Неточные совпадения
В одном месте
на песке
идет борьба, как в цирке, в другом покрывают крышу барака зелеными ветвями, вдали, почти
на опушке леса, разбирают барак, построенный из круглых жердей.
— Ничего, — сказал он, — вооружаться твердостью и терпеливо, настойчиво
идти своим путем. Мы не Титаны с тобой, — продолжал он, обнимая ее, — мы не
пойдем, с Манфредами и Фаустами,
на дерзкую
борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживем трудную минуту, и опять потом улыбнется жизнь, счастье и…
Что же до Анны Андреевны, то она именно находилась в таком положении, что не могла не уцепиться за известие о чем-нибудь в этом роде, не могла не выслушать с чрезвычайным вниманием и… не могла не
пойти на удочку — «из
борьбы за существование».
Борьба идет на духовных вершинах человечества, там определяется судьба человеческого сознания, есть настоящая жизнь мысли, жизнь идей.
В сумерки мы с Дерсу
пошли на охоту за изюбрами. Они уже отабунились. Самцы не хотели вступать в
борьбу и хотя и отвечали
на зов друг другу, но держались позади стада и рогами угоняли маток с места, где мог явиться соперник.
И когда она просыпается поздно поутру, уж вместо всех прежних слов все только борются два слова с одним словом: «не увижусь» — «увижусь» — и так
идет все утро; забыто все, забыто все в этой
борьбе, и то слово, которое побольше, все хочет удержать при себе маленькое слово, так и хватается за него, так и держит его: «не увижусь»; а маленькое слово все отбегает и пропадает, все отбегает и пропадает: «увижусь»; забыто все, забыто все, в усилиях большего слова удержать при себе маленькое, да, и оно удерживает его, и зовет
на помощь себе другое маленькое слово, чтобы некуда было отбежать этому прежнему маленькому слову: «нет, не увижусь»… «нет, не увижусь», — да, теперь два слова крепко держат между собою изменчивое самое маленькое слово, некуда уйти ему от них, сжали они его между собою: «нет, не увижусь» — «нет, не увижусь»…
Борьба насмерть
шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая,
на коленях перед ней сама рассказала ей, что было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Убыток был не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть, не связываясь с опасным человеком. Но капитан был не из уступчивых. Он принял вызов и начал
борьбу, о которой впоследствии рассказывал охотнее, чем о делах с неприятелем. Когда ему донесли о том, что его хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан не показал и виду, что это его интересует… Жнецы связали хлеб в снопы, тотчас же убрали их, и
на закате торжествующий ябедник
шел впереди возов, нагруженных чужими снопами.
Идти суровой дорогой
борьбы без надежды
на награду в будущей жизни, без опоры в высшей силе, без утешения… с гордой уверенностью в своей правоте…
— С одной стороны хозяйничает шайка купцов, наживших капиталы всякими неправдами, а с другой стороны будет зорить этих толстосумов шайка хищных дельцов. Все это в порядке вещей и по-ученому называется
борьбой за существование… Конечно, есть такие купцы, как молодой Колобов, — эти создадут свое благосостояние
на развалинах чужого разорения. О, он далеко
пойдет!
Происшествие с Самойлом Евтихычем минут
на десять приостановило
борьбу, но потом она
пошла своим чередом.
На круг вышел Терешка-казак. Это появление в кругу мочеганина вызвало сначала смех, но Никитич цыкнул
на особенно задорных, — он теперь отстаивал своих ключевлян, без различия концов. Впрочем, Терешке пришлось не долго покрасоваться
на кругу, и он свалился под второго борца.
А наша пить станет, сторублевыми платьями со стола пролитое пиво стирает, материнский образок к стене лицом завернет или совсем вынесет и умрет голодная и холодная, потому что душа ее ни
на одну минуту не успокоивается, ни
на одну минуту не смиряется, и драматическая борьба-то
идет в ней целый век.
Тем не менее сначала это была
борьба чисто платоническая. Генерал один
на один беседовал в кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал опасность сего, и хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но по тем огонькам, которые бегали при этом в его глазах, ясно было видно, что дело
идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
В своих взглядах
на средства
борьбы с существующим порядком [она]
шла дальше большинства своих товарищей и своего друга Тюрина и допускала, что в
борьбе хороши и могут быть употребляемы все средства, до убийства включительно.
Он рассчитывал, что
пойдут в ход воспоминания 1789 и 1848 годов, что
на сцену выдвинется четвертое сословие в сопровождении целой свиты"проклятых"вопросов, что
борьба партий обострится и все это, вместе взятое, даст ему повод потихоньку да полегоньку разнести по кирпичу очаг европейских беспокойств.
«Аще, — подумал он, — целому стаду, идущу одесную, единая овца
идет ошую, пастырь ту овцу изъемлет из стада и закланию предает!» Так подумал Иоанн и решил в сердце своем участь Серебряного. Казнь ему была назначена
на следующий день; но он велел снять с него цепи и
послал ему вина и пищи от своего стола. Между тем, чтобы разогнать впечатления, возбужденные в нем внутреннею
борьбою, впечатления непривычные, от которых ему было неловко, он вздумал проехаться в чистом поле и приказал большую птичью охоту.
Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка о
борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а
на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени,
на город
идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Исполнив все это, Феденька громко возопил: сатана! покажись! Но, как это и предвидел Пустынник, сатана явиться не посмел. Обряд был кончен; оставалось только возвратиться в Навозный; но тут сюрпризом приехала Иоанна д’Арк во главе целой кавалькады дам. Привезли корзины с провизией и вином,
послали в город за музыкой, и покаянный день кончился премиленьким пикником, под конец которого дамы поднесли Феденьке белое атласное знамя с вышитыми
на нем словами:
БОРЬБА.
Но Савины и Колобовы думали несколько иначе и даже
послали на о. Крискента два доноса — один преосвященному, а другой в консисторию, находя выборы нового старосты неправильными. Узнав об этом, о. Крискент не только не смутился, но выказал большую твердость духа и полную готовность претерпеть в
борьбе с разделительными силами, волновавшими теперь его словесное стадо.
Он почувствовал, что не отвлеченные верования, а жизненные факты управляют человеком, что не образ мыслей, не принципы, а натура нужна для образования и проявления крепкого характера, и он умел создать такое лицо, которое служит представителем великой народной идеи, не нося великих идей ни
на языке, ни в голове, самоотверженно
идет до конца в неровной
борьбе и гибнет, вовсе не обрекая себя
на высокое самоотвержение.
Борьба трудна и часто пагубна; но тем больше
славы для избранных:
на них благословение потомства; без них ложь, зло, насилие выросли бы до того, что закрыли бы от людей свет солнечный…
— В некотором самодовольстве и спокойствии!.. Стоять вечно в
борьбе и в водовороте — вовсе не наслаждение: бейся, пожалуй, сколько хочешь, с этим дурацким напором волн, — их не пересилишь; а они тебя наверняка или совсем под воду кувыркнут, а если и выкинут
на какой-нибудь голый утесец, так с такой разбитой ладьей, что далее
идти силы нет, как и случилось это, например, со мной, да, кажется, и с вами.
Всё в доме
идет по-старому, но все в недоуменьи и все вопросительно и укоризненно смотрят
на меня, предполагая, что всё это от меня. А во мне всё та же
борьба — злобы за то, что она меня мучает, и беспокойства за нее.
— И после этого вы можете меня спрашивать!.. Когда вы, прослужив сорок лет с честию, отдав вполне свой долг отечеству, готовы снова приняться за оружие, то может ли молодой человек, как я, оставаться простым зрителем этой отчаянной и, может быть, последней
борьбы русских с целой Европою? Нет, Федор Андреевич, если б я навсегда должен был отказаться от Полины, то и тогда
пошел бы служить; а постарался бы только, чтоб меня убили
на первом сражении.
Кто опишет с должным беспристрастием эту ужасную
борьбу России с колоссом, который желал весь мир иметь своим подножием, которому душно было в целой Европе? Мы слишком близки к происшествиям, а
на все великое и необычайное должно смотреть издалека. Увлекаясь современной
славой Наполеона, мы едва обращаем взоры
на самих себя. Нет, для русских 1812-го года и для Наполеона — потомство еще не наступило!
— Тон и манера у тебя таковы, как будто ты жертва. Это мне не нравится, друг мой. Сама ты виновата. Вспомни, ты начала с того, что рассердилась
на людей и
на порядки, но ничего не сделала, чтобы те и другие стали лучше. Ты не боролась со злом, а утомилась, и ты жертва не
борьбы, а своего бессилия. Ну, конечно, тогда ты была молода, неопытна, теперь же все может
пойти иначе. Право, поступай! Будешь ты трудиться, служить святому искусству…
Все, что было недовольно старым порядком, с надеждою обратило взоры свои
на Петра и радостно
пошло за ним, увидавши, что
на знамени его написана та же ненависть к закоренелому злу, та же
борьба с отжившей стариной, та же любовь к свету образования, которая смутно таилась и в народном сознании.
Потому что
шли новые и новые, и каждый день моей работы в забытой глуши нес для меня изумительные случаи, каверзные вещи, заставлявшие меня изнурять мой мозг, сотни раз теряться и вновь обретать присутствие духа и вновь окрыляться
на борьбу.
Простившись с Антонио, Арбузов
пошел домой. Надо было до
борьбы пообедать и постараться выспаться, чтобы хоть немного освежить голову. Но опять, выйдя
на улицу, он почувствовал себя больным. Уличный шум и суета происходили где-то далеко-далеко от него и казались ему такими посторонними, ненастоящими, точно он рассматривал пеструю движущуюся картину. Переходя через улицы, он испытывал острую боязнь, что
на него налетят сзади лошади и собьют с ног.
Была тихая, теплая и темная ночь; окно было открыто; звезды блестели
на черном небе. Он смотрел
на них, отличая знакомые созвездия и радуясь тому, что они, как ему казалось, понимают его и сочувствуют ему. Мигая, он видел бесконечные лучи, которые они
посылали ему, и безумная решимость увеличивалась. Нужно было отогнуть толстый прут железной решетки, пролезть сквозь узкое отверстие в закоулок, заросший кустами, перебраться через высокую каменную ограду. Там будет последняя
борьба, а после — хоть смерть.
По древнему обычаю, он испытывает силы в кулачной
борьбе и заговаривает свои силы: «Стану я, раб божий, благословясь,
пойду перекрестясь из избы в двери, из ворот в ворота, в чистое поле в восток, в восточную сторону, к окияну-морю, и
на том святом окияне-море стоит стар мастер, муж святого окияна-моря, сырой дуб креповастый; и рубит тот старый мастер муж своим булатным топором сырой дуб, и как с того сырого дуба щепа летит, такожде бы и от меня (имярек) валился
на сыру землю борец, добрый молодец, по всякий день и по всякий час.
На спине ли дрова ты несешь
на чердак,
Через лоб протянувши веревку,
Грош ли просишь,
идешь ли в кабак,
Задают ли тебе потасовку —
Ты знаком уже нам, петербургский бедняк,
Нарисованный ловкою кистью
В модной книге, — угрюмый, худой,
Обессмысленный дикой корыстью,
Страхом, голодом, мелкой
борьбой!
Борьба, видимо, обострялась. Обоюдное ожесточение росло. Прежде татары воровали, но убийств не было. Теперь они
шли уже
на все, и при перестрелках бывали раненые с той и другой стороны. Был и еще один косвенный результат наслежной войны: кражи в самой слободе значительно участились.
Кроме того, я знал всей силой моего существа, что между нами в это самое мгновение
идет борьба, страшный поединок
на жизнь и смерть, поединок вот того самого вчерашнего труса, выгнанного за трусость товарищами.
— Помнишь наш разговор о севере и юге, еще тогда давно, помнишь? Не думай, я от своих слов не отпираюсь. Ну, положим, я не выдержал
борьбы, я погиб… Но за мной
идут другие — сотни, тысячи других. Ты пойми — они должны одержать победу, они не могут не победить. Потому что там черный туман
на улицах и в сердцах и в головах у людей, а мы приходим с ликующего юга, с радостными песнями, с милым ярким солнцем в душе. Друг мой, люди не могут жить без солнца!
Поляки почувствовали, что
борьба идет не между русским народом и ими, они поняли, что им впредь можно сражаться не иначе, как ЗА ИХ И НАШУ СВОБОДУ, как было написано
на их революционном знамени.
Мысль,
на минуту вырвавшаяся из железного круга, со всею своей страстью и силой прилепилась к призраку новой жизни — точно
борьба шла не из-за лишних пяти рублей в месяц, о которых толковали мужчины, а из-за полного и радостного освобождения от всех вековых пут.
Борьба продолжалась долго, наконец самый ход событий оправдал Демосфена: афиняне послушались его, собрали наконец войско и
пошли на Филиппа.
Была пора, и в сердце молодом
Кипела страсть, не знавшая преград;
На каждый бой с бестрепетным челом
Я гордо
шел, весенним грозам рад.
Была пора, огонь горел в крови,
И думал я, что песнь моя сильна,
Что правды луч, что луч святой любви
Зажжет в сердцах озлобленных она.
Где ж силы те, отвага прежних лет?
Сгубила все неравная
борьба.
И пустота — бесплодной жизни след —
Ждет неизбежная, как древняя судьба.
— Ну, это положим!.. Я не прочь сменить Урбенина, но без
борьбы я не отдамся… Пусть берут, если хотят, но сам я к ним не
пойду. Отчего они не брали меня, когда я был в их руках?
На похоронах Ольги я так ревел и такие истерики со мной делались, что даже слепые могли бы узреть истину… Я не виноват, что они… глупы.
И
слава, добытая в долгой
борьбе,
И самый венец мой державный,
И всё, чем я бранной обязан судьбе, —
Всё то я добыл лишь
на вено тебе,
Звезда ты моя, Ярославна...
Естественно, когда
на обиду отвечают хитростью и силой, когда обида влечет за собою
борьбу, которая самого обидчика ставит в положение обиженного. Если бы Ефрем поступил по-человечески, то есть обиделся, полез бы драться и жаловаться, если бы мировой присудил в тюрьму или решил: «доказательств нет», Кузьма успокоился бы; но теперь,
идя за телегой, он имел вид человека, которому чего-то недостает.
— Вы полагаете? — сказал он. — Говорят тоже, будто русские студенты, но я этого не полагаю. Чтó же касается до поляков, то у них пока еще,
слава Богу, есть другие средства
борьбы; а
на это дело и из своих, из русских, найдется достаточно героев.
Как и повсюду, подмены возможны и здесь. Легко вера подменяется неверующим догматизмом, т. е. нерациональным рационализмом, порождаемым леностью ума, косностью и трусостью мысли.
Борьба с знанием под предлогом веры проистекает именно из такого отношения к последней. Вера не ограничивает разума, который и сам должен знать свои границы, чтобы не останавливаться там, где он еще может
идти на своих ногах.
И все философские усилия неоплатонизма в
борьбе с христианством
пошли на пользу этому последнему, ибо в неоплатонизме оно получило отточенное философское орудие, оказавшееся полезным для христианского богословия.
Вот мировое пространство. В нем мириады пылинок-солнц. Вокруг каждого солнца свои миры. Их больше, чем песчинок в пустыне. Века, как миги. То
на той, то
на другой песчинке жизнь вспыхнет, подержится миг-вечность и бесследно замрет.
На одной крохотной такой песчинке движение. Что это там? Какая-то кипит
борьба. Из-за чего? Вечность-миг, — и движение прекратилось, и планета-песчинка замерзла. Не все ли равно, за что
шла борьба!
Висленев решительно не мог отвязаться от этого дурака, который его тормошил, совал ему в руки свайку и наконец затеял открытую
борьбу, которая невесть чем бы кончилась, если бы
на помощь Жозефу не подоспели мужики, шедшие делать последние приготовления для добывания живого огня. Они отвели дурака и за то узнали от Жозефа, что вряд ли им удастся их дело и там, где они теперь расположились, потому что Михаил Андреевич
послал ночью в город просить начальство, чтоб их прогнали из Аленнина Верха.
— Господи, да ведь он — типичный пруссак! — вихрем пронеслось в голове юноши и он сразу вспомнил то обстоятельство, о котором давно уже ходили слухи в русской армии: немецкий император Вильгельм, после целого ряда пережитых его армией неудач
на восточном и западном фронтах в
борьбе с нашими и союзными войсками,
послал целые корпуса в Галицию
на помощь австрийцам, терпевшим еще большие неудачи против русского войска.
Но несмотря
на гибель своих прекрасных и цветущих городов, доблестная бельгийская армия, предводительствуемая самим королем-героем, все еще стойко дралась с наседающим
на нее со всех сторон вдесятеро сильнейшим врагом. Тем временем и во Франции
шла та же
борьба, та же кровавая распря. Нескольким немецким корпусам удалось проникнуть
на французскую территорию.
Я уже несколько дней назад вывесил
на дверях объявление о бесплатном приеме больных; до сих пор, однако, у меня был только один старик эмфизсматик да две женщины приносили своих грудных детей с летним поносом. Но все в Чемеровке уже знают меня в лицо и знают, что я доктор. Когда я
иду по улице, зареченцы провожают меня угрюмыми, сумрачными взглядами. Мне теперь каждый раз стоит
борьбы выйти из дому; как сквозь строй,
идешь под этими взглядами, не поднимая глаз.