Неточные совпадения
Конные ехали, не отягчая и не горяча
коней, пешие
шли трезво
за возами, и весь табор подвигался только по ночам, отдыхая днем и выбирая для того пустыри, незаселенные места и леса, которых было тогда еще вдоволь.
Приятно было наблюдать
за деревьями спокойное, парадное движение праздничной толпы по аллее. Люди
шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо показывая себя, любуясь друг другом. Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый смех, ржание
коня,
за углом ресторана бойко играли на скрипке, масляно звучала виолончель, женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
Заходило солнце, снег на памятнике царя сверкал рубинами, быстро
шли гимназистки и гимназисты с коньками в руках; проехали сани, запряженные парой серых лошадей; лошади были покрыты голубой сеткой, в санях сидел большой военный человек, два полицейских скакали
за ним, черные
кони блестели, точно начищенные ваксой.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром
коне офицер,
за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных
шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«
За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему
коня подводят.
Ретив и смирен верный
конь.
Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.
Летом, в жаркие дни, багульник выделяет такое обилие эфирных масел, что у непривычного человека может вызвать обморочное состояние.
За багульником
идут мхи и лишайники. Осыпи для людей не составляют помехи, но для
коней и мулов они являются серьезным препятствием. Приходится обходить их далеко стороною.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не
за страх, а
за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед
за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать
коней и уйти под крышу.
Публика, метнувшаяся с дорожек парка, еще не успела прийти в себя, как видит: на золотом
коне несется черный дьявол с пылающим факелом и
за ним — длинные дроги с черными дьяволами в медных
шлемах… Черные дьяволы еще больше напугали народ… Грохот, пламя, дым…
— Гей, гей!.. Скажу тебе, хлопче, правду: были люди — во времена «Речи Посполитой»… Когда, например, гусарский регимент
шел в атаку, то, понимаешь, — как буря: потому что
за плечами имели крылья…
Кони летят, а в крыльях ветер, говорю тебе, как ураган в сосновом бору… Иисус, Мария, святой Иосиф…
Тут
пошли у них беседы пуще прежнего: день-деньской, почитай, не разлучалися,
за обедом и ужином яствами сахарными насыщалися, питьями медвяными прохлаждалися, гуляли по зеленым садам, без
коней каталися по темным лесам.
Я сидел у растворенного окна, смотрел на полную луну и мечтал. Сначала мои мысли были обращены к ней,но мало-помалу они приняли серьезное направление. Мне живо представилось, что мы
идем походом и что где-то, из-за леса, показался неприятель. Я, по обыкновению, гарцую на
коне, впереди полка, и даю сигнал к атаке. Тррах!.. ружейные выстрелы, крики, стоны, «руби!», «коли!». Et, ma foi! [И, честное слово! (франц.)] через пять минут от неприятеля осталась одна окрошка!
Это разом всех привело в нормальное настроение. Тайные советники забыли об уфимских землях и, плавно откидывая ногами, двинулись
за хозяйкой; Иван Тимофеич бросился вперед расчищать гостям дорогу; Очищенный вытянул шею, как боевой
конь, и щелкнул себя по галстуху; даже"наш собственный корреспондент" — и тот сделал движение языком, как будто собрался его пососать. В тылу, неслышно ступая ногами,
шел злополучный меняло.
Максим, покидая родительский дом, не успел определить себе никакой цели. Он хотел только оторваться от ненавистной жизни царских любимцев, от их нечестивого веселья и ежедневных казней. Оставя
за собою страшную Слободу, Максим вверился своей судьбе. Сначала он торопил
коня, чтобы не догнали его отцовские холопи, если бы вздумалось Малюте
послать за ним погоню. Но вскоре он повернул на проселочную дорогу и поехал шагом.
— Эх,
конь! — говорил он, топая ногами и хватаясь в восхищении
за голову, — экий
конь! подумаешь. И не видывал такого
коня! Ведь всякие перебывали, а небось такого бог не
послал! Что бы, — прибавил он про себя, — что бы было в ту пору этому седоку, как он есть, на Поганую Лужу выехать! Слышь ты, — продолжал он весело, толкая локтем товарища, — слышь ты, дурень, который
конь тебе боле по сердцу?
— Кланяюсь тебе земно, боярин Малюта! — сказал царевич, останавливая
коня. — Встретили мы тотчас твою погоню. Видно, Максиму солоно пришлось, что он от тебя тягу дал. Али ты, может, сам
послал его к Москве
за боярскою шапкой, да потом раздумал?
Утро было свежее, солнечное. Бывшие разбойники, хорошо одетые и вооруженные,
шли дружным шагом
за Серебряным и
за всадниками, его сопровождавшими. Зеленый мрак охватывал их со всех сторон.
Конь Серебряного, полный нетерпеливой отваги, срывал мимоходом листья с нависших ветвей, а Буян, не оставлявший князя после смерти Максима, бежал впереди, подымал иногда, нюхая ветер, косматую морду или нагибал ее на сторону и чутко навастривал ухо, если какой-нибудь отдаленный шум раздавался в лесу.
Это была дурная вещь. Туберозов торопливо вскочил, разбудил Павлюкана, помог ему вскарабкаться на другого
коня и
послал его в погоню
за испуганною лошадью, которой между тем уже не было и следа.
Послали заготовить лошадей уже не в Нойкино, а в Коровино,
за сорок верст, потому что туда должны были довезти их домашние
кони: тот же славный шестерик, на котором катались молодые с свадебными визитами.
— Спасибо, ребята! Сейчас велю вам выкатить бочку вина, а завтра приходите
за деньгами.
Пойдем, боярин! — примолвил отец Еремей вполголоса. — Пока они будут пить и веселиться, нам зевать не должно… Я велел оседлать
коней ваших и приготовить лошадей для твоей супруги и ее служительницы. Вас провожать будет Темрюк: он парень добрый и, верно, теперь во всем селе один-одинехонек не пьян; хотя он и крестился в нашу веру, а все еще придерживается своего басурманского обычая: вина не пьет.
Юрий, который от сильного волнения души, произведенного внезапною переменою его положения, не смыкал глаз во всю прошедшую ночь, теперь отдохнул несколько часов сряду; и когда они, отправясь опять в путь, отъехали еще верст двадцать пять, то солнце начало уже садиться. В одном месте, где дорога, проложенная сквозь мелкий кустарник,
шла по самому краю глубокого оврага, поросшего частым лесом, им послышался отдаленный шум, вслед
за которым раздался громкий выстрел. Юрий приостановил своего
коня.
— Эх, народ чудной какой! Право слово! — произнес Захар, посмеиваясь, чтобы скрыть свою неловкость. — Что станешь делать? Будь по-вашему,
пошла ваша битка в
кон! Вынимай деньги; сейчас сбегаю
за пачпортом!.. Ну, ребята, что ж вы стали? Качай! — подхватил он, поворачиваясь к музыкантам. — Будет чем опохмелиться… Знай наших! Захарка гуляет! — заключил он, выбираясь из круга, подмигивая и подталкивая баб, которые смеялись.
Вот он, убрав
коней,
идет в жаркую, набитую народом избу, крестится, садится
за полную деревянную чашку, ведя веселую речь с хозяйкой и товарищами.
Последнее время он служил на Кавказе, откуда вывез небольшую сумму денег, накопленную из жалованья, мундир без эполет, горского, побелевшего от старости,
коня, ревматизм во всем теле и катаракт на правом глазу; катаракт, по счастью, был не так приметен, и Василий Васильич старательно скрывал его, боясь, что
за кривого не
пойдет невеста.
То и дело прерывая шеренги конных с открытыми лицами,
шли на
конях же странные фигуры в странных чадрах, с отводными
за спину трубками и с баллонами на ремнях
за спиной.
И мы шествуем в таком порядке: впереди
идет Николай с препаратами или с атласами,
за ним я, а
за мною, скромно поникнув головою, шагает ломовой
конь; или же, если нужно, впереди на носилках несут труп,
за трупом
идет Николай и т. д. При моем появлении студенты встают, потом садятся, и шум моря внезапно стихает. Наступает штиль.
