Неточные совпадения
— Ну, я
пойду в полицию — представляться, — сказал Дмитрий. Айно ушла с ним заказывать памятник
на могилу.
Заходила ли речь о мертвецах, поднимающихся в полночь из
могил, или о жертвах, томящихся в неволе у чудовища, или о медведе с деревянной ногой, который
идет по селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную ногу, — волосы ребенка трещали
на голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались, как струны.
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его жизни, когда он ткал узор счастья с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал себя, как в картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался с ней птичкой, цветком, радовался детски ее новому платью,
шел с ней плакать
на могилу матери и подруги, потому что плакала она, сажал цветы…
Маленькая тропка повела нас в тайгу. Мы
шли по ней долго и почти не говорили между собой. Километра через полтора справа от дорожки я увидел костер и около него три фигуры. В одной из них я узнал полицейского пристава. Двое рабочих копали
могилу, а рядом с нею
на земле лежало чье-то тело, покрытое рогожей. По знакомой мне обуви
на ногах я узнал покойника.
«Куда могла она
пойти, что она с собою сделала?» — восклицал я в тоске бессильного отчаяния… Что-то белое мелькнуло вдруг
на самом берегу реки. Я знал это место; там, над
могилой человека, утонувшего лет семьдесят тому назад, стоял до половины вросший в землю каменный крест с старинной надписью. Сердце во мне замерло… Я подбежал к кресту: белая фигура исчезла. Я крикнул: «Ася!» Дикий голос мой испугал меня самого — но никто не отозвался…
Так
шли годы. Она не жаловалась, она не роптала, она только лет двенадцати хотела умереть. «Мне все казалось, — писала она, — что я попала ошибкой в эту жизнь и что скоро ворочусь домой — но где же был мой дом?.. уезжая из Петербурга, я видела большой сугроб снега
на могиле моего отца; моя мать, оставляя меня в Москве, скрылась
на широкой, бесконечной дороге… я горячо плакала и молила бога взять меня скорей домой».
Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях с стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд
на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря,
шли в
могилу.
— Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? Я пропала. Мне живой теперь остается зарыться в
могилу! — и, зарыдав, почти упала она
на пень,
на котором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то
идет! Это он! муж! — вскрикнула она отчаянно и без чувств упала
на землю.
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося
на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла,
на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с
могилы. «Гу!» —
пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее
пойдет дело».
Когда гроб матери засыпали сухим песком и бабушка, как слепая,
пошла куда-то среди
могил, она наткнулась
на крест и разбила себе лицо. Язёв отец отвел ее в сторожку, и, пока она умывалась, он тихонько говорил мне утешительные слова...
Через минуту подъехала коляска, все вышли и, переступив через перелаз в плетне,
пошли в леваду. Здесь в углу, заросшая травой и бурьяном, лежала широкая, почти вросшая в землю, каменная плита. Зеленые листья репейника с пламенно-розовыми головками цветов, широкий лопух, высокий куколь
на тонких стеблях выделялись из травы и тихо качались от ветра, и Петру был слышен их смутный шепот над заросшею
могилой.
Потом Вихров через несколько минут осмелился взглянуть в сторону
могилы и увидел, что гроб уж был вынут, и мужики несли его. Он
пошел за ними. Маленький доктор, все время стоявший с сложенными по-наполеоновски руками
на окраине
могилы и любовавшийся окрестными видами, тоже последовал за ними.
Вообще же существуют два совершенно различные мнения про этот страшный бастион: тех, которые никогда
на нем не были, и которые убеждены, что 4-й бастион есть верная
могила для каждого, кто
пойдет на него, и тех, которые живут
на нем, как белобрысенький мичман, и которые, говоря про 4-й бастион, скажут вам, сухо или грязно там, тепло или холодно в землянке и т.д.
Избранники сии
пошли отыскивать труп и, по тайному предчувствию, вошли
на одну гору, где и хотели отдохнуть, но когда прилегли
на землю, то почувствовали, что она была очень рыхла; заподозрив, что это была именно
могила Адонирама, они воткнули в это место для памяти ветку акации и возвратились к прочим мастерам, с которыми
на общем совещании было положено: заменить слово Иегова тем словом, какое кто-либо скажет из них, когда тело Адонирама будет найдено; оно действительно было отыскано там, где предполагалось, и когда один из мастеров взял труп за руку, то мясо сползло с костей, и он в страхе воскликнул: макбенак, что по-еврейски значит: «плоть отделяется от костей».
«Ну, у этого прелестного существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна
на церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над
могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись, наклонилась перед ними до земли, а потом быстро
пошла к церкви, так что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
Скосив
на нее черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка с хитрыми глазами, человека дурной
славы, знакомого всей слободе. Он недавно помер, но его не зарыли в песке кладбища, а поставили гроб поверх земли, в стороне от других
могил. Гроб — черный,
на высоких ножках, крышка его расписана белой краской, — изображены крест, копье, трость и две кости.
Злой-презлой я
шел в училище, с самою твердою решимостью взять нынче ночью заступ, разрыть им одну из этих
могил на погосте и достать себе новые кости, чтобы меня не переспорили, и я бы это непременно и сделал.
Принесли Хряпова
на кладбище и зарыли его; поп Александр торопливо снял ризу, оделся в чёрное, поглядел
на всех исподлобья огромными глазами, нахлобучил до ушей измятую шляпу, быстро
пошёл между
могил, и походка его напомнила Матвею Савельеву торопливый полёт испуганной птицы.
В первый день пасхи он
пошёл на кладбище христосоваться с Палагою и отцом. С тихой радостью увидел, что его посадки принялись: тонкие сучья берёз были густо унизаны почками,
на концах лап сосны дрожали жёлтые свечи, сверкая
на солнце золотыми каплями смолы. С дёрна
могилы робко смотрели в небо бледно-лиловые подснежники, качались атласные звёзды первоцвета, и уже набухал жёлтый венец одуванчика.
Матвей поглядывал
на Ключарева, вспоминая, как страшно спокойно он пел, этот человек,
идя за гробом отца и над
могилой.
— «А он дважды сказал — нет, нет, и — помер. Сегодня его торжественно хоронили, всё духовенство было, и оба хора певчих, и весь город. Самый старый и умный человек был в городе. Спорить с ним не мог никто. Хоть мне он и не друг и даже нажёг меня
на двести семьдесят рублей, а жалко старика, и когда опустили гроб в
могилу, заплакал я», — ну, дальше про меня
пошло…
— Я с вами не согласен, — присовокупил Круциферский, — я очень понимаю весь ужас смерти, когда не только у постели, но и в целом свете нет любящего человека, и чужая рука холодно бросит горсть земли и спокойно положит лопату, чтоб взять шляпу и
идти домой. Любонька, когда я умру, приходи почаще ко мне
на могилу, мне будет легко…
А сколько по этим кладбищам гниет не успевших даже проявить себя талантов, сильных людей, может быть, гениев, — смотришь
на эти
могилы и чувствуешь, что сам
идешь по дороге вот этих неудачников-мертвецов, проделываешь те же ошибки, повинуясь простому физическому закону центростремительной силы.
— Недавно он женился
на единственной подруге той девушки, его ученице; это они
идут на кладбище, к той, — они каждое воскресенье ходят туда, положить цветы
на могилу ее.
— Да, да, я
пошел к нему
на могилу, постучал о землю ногой и сказал, — как он желал этого...
Он свернул с аллеи влево
на узкую тропу и
пошёл по ней, читая надписи
на крестах и памятниках. Его тесно обступили ограды
могил, всё богатые, вычурные ограды, кованые и литые.
Я решил проводить друга, а потом
идти на Машук, побывать
на могиле Лермонтова, моего самого любимого поэта в гимназии, а затем отправиться к Максимову-Христичу.
Могила на славу готова, —
«Не мне б эту яму копать!»
(У старого вырвалось слово)
«Не Проклу бы в ней почивать...
Далее
идти было невозможно. Дно канала занесено чуть не
на сажень разными обломками, тиной, вязкой грязью, и далее двигаться приходилось ползком. Притом я так устал дышать зловонием реки, что захотелось поскорее выйти из этой
могилы на свет божий.
Иногда у
могилы я застаю Анюту Благово. Мы здороваемся и стоим молча или говорим о Клеопатре, об ее девочке, о том, как грустно жить
на этом свете. Потом, выйдя из кладбища, мы
идем молча, и она замедляет шаг — нарочно, чтобы подольше
идти со мной рядом. Девочка, радостная, счастливая, жмурясь от яркого дневного света, смеясь, протягивает к ней ручки, и мы останавливаемся и вместе ласкаем эту милую девочку.
В будни я бываю занят с раннего утра до вечера. А по праздникам, в хорошую погоду, я беру
на руки свою крошечную племянницу (сестра ожидала мальчика, но родилась у нее девочка) и
иду не спеша
на кладбище. Там я стою или сижу и подолгу смотрю
на дорогую мне
могилу и говорю девочке, что тут лежит ее мама.
— Благодарю вас. Батюшка,
слава богу, здоров и по-прежнему играет
на виолончели свои любимые романсы. Дядя скончался, и мы с папашей ходим в хорошую погоду
на его
могилу. Феничку мы пристроили: она теперь замужем за одним чиновником в Ефремове, имеет свой дом, хозяйство и, по-видимому, очень счастлива.
— Аминь —
иди, пока споткнешься
на свою
могилу, — ответил ему Истомин и
пошел влево.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда
на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва
на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут
идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она
идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться
на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она
идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
— И потом он видел его лежащего
на жесткой постели в доме бедного соседа… казалось, слышал его тяжелое дыхание и слова: отомсти, сын мой, извергу… чтоб никто из его семьи не порадовался краденым куском… и вспомнил Вадим его похороны: необитый гроб, поставленный
на телеге, качался при каждом толчке; он с образом
шел вперед… дьячок и священник сзади; они пели дрожащим голосом… и прохожие снимали шляпы… вот стали опускать в
могилу, канат заскрыпел, пыль взвилась…
С сими словами, вынув шпагу, он
на коленах вполз в одно из отверстий, держа перед собою смертоносное оружие, и, ощупью подвигаясь вперед, дошел до того места, где можно было
идти прямо; сырой воздух
могилы проник в его члены, отдаленный ропот начал поражать его слух, постепенно увеличиваясь; порою дым валил ему навстречу, и вскоре перед собою, хотя в отдалении, он различил слабый свет огня, который то вспыхивал, то замирал.
После освящения, отслужив панихиду над
могилами отца и детей своих, Артамоновы подождали, когда народ разошёлся с кладбища, и, деликатно не заметив, что Ульяна Баймакова осталась в семейной ограде
на скамье под берёзами,
пошли не спеша домой; торопиться было некуда, торжественный обед для духовенства, знакомых и служащих с рабочими назначен в три часа.
Весёлый плотник умер за работой; делал гроб утонувшему сыну одноглазого фельдшера Морозова и вдруг свалился мёртвым. Артамонов пожелал проводить старика в
могилу,
пошёл в церковь, очень тесно набитую рабочими, послушал, как строго служит рыжий поп Александр, заменивший тихого Глеба, который вдруг почему-то расстригся и ушёл неизвестно куда. В церкви красиво пел хор, созданный учителем фабричной школы Грековым, человеком похожим
на кота, и было много молодёжи.
И вот, вместо того, чтоб узнать, откуда
идут на него те бичи, которые от колыбели до
могилы подъедают его существование, в виде мироедов, кабатчиков, засух, градобитий, моровых поветрий и пр., серый человек услышит из уст культурного человека не особенно мудрое и не чуждое сквернословия поучение о том, что первая и главная обязанность есть исполнение приказаний, а все остальное приложится.
На другое утро, рано, я
пошла на кладбище. Май месяц стоял тогда во всей красе цветов и листьев, и долго я сидела
на свежей
могиле. Я не плакала, не грустила; у меня одно вертелось в голове: «Слышишь, мама? Он хочет и мне оказывать покровительство!» И мне казалось, что мать моя не должна была оскорбиться тою усмешкой, которая невольно просилась мне
на губы.
На ходу-то, думаю, не так заметно, что к
могиле идёшь, — пестро всё, мелькает и как будто в сторону манит от кладбища.
Тебе
могила уж готова!»
Но прямо враг
идет на них...
Могила на краю дороги
Вдали белеет перед ним,
Туда слабеющие ноги
Влачит, предчувствием томим,
Дрожат уста, дрожат колени,
Идет… и вдруг… иль это сон?
Вдруг видит близкие две тени
И близкий шепот слышит он
Над обесславленной
могилой.
Э, нет! То все уже прошло. От Янкеля не осталось, должно быть, и косточек, сироты
пошли по дальнему свету, а в хате темно, как в
могиле… И
на душе у мельника так же темно, как в этой пустой жидовской хате. «Вот, не выручил я жида, осирочил жиденят, — подумал он про себя. — А теперь что-то такое затеваю со вдовиной дочкой…»
«Что ты, что ты, дядя Буран! — говорю ему. — Нешто живому человеку
могилу роют? Мы тебя
на амурскую сторону свезем, там
на руках понесем… Бог с тобой». — «Нет уж, братец, — отвечает старик, — против своей судьбы не
пойдешь, а уж мне судьба лежать
на этом острову, видно. Так пусть уж… чуяло сердце… Вот всю-то жизнь, почитай, все из Сибири в Расею рвался, а теперь хоть бы
на сибирской земле помереть, а не
на этом острову проклятом…»
Хоронят! Это разве не убыток? Тоже нужен гроб,
могила и прочее такое… Всё
идёт на счёт казны… Ер-рунда! Ежели бы хотели сделать очистку и убавление людей, то взяли бы да и сослали их в Сибирь — там места про всех хватит!
Посадница стала
на могилу; она держала в руке цветы и говорила: «Честь и
слава храбрым!
И кончалось, как всегда со всем любимым, — слезами: такая хорошая серо-коричневая, немножко черная собака с немножко красными губами украла
на кухне кость и ушла с ней
на могилу, чтобы кухарка не отняла, и вдруг какой-то трус Ваня
шел мимо и дал ей сапогом. В ее чудную мокрую морду. У-у-у…
Встал и медленными шагами
пошел к речке, что протекала возле погоста. Зачерпнул ведра, принес к
могиле и полил зеленый дерн и любимые покойницей алые цветики, пышно распустившие теперь нежные пахучие свои головки
на ее могилке… Опять сходил
на речку, принес ведра белоснежного кремнистого песку берегóвого и, посыпав им кругом
могилы, тихо побрел задами в деревню.
И Пантелей и Никитишна обошлись с Алексеем ласково, ничего не намекнули… Значит, про него во время Настиной болезни особых речей ведено не было… По всему видно, что Настя тайну свою в
могилу снесла… Такими мыслями бодрил себя Алексей,
идя на зов Патапа Максимыча. А сердце все-таки тревогой замирало.