеем, — всхлипывал повар. — Я — крепостной человек, дворовый, — говорил он, стуча красным кулаком в грудь. — Всю жизнь служил дворянству… Купечеству тоже служил, но — это мне обидно! И, если
против царя пошли купеческие дети, Клим Иванович, — нет, позвольте…
— И думаете, что они
пойдут войною
против царя?
«Ах вы, сукины дети! Да ведь это —
против царя?!» Был там мужик один, Спивакин, он и скажи: «А ну вас к нехорошей матери с царем-то! Какой там
царь, когда последнюю рубаху с плеч тащит?..» Вот оно куда
пошло, мамаша! Конечно, Спивакина зацапали и в острог, а слово — осталось, и даже мальчишки малые знают его, — оно кричит, живет!
— Хорошо! Берите его, я ухожу, — ну-ка? Знаете ли вы, сволочь проклятая, что он политический преступник,
против царя идет, бунты заводит, знаете? А вы его защищать, а? Вы бунтовщики? Ага-а!..
Пока стою за юного
царя,
Дотоле он престола не оставит;
Полков у нас довольно,
слава богу!
Победою я их одушевлю,
А вы, кого
против меня
пошлете?
Не казака ль Карелу? али Мнишка?
Да много ль вас, всего-то восемь тысяч.
— Но у
царя нашего есть верные слуги, они стерегут его силу и
славу, как псы неподкупные, и вот они основали общество для борьбы
против подлых затей революционеров,
против конституций и всякой мерзости, пагубной нам, истинно русским людям. В общество это входят графы и князья, знаменитые заслугами
царю и России, губернаторы, покорные воле царёвой и заветам святой старины, и даже, может быть, сами великие…
Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не
царь Иван,
Но и не Федор также.
Против воли
Пришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избранным им путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!
— Никогда не надо
идти против властей, поставленных
царем.
— А может,
царь и простит, назад велит отдать. Мы
против русской империи — ничего, мы — верные слуги; вот коканцы — те мятежники. А мы бумагу такую напишем, чтобы, значит, ни вам, ни нам. Смотри-ка! да никак Науматулла опять с шампанским
идет! Постой, я его расспрошу!
Он забыл власть богов, он собрал своих полководцев, солдат и военные колесницы, он
идет против правителей и
царей, которых ты поставил по всей стране, чтобы они платили дань и чтили твое величество.
В 1591 году хан крымский Кази-Гирей с мечом и пламенем вступил в пределы нашего отечества и быстро
шел к Москве. 13 июля он переправился через реку Оку, ночевал в Лопасне и на рассвете остановился
против села Коломенского.
Царь Федор Иоаннович поручил защиту столицы Борису Годунову.
Князья земным поклоном встречают своего
царя Лаилиэ, потом встают и по его приказу садятся перед ним, и старший из князей начинает говорить о том, что нельзя долее терпеть всех оскорблений злого
царя Асархадона и надо
идти войной
против него. Но Лаилиэ не соглашается с ним, а велит
послать послов к Асархадону, чтобы усовестить его, и отпускает князей. После этого он назначает почтенных людей послами и внушает им подробно то, что они должны передать
царю Асархадону.
Луки XIV, 28—31. «Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить? Или какой
царь,
идя на войну
против другого
царя, не сядет и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противостать идущему на него с двадцатью тысячами?»