Рейтары были уже совсем близко, у Калмыцкого брода через Яровую, когда Белоус, наконец, поднялся. Он сам отправился в затвор и вывел оттуда Охоню. Она покорно
шла за ним. Терешка и Брехун долго смотрели, как атаман
шел с Охоней на гору, которая поднималась сейчас
за обителью и вся поросла густым бором. Через час атаман вернулся, сел на
коня и уехал в тот момент, когда Служнюю слободу с другого конца занимали рейтары [Рейтары — солдаты-кавалеристы.]. Дивья обитель была подожжена.
За ними
шло человек десять мужиков с связанными назад руками, с поникшими головами, без шапок, в одних рубашках; потом следовало несколько телег, нагруженных поклажею, вином, вещами, деньгами, и, наконец, две кибитки, покрытые рогожей, так что нельзя было, не приподняв оную, рассмотреть, что в них находилось; несколько верховых казаков окружало сии кибитки; когда Орленко с своими казаками приблизился к ним сажен на 50, то, велев спутникам остановиться и подождать, приударил
коня нагайкой и подскакал к каравану.
— Ну, вот и все. Конечно, скоро старый казак понадобился князю: пришли татары, и некому было выручить Киев из беды. Пожалел тогда Владимир, горько пожалел. А Евпраксеюшка
послала тотчас же людей, чтобы
шли в подвалы глубокие и выводили Илью
за белы руки. Зла Илья не помнил, сел на
коня, ну и так далее. Переколотил татар — вот и все.
Бобоедов. Прекрасно! Я очень рад хоть чем-нибудь отплатить вам
за те наслаждения, которые испытывал, видя вас на сцене. Я только возьму некоторые бумаги. (Уходит. С террасы двое пожилых рабочих вводят Рябцова. Сбоку
идет Конь, заглядывая ему в лицо.
За ними Левшин, Ягодин, Греков и еще несколько рабочих. Жандармы.)
Полно ждать!
за последней колонною
Отсталые прошли,
И покрытою красной попоною
В заключенье
коня привели.
Торжествуя конец ожидания,
Кучера завопили: «Пади!»
Всё спешит». Ну, старик, до свидания,
Коли нужно
идти, так
иди...
Он, дурень, нагнул спину и, схвативши обеими руками
за нагие ее ножки,
пошел скакать, как
конь, по всему полю, и куда они ездили, он ничего не мог сказать; только воротился едва живой, и с той поры иссохнул весь, как щепка; и когда раз пришли на конюшню, то вместо его лежала только куча золы да пустое ведро: сгорел совсем; сгорел сам собою.
Безрукой, гляжу, тоже
коня седлает, а конек у него послушный был, как собачонка. Одною рукой он его седлал. Сел потом на него, сказал ему слово тихонько,
конь и
пошел со двора. Запрег я коренную, вышел
за ворота, гляжу: Безрукой рысцой уже в тайгу въезжает. Месяц-то хоть не взошел еще, а все же видно маленько. Скрылся он в тайгу, и у меня на сердце-то полегчало.
Явился он здесь в прошлом году в страдное время — хлеб бабы жали и видят: по дороге из города
идёт большой серый
конь, а на нём сидит, опустя голову, воин,
за спиной ружье, на боку плеть и сабля.
Совестясь, что заставил ждать себя, и торопливо натягивая перчатки, он
шел вперед не глядя, спустился по ступенькам крыльца и поднял глаза только тогда, когда протянул было руку, чтоб схватить
за холку заждавшегося
коня, но вдруг был озадачен бешеным вскоком его на дыбы и предупредительным криком всей испуганной публики.
— А на другой день после того, как гость-от от нее уехал,
за конями-то, знаешь, глядим мы,
пошла она, этак перед самыми вечернями, разгуляться
за околицу…
Отец, узнав от прислуги о приезде Хаджи-Магомета, встретил нас у ворот сада. Он почтительно поддерживал стремя старика, пока тот сходил с
коня. Потом подставил свое плечо, и дедушка, опираясь на него,
пошел к дому. Я на некотором расстоянии
шла за ними. По восточному обычаю прислуживала дедушке
за столом, радуясь, что ему нравится дымящийся шашлык, мастерски приготовленный Маро.
— Я не одобряю поступка папы, — произнесла она серьезно, глядя на меня черными черешнями глаз, в которых затаилась вечная печаль, — раз ты загубила одного
коня, я бы ни
за что не дала тебе другого, Нина! Но не в том дело. Отец решил так, значит, надо ему повиноваться. Я пришла
за тобой.
Идем заниматься. Мы должны повторить еще раз французские глаголы неправильного спряжения.
Идем!
Бек Израил первый встал и ушел с пира; через пять минут мы услышали ржание
коней и он с десятком молодых джигитов умчался из аула в свое поместье, лежавшее недалеко в горах. Дед Магомет, взволнованный, но старавшийся не показывать своего волнения перед гостями,
пошел на половину Бэллы. Я, Юлико и девушки — подруг невесты последовали
за ним.
Прости, покой, прости, мое довольство!
Простите вы, пернатые войска
И гордые сражения, в которых
Считается
за доблесть честолюбье, —
Всё, всё прости! Прости, мой ржущий
конь,
И звук трубы, и грохот барабана,
И флейты свист, и царственное знамя,
Все почести, вся
слава, всё величье
И бурные тревоги славных войн!
Такой был огромный хвост, что если
конь скакал, то он сзади расстилался как облако, а если шагом
пойдет, то концы его на двух маленьких колесцах укладывали, и они ехали
за конем, как шлейф
за дамой.
Герои, прославленные историей, ехали на белых
конях;
за ними
шли философы, законодатели; хор отроков в белых одеждах с зеленеющими ветвями в руках, предшествовали колеснице Миневры и пели хвалебные гимны.
Перед ним
идут по сту трубников и плясцов, да
коней простых триста в санях золотых, да обезьян
за ним сто, да позорных женщин сто.
За ним благой слон
идет, весь в камке наряжен, цепь железная во рту, обивает
коней и людей, кто бы ни наступил близко на салтана.
За нею
шли пятьдесят компанейцев и шестьдесят реестровых казаков, затем два конюха вели
коня в богатом уборе, на котором привешаны были пожалованные гетману серебряные литавры.
Ржут
кони за Сулою,
Звенит
слава в Киеве,
Трубы трубят в Новеграде,
Стоят знамена в Путивле,
Игорь ждет милого брата Всеволода.
Когда коляска, в которой сидел вельможа, въехала в воду, князь крикнул кучеру: «
Пошел!» — и сам, поворотив круто
коня, поскакал назад, а
за ним все сопровождающие его.
Не в поле, в поле пыль пылит,
А метелица метет,
За метелицей мой миленький
идет,
За собою ворона
коня ведет,
А навстречу красна девица
идет.
Но вообразите: в сей ночи я не один не спал, ибо и она вдруг сходилась,
послала до жида
за конями и объявила Дмитрию Афанасьевичу, что она сейчас уезжает, а если ей не приведут
коней, то пешком
пойдет, и прямо к предводителю дворянства.
А вслед
за тем, как ускакал в марте на добром монастырском
коне монах Иннокентий, в апреле из Введенского Гадячского монастыря, с гораздо большею основательностью, уезжает иеромонах, имени которого не названо. «Его, по рассмотрению братии, отправлено, т. е. его
послали при возах (подводах) четырех в сечь
за солью и
за рыбою и при указе
за шнуровою книгою для испрошения на монастырь милостины.
Текут трамваи непрерывнейшим потоком, нельзя сосчитать их зеленых и красных фонарей, заходящих друг
за друга, автомобили множеством парных лучистых глаз своих точно выметают гладкую мостовую, на черном небе вспыхивают транспаранты, а толпы людей движутся, шумят,
идут, плетутся извозчичьи
кони (кто-то едет в гости!), скачут рысаки… нет, не мне описать это сверхъестественное зрелище!