Неточные совпадения
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль
свет не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин знал…
Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает —
И, в нем глубоко погружен,
От
света вновь отрекся он.
И в молчаливом кабинете
Ему припомнилась пора,
Когда жестокая хандра
За ним гналася в шумном
свете,
Поймала, за ворот взяла
И в темный угол заперла.
Вечер так и прошел; мы были вместо десяти уже в шестнадцати милях от берега. «Ну, завтра чем
свет войдем», — говорили мы, ложась спать. «Что нового?» — спросил я опять, проснувшись утром, Фаддеева. «Васька жаворонка съел», — сказал он. «Что ты, где ж он взял?» — «
Поймал на сетках». — «Ну что ж не отняли?» — «Ушел в ростры, не могли отыскать». — «Жаль! Ну а еще что?» — «Еще — ничего». — «Как ничего: а на якорь становиться?» — «Куда те становиться: ишь какая погода! со шканцев на бак не видать».
— Ну что? ведь не до
свету же тебе здесь оставаться, дом мой не харчевня, не с твоим проворством, братец,
поймать Дубровского, если уж это Дубровский. Отправляйся-ка восвояси да вперед будь расторопнее. Да и вам пора домой, — продолжал он, обратясь к гостям. — Велите закладывать, а я хочу спать.
Счастье в эту минуту представлялось мне в виде возможности стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на чудную красоту мира,
ловить то странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна природы, в тихом движении ее
света и теней.
Оставшись один на перекрестке, князь осмотрелся кругом, быстро перешел через улицу, близко подошел к освещенному окну одной дачи, развернул маленькую бумажку, которую крепко сжимал в правой руке во всё время разговора с Иваном Федоровичем, и прочел,
ловя слабый луч
света...
Рыбы
поймали такое множество, какого не ожидали, и потому послали за телегой; по большей части были серебряные и золотые лещи, ярко блиставшие на лунном
свете; попалось также довольно крупной плотвы, язей и окуней; щуки, жерехи и головли повыскакали, потому что были вороваты, как утверждали рыбаки.
То будто кажется, что вдруг черти тебя за язык
ловят, то будто сам Ведекос на тебя смотрит и говорит тебе:"И приидут вси людие со тщанием…"В глазах у него
свет и тьма, из гортани адом пышет, а на главе корона змеиная.
—
Поймали было царские люди Кольцо, только проскользнуло оно у них промеж пальцев, да и покатилось по белу
свету. Где оно теперь, сердечное, бог весть, только, я чаю, скоро опять на Волгу перекатится! Кто раз побывал на Волге, тому не ужиться на другой сторонушке!
Они приходят иногда к Мише на господский двор, только я прячусь там от них: наши дворовые и сама Глафира Львовна так грубо обращаются с ними, что у меня сердце кровью обливается; они, бедняжки, стараются всем на
свете услужить брату, бегают,
ловят ему белок, птиц, — а он обижает их…
А! вы желаете, чтоб счастье вас
ловило.
Затея новая… пустить бы надо в
свет.
— Что ты, бог с тобою! — вскричала хозяйка. — Да разве нам белый
свет опостылел! Станем мы
ловить разбойника! Небойсь ваш губной староста не приедет гасить, как товарищи этого молодца зажгут с двух концов нашу деревню! Нет, кормилец, ступай себе,
лови его на большой дороге; а у нас в дому не тронь.
— Жизнь!.. Иная жизнь! Жизнь вечная! — шептал он, как бы что-то
ловя и преследуя глазами, как бы стараясь что-то прозреть в тонком серо-розовом
свете под белым потолком пустой комнаты.
Василиса Перегриновна. Вот все-то так со мной. Моченьки моей нету! Все сердце изболело. Мученица я на этом
свете. (Срывает с сердцем цветок и обрывает с него лепестки). Кажется, кабы моя власть, вот так бы вас всех! Так бы вас всех! Так бы вас всех! Погоди ж ты, мальчишка! Уