Неточные совпадения
Потом
пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время не был известен; ошибку эту, впрочем, можно
объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому, не по горячим следам, а несколько лет спустя.
На второй и третий день
шли дела о суммах дворянских и о женской гимназии, не имевшие, как
объяснил Сергей Иванович, никакой важности, и Левин, занятый своим хождением по делам, не следил за ними.
Только тем, что в такую неправильную семью, как Аннина, не
пошла бы хорошая, Дарья Александровна и
объяснила себе то, что Анна, с своим знанием людей, могла взять к своей девочке такую несимпатичную, нереспектабельную Англичанку.
Не усидев, она вышла из дома и
пошла в Лисс. Ей совершенно нечего было там делать; она не знала, зачем
идет, но не
идти — не могла. По дороге ей встретился пешеход, желавший разведать какое-то направление; она толково
объяснила ему, что нужно, и тотчас же забыла об этом.
Именно: он никак не мог понять и
объяснить себе, почему он, усталый, измученный, которому было бы всего выгоднее возвратиться домой самым кратчайшим и прямым путем, воротился домой через Сенную площадь, на которую ему было совсем лишнее
идти.
Самгин вздохнул и вышел в столовую, постоял в темноте, зажег лампу и
пошел в комнату Варвары; может быть, она оставила там письмо, в котором
объясняет свое поведение?
— Стойте, погодите! Я
пойду,
объясню! Бабы — платок! Белый! Егор Иваныч,
идем, ты — старик! Сейчас, братцы, мы
объясним! Ошибка у них. Платок, платком махай, Егор.
— Кочура этот — еврей? Точно знаете — не еврей? Фамилия смущает. Рабочий? Н-да. Однако непонятно мне: как это рабочий своим умом на самосуд — за обиду мужикам
пошел? Наущение со стороны в этом есть как будто бы? Вообще пистолетные эти дела как-то не
объясняют себя.
— Вопрос о путях интеллигенции — ясен: или она
идет с капиталом, или против его — с рабочим классом. А ее роль катализатора в акциях и реакциях классовой борьбы — бесплодная, гибельная для нее роль… Да и смешная. Бесплодностью и, должно быть, смутно сознаваемой гибельностью этой позиции Ильич
объясняет тот смертный визг и вой, которым столь богата текущая литература. Правильно
объясняет. Читал я кое-что, — Андреева, Мережковского и прочих, — черт знает, как им не стыдно? Детский испуг какой-то…
А бабушка все хотела показывать ему счеты,
объясняла, сколько она откладывает в приказ, сколько
идет на ремонт хозяйства, чего стоили переделки.
— Я, может быть,
объясню вам… И тогда мы простимся с вами иначе, лучше, как брат с сестрой, а теперь… я не могу! Впрочем, нет! — поспешно заключила, махнув рукой, — уезжайте! Да окажите дружбу, зайдите в людскую и скажите Прохору, чтоб в пять часов готова была бричка, а Марину
пошлите ко мне. На случай, если вы уедете без меня, — прибавила она задумчиво, почти с грустью, — простимтесь теперь! Простите меня за мои странности… (она вздохнула) и примите поцелуй сестры…
Идти дальше, стараться
объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным, давать ему денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести о том, как он в полку нагрубил командиру или побил жида, не заплатил в трактире денег, поднял знамя бунта против уездной или земской полиции, и как за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
Объясню заранее: отослав вчера такое письмо к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем)
послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же, в течение дня, должен был ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и принял своего рода меры: с утра еще он перевел маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала в постели) наверх, «в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная», были усиленно прибраны и выметены.
Но
объяснить, кого я встретил, так, заранее, когда никто ничего не знает, будет
пошло; даже, я думаю, и тон этот пошл: дав себе слово уклоняться от литературных красот, я с первой строки впадаю в эти красоты.
Короче, я
объяснил ему кратко и ясно, что, кроме него, у меня в Петербурге нет решительно никого, кого бы я мог
послать, ввиду чрезвычайного дела чести, вместо секунданта; что он старый товарищ и отказаться поэтому даже не имеет и права, а что вызвать я желаю гвардии поручика князя Сокольского за то, что, год с лишком назад, он, в Эмсе, дал отцу моему, Версилову, пощечину.
— Вот это письмо, — ответил я. —
Объяснять считаю ненужным: оно
идет от Крафта, а тому досталось от покойного Андроникова. По содержанию узнаете. Прибавлю, что никто в целом мире не знает теперь об этом письме, кроме меня, потому что Крафт, передав мне вчера это письмо, только что я вышел от него, застрелился…
— Да уж по тому одному не
пойду, что согласись я теперь, что тогда
пойду, так ты весь этот срок апелляции таскаться начнешь ко мне каждый день. А главное, все это вздор, вот и все. И стану я из-за тебя мою карьеру ломать? И вдруг князь меня спросит: «Вас кто прислал?» — «Долгорукий». — «А какое дело Долгорукому до Версилова?» Так я должен ему твою родословную
объяснять, что ли? Да ведь он расхохочется!
Дело в том, что я хотел ее тотчас
послать к Катерине Николаевне, чтоб попросить ту в ее квартиру и при Татьяне же Павловне возвратить документ,
объяснив все и раз навсегда…
Вдруг, когда он стал
объяснять, почему скоро нельзя получить ответа из Едо, приводя, между причинами, расстояние, адмирал сделал ему самый простой и естественный вопрос: «А если мы сами
пойдем в Едо морем на своих судах: дело значительно ускорится?
Досифея поняла, что разговор
идет о ней, и мимикой
объяснила, что Костеньки нет, что его не любит сам и что она помнит, как маленький Привалов любил есть соты.
— Это твоей бабушки сарафан-то, —
объяснила Марья Степановна. — Павел Михайлыч, когда в Москву ездил, так привез материю… Нынче уж нет таких материй, — с тяжелым вздохом прибавила старушка, расправляя рукой складку на сарафане. — Нынче ваши дамы сошьют платье, два раза наденут — и подавай новое. Материи другие
пошли, и люди не такие, как прежде.
Тогда же, тотчас написал в Москву Ивану и все ему
объяснил в письме по возможности, в шесть листов письмо было, и
послал Ивана к ней.
Теперь же был ужасно заинтересован, потому что Коля
объяснил, что
идет «сам по себе», и была тут, стало быть, непременно какая-то загадка в том, что Коля вдруг вздумал теперь и именно сегодня
идти.
— Совершенно верно-с… — пробормотал уже пресекшимся голосом Смердяков, гнусно улыбаясь и опять судорожно приготовившись вовремя отпрыгнуть назад. Но Иван Федорович вдруг, к удивлению Смердякова, засмеялся и быстро прошел в калитку, продолжая смеяться. Кто взглянул бы на его лицо, тот наверно заключил бы, что засмеялся он вовсе не оттого, что было так весело. Да и сам он ни за что не
объяснил бы, что было тогда с ним в ту минуту. Двигался и
шел он точно судорогой.
Стрелок
объяснил мне, что надо
идти по тропе до тех пор, пока справа я не увижу свет. Это и есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел в указанном направлении и ничего не увидел. Я хотел уже было повернуть назад, как вдруг сквозь туман в стороне действительно заметил отблеск костра. Не успел я отойти от тропы и пятидесяти шагов, как туман вдруг рассеялся.
Видя, что сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок. Сын решительно отбивается от рук! В ответ на «запрещаю!» он
объясняет, что дом принадлежит ему! — Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь старшей горничной, которая в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки по презрению к дочери управляющего, посоветовалась с нею и
послала за управляющим.
А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от мастерской, когда
объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя в том, что ей хотелось думать: что мастерская могла бы
идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же мастерские и даже почему же нет? вот было бы хорошо! — это было бы лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.
Но оно гремит
славою только на полосе в 100 верст шириною, идущей по восьми губерниям; читателям остальной России надобно
объяснить, что это за имя, Никитушка Ломов, бурлак, ходивший по Волге лет 20–15 тому назад, был гигант геркулесовской силы; 15 вершков ростом, он был так широк в груди и в плечах, что весил 15 пудов, хотя был человек только плотный, а не толстый.
Не доезжая до заставы, у которой вместо часового стояла развалившаяся будка, француз велел остановиться, вылез из брички и
пошел пешком,
объяснив знаками ямщику, что бричку и чемодан дарит ему на водку.
В восьмом часу вечера наследник с свитой явился на выставку. Тюфяев повел его, сбивчиво
объясняя, путаясь и толкуя о каком-то царе Тохтамыше. Жуковский и Арсеньев, видя, что дело не
идет на лад, обратились ко мне с просьбой показать им выставку. Я повел их.
Но во время турецкой войны дети и внуки кимряков были «вовлечены в невыгодную сделку», как они
объясняли на суде, поставщиками на армию, которые дали огромные заказы на изготовление сапог с бумажными подметками. И лазили по снегам балканским и кавказским солдаты в разорванных сапогах, и гибли от простуды… И опять с тех пор
пошли бумажные подметки… на Сухаревке, на Смоленском рынке и по мелким магазинам с девизом «на грош пятаков» и «не обманешь — не продашь».
— Н — нет, — ответил я. Мне самому так хотелось найти свою незнакомку, что я бы с удовольствием
пошел на некоторые уступки… Но… я бы не мог
объяснить, что именно тут другое: другое было ощущение, которым был обвеян мой сон. Здесь его не было, и в душе подымался укор против всякого компромисса. — Не то! — сказал я со вздохом.
— У Стабровских англичанка всем делом правит, —
объяснила Анна, — тоже, говорят, злющая. Уж такие теперь дела
пошли в Заполье, что и ума не приложить. Все умнее да мудренее хотят быть.
— Она ждет не дождется, когда муж умрет, чтобы выйти замуж за Мышникова, —
объяснила Харитина эту политику. — Понимаешь, влюблена в Мышникова, как кошка. У ней есть свои деньги, и ей наплевать на мужнины капиталы. Все равно прахом
пойдут.
Галактион приходил к Луковникову с специальною целью поблагодарить старика за хороший совет относительно Мышникова. Все устроилось в какой-нибудь один час наилучшим образом, и многолетняя затаенная вражда закончилась дружбой. Галактион
шел к Мышникову с тяжелым сердцем и не ожидал от этого похода ничего хорошего, а вышло все наоборот. Сначала Мышников отнесся к нему недоверчиво и с обычною грубоватостью, а потом, когда Галактион откровенно
объяснил свое критическое положение, как-то сразу отмяк.
— Слыхали, — протянул писарь. — Много вас, таких-то божьих людей, кажное лето по Ключевой
идет. Достаточно известны. Ну, а дальше што можешь
объяснить? Паспорт есть?
— Мамынька, ведь нам с ней не детей крестить, — совершенно резонно
объяснила Серафима. — А если бог
посылает Агнии судьбу… Не век же ей в девках вековать. Пьяница проспится, а дурак останется дураком.
Несколько дней я не ходил в школу, а за это время вотчим, должно быть, рассказал о подвиге моем сослуживцам, те — своим детям, один из них принес эту историю в школу, и, когда я пришел учиться, меня встретили новой кличкой — вор. Коротко и ясно, но — неправильно: ведь я не скрыл, что рубль взят мною. Попытался
объяснить это — мне не поверили, тогда я ушел домой и сказал матери, что в школу не
пойду больше.
— У меня одежда пахнет кислотами, вот кошка и не
идет ко мне, —
объяснял он, но я знал, что все, даже бабушка,
объясняли это иначе, враждебно нахлебнику, неверно и обидно.
Официальных данных, которые бы
объяснили, почему жители Слободки богаты, тоже нет, и потому за решением загадки поневоле приходится обратиться к единственному в этом случае источнику — к дурной
славе.
Все соглашались, что точно это странность, и всякий
объяснял ее по-своему: один говорил, что заяц — крупная штука, а на крупную штуку всегда охотник зарится, то есть жадничает ее добыть; другой
объяснял вопрос тем, что весело бить зайцев в поре, когда они выцвели, выкунели, что тут не пропадет даром и шкурка, а
пойдет кому-нибудь в пользу.
Совместное обучение оказалось очень полезным для обоих. Петрусь
шел, конечно, впереди, но это не исключало некоторого соревнования. Кроме того, он помогал ей часто выучивать уроки, а она находила иногда очень удачные приемы, чтобы
объяснить мальчику что-либо труднопонятное для него, слепого. Кроме того, ее общество вносило в его занятия нечто своеобразное, придавало его умственной работе особый тон приятного возбуждения.
Рожков и Ноздрин молчали. Не давая им опомниться, я быстро
пошел назад по лыжнице. Оба они сняли лямки с плеч и
пошли следом за мной. Отойдя немного, я дождался их и
объяснил, почему необходимо вернуться назад. До Вознесенского нам сегодня не дойти, дров в этих местах нет и, значит, остается один выход — итти назад к лесу.
Я
объяснил им, кто мы такие, как попали на Хунгари, куда
идем, как нашли их по лыжнице и просили оказать нам гостеприимство.
Недоброе что-то случилось!»
Я долго не знала покоя и сна,
Сомнения душу терзали:
«Уехал, уехал! опять я одна!..»
Родные меня утешали,
Отец торопливость его
объяснялКаким-нибудь делом случайным:
«Куда-нибудь сам император
послалЕго с поручением тайным,
Не плачь!
Матрена Савишна
объясняет Маше, что не нужно приучать офицеров под окнами ездить, потому что
слава дурная
пойдет и после не развяжешься.
Рогожин вдруг бросил картину и
пошел прежнею дорогой вперед. Конечно, рассеянность и особое, странно-раздражительное настроение, так внезапно обнаружившееся в Рогожине, могло бы, пожалуй,
объяснить эту порывчатость; но все-таки как-то чудно стало князю, что так вдруг прервался разговор, который не им же и начат, и что Рогожин даже и не ответил ему.
— Да вот сидел бы там, так вам бы всего и не
объяснил, — весело засмеялся князь, — а, стало быть, вы все еще беспокоились бы, глядя на мой плащ и узелок. А теперь вам, может, и секретаря ждать нечего, а
пойти бы и доложить самим.
— Подожди, брат; я
пойду, а ты подожди… потому…
объясни мне хоть ты, Лев Николаич, хоть ты: как всё это случилось и что все это означает, во всем, так сказать, его целом? Согласись, брат, сам, — я отец; все-таки ведь отец же, потому я ничего не понимаю; так хоть ты-то
объясни!
Все они стали смотреть ежа; на вопросы их Коля
объяснил, что еж не его, а что он
идет теперь вместе с товарищем, другим гимназистом, Костей Лебедевым, который остался на улице и стыдится войти, потому что несет топор; что и ежа, и топор они купили сейчас у встречного мужика.