Неточные совпадения
И вот из ближнего посада,
Созревших барышень кумир,
Уездных матушек отрада,
Приехал ротный
командир;
Вошел… Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая!
Полковник сам ее
послал.
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали. Четой
Идут за стол рука с рукой.
Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит,
за стол садясь.
Идти дальше, стараться объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным, давать ему денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести о том, как он в полку нагрубил
командиру или побил жида, не заплатил в трактире денег, поднял знамя бунта против уездной или земской полиции, и как
за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
Вслед
за сим приходят те две [Те две — А. В. Якушкина и ее мать, Н.Н.Шереметева.] и вызывают меня, но как наш
командир перепугался и я не хотел, чтоб из этого вышла им какая-нибудь неприятность, то и не
пошел в коридор; начал между тем ходить вдоль комнаты, и добрая Якушкина в дверь меня подозвала и начала говорить, спрося, не имею ли я в чем-нибудь надобности и не хочу ли вам писать.
Однажды Николаев был приглашен к
командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью,
идя по улице, он услышал
за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул через забор и в темноте нарвал с грядки, перепачкав руки в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых цветов.
— Ну, и с Богом. Вот вы и обстреляетесь сразу, — сказал батарейный
командир, с доброю улыбкой глядя на смущенное лицо прапорщика: — только поскорей собирайтесь. А чтобы вам веселей было, Вланг
пойдет с вами
за орудийного фейерверкера.
— Смотри, Александров, — приказывает Тучабский. — Сейчас ты
пойдешь ко мне навстречу! Я —
командир батальона. Шагом марш, раз-два, раз-два… Не отчетливо сделал полуоборот на левой ноге. Повторим. Еще раз. Шагом марш… Ну а теперь опоздал. Надо начинать
за четыре шага, а ты весь налез на батальонного. Повторить… раз-два. Эко, какой ты непонятливый фараон! Рука приставляется к борту бескозырки одновременно с приставлением ноги. Это надо отчетливо делать, а у тебя размазня выходит. Отставить! Повторим еще раз.
— Эт-то что
за безобразие? — завопил Артабалевский пронзительно. — Это у вас называется топографией? Это, по-вашему, военная служба? Так ли подобает вести себя юнкеру Третьего Александровского училища? Тьфу! Валяться с девками (он понюхал воздух), пить водку! Какая грязь!
Идите же немедленно явитесь вашему ротному
командиру и доложите ему, что
за самовольную отлучку и все прочее я подвергаю вас пяти суткам ареста, а
за пьянство лишаю вас отпусков вплоть до самого дня производства в офицеры. Марш!
Я сказал своему ротному
командиру, что служил юнкером в Нежинском полку, знаю фронт, но требовать послужного списка
за краткостью времени не буду, а
пойду рядовым.
Их
командир сторговал лошадь
за 12 000 рублей и
пошел уже платить, но лошадь пропала.
«Экой ты какой… ничего с тобой не сообразишь!» — и, обратясь к Патрикею Семенычу, изволили приказать, чтоб отдать их именем управителю приказание
послать за этого Грайворону в его село на бедных пятьсот рублей, а в церковь, где он крещен, заказать серебряное паникадило в два пуда весу, с большим яблоком, и чтобы по этому яблоку видная надпись
шла, что оно от солдата Петра Грайворона, который до смертного часа не покинул в сечи
командира своего князя Льва Протозанова.
Новый
командир подтвердил, что он желает этого, что не хочет пользоваться
славою за чужие труды и что только при прежнем
командире рота может быть показана во всем ее блеске.
Вполне соглашаясь с заключением комиссии, адмирал
послал все дело в Петербург вместе с донесением, в котором сообщал морскому министру о том, что
командир клипера действовал как лихой моряк, и представлял его к награде
за распорядительность и хладнокровное мужество, обнаруженные им в критические минуты.
Его
послали на кумыс; он с трудом согласился; но захотел навестить сначала Теркина и прибежал к нему накануне на пароходе. Капитан Кузьмичев — теперь
командир"Батрака" — зашел в Заводное грузить дрова и местный товар; но просидел целые сутки из-за какой-то починки. Он должен был везти Аршаулова книзу, до самой Самары.
Рассказывали, — и если даже это неправда, то характерна самая возможность таких рассказов, — будто Линевич, обходя госпиталь, повесил георгиевский крест на грудь тяжело раненному солдату, солдата же этого, как оказалось, пристрелил его собственный ротный
командир за отказ
идти в атаку.
Идет мимо
командир полка, спрашивает: — «
За что стоишь?» —
За правду, ваше высокородие!
Показали ему розеолы, — «неясны»; увеличенную селезенку, — «неясна»… А больные переполняли околоток. Тут же происходил амбулаторный прием. Тифозные, выходя из фанзы
за нуждою, падали в обморок. Младшие врачи возмутились и налегли на старшего. Тот, наконец, подался,
пошел к
командиру полка. Полковник заволновался.
С этим полковник кивнул нам головою и
пошел к выходу, а мы все, сколько нас было, наполнили номер ротмистра прежде, чем внизу прогремел блок выходной двери, затворившейся
за нашим
командиром.
Командир батареи выкатил орудия и зарядные ящики на площадь, роздал своим людям хранившиеся при батарее 30 ружей и
послал нарочного
за 30 верст в Чериков просить прикрытия, откуда к шести часам вечера и были присланы на подводах 50 человек.
—
Пошел вон, глуздырь! Скажу вот завтра
командиру, чтоб тебя на хлеб на воду посадил
за приметы твои дурацкие…
Плесакову по запасам бинтов и корпии не трудно было догадаться, что дело
идет вовсе не об охоте. Прикинувшись готовым
за своего барина в огонь и в воду, он вызвал на более откровенный разговор своего словоохотливого и хвастливого или отуманенного пана; выведав что нужно, Плесаков в то же утро бежал, и явясь в Кричеве к
командиру батареи, полковнику Карманову, объявил ему о замысле напасть на батарею, и о том, что собирается огромная шайка где-то около Свиного.