Неточные совпадения
Эта скачка очень полезна; она поддерживает во мне жизнь, как рюмка водки поддерживает жизнь в закоснелом пьянице. Посмотришь
на него: и руки и ноги трясутся, словно весь он ртутью налит, а выпил рюмку-другую — и
пошел ходить как ни в чем не бывало. Точно таким образом и я: знаю, что
на мне лежит долг, и при одном этом слове чувствую себя всегда готовым и бодрым. Не из мелкой корысти, не из
подлости действую я таким образом, а по крайнему разумению своих обязанностей, как человека и гражданина.
Схоронили её сегодня поутру; жалко было Шакира,
шёл он за гробом сзади и в стороне, тёрся по заборам, как пёс, которого хозяин ударил да и прочь, а пёс — не знает, можно ли догнать, приласкаться, али нельзя. Нищие смотрят
на него косо и
подлости разные говорят, бесстыдно и зло. Ой, не люблю нищих, тираны они людям.
— Кто вас знал, что вы аферисты этакие! За меня в Москве купчихи
шли, не вам чета, со ста тысячами. Так ведь как же, фу ты, боже мой, какое богатство показывали! Экипаж — не экипаж, лошади — не лошади, по Петербургам да по Москвам разъезжали, миллионеры какие, а
на поверку-то вышло — нуль! Этакой
подлости мужик порядочный не сделает, как милый родитель ваш, а еще генерал!
«Ты что же это, говорю,
на подлости пошел?
…Он опять орет, и я не могу больше писать. Как ужасно, когда человек воет. Я слышал много страшных звуков, но этот всех страшнее, всех ужаснее. Он не похож ни
на что другое, этот голос зверя, проходящий через гортань человека. Что-то свирепое и трусливое; свободное и жалкое до
подлости. Рот кривится
на сторону, мышцы лица напрягаются, как веревки, зубы по-собачьи оскаливаются, и из темного отверстия рта
идет этот отвратительный, ревущий, свистящий, хохочущий, воющий звук…
Тут сейчас
пойдет: и «хорошо тому жить, у кого бабушка ворожит», и «правдой век не проживешь», и жалобы
на собственную неспособность к
подлостям, и ироническое, как будто уничижительное перечисление собственных заслуг: «Что, дескать, мы — что по шести-то часов спины не разгибаем, да дела-то все нами держатся — эка важность…
Доблестные юноши мало имеют человечества в груди и смотрят
на все как-то официально, при всей видимой вражде своей ко всякой формалистике: они воображают, что человек
идет в сторону и делает
подлости именно потому, что уж это такое его назначение, так сказать — должность, чтобы делать
подлости; а не хотят подумать о том, что, может быть, этому человеку и очень бы хотелось пройти прямо и не сделать
подлости и он очень бы рад был, если б кто провел его прямой дорогой, — да не оказалось к тому близкой возможности.
Он доказывал Кишенскому, что поступки его с Висленевым превосходят всякую меру человеческой
подлости; что терпение жертвы их, очевидно, перепилено, что это нерасчетливо и глупо доводить человека до отчаяния, потому что человек без надежды
на спасение готов
на все, и что Висленев теперь именно в таком состоянии, что он из мести и отчаяния может
пойти и сам обвинить себя неведомо в каких преступлениях, лишь бы предать себя в руки правосудия, отомстя тем и Кишенскому, и жене.
А что касается его выстрела в Горданова, то он стрелял потому, что Горданов, известный мерзавец и в жизни, и в теории, делал ему разные страшные
подлости: клеветал
на него, соблазнил его сестру, выставлял его не раз дураком и глупцом и наконец даже давал ему подлый совет
идти к скопцам, а сам хотел жениться
на Бодростиной, с которой он, вероятно, все время состоял в интимных отношениях, между тем как она давно дала Висленеву обещание, что, овдовев,
пойдет замуж не за Горданова, а за него, и он этим дорожил, потому что хотел ее освободить от среды и имел в виду, получив вместе с нею состояние, построить школы и завести хорошие библиотеки и вообще завести много доброго, чего не делал Бодростин.
Висленев, грызя сухарь, распечатал конверт и прочел: «Примите к сведению, еще одна
подлость: Костька Оболдуев, при всем своем либерализме, он женился
на Форофонтьевой и взял за нею в приданое восемьдесят тысяч. Пишу вам об этом со слов Роговцова, который заходил ко мне ночью нарочно по этому делу. Утром
иду требовать взнос
на общее дело и бедным полякам. Завтра поговорим. Анна Скокова».
Она
пошла к стулу,
на котором беспорядочной кучей лежало ее платье, и начала одеваться. Она отравила его жизнь! Подло и гнусно с ее стороны отравлять жизнь этого великого человека! Она уйдет, чтобы не продолжать этой
подлости. И без нее есть кому отравлять жизни…
И давать станет, еще зарычит, ровно медведь: «Я человек благородный,
на подлости не
пойду, мундира марать не стану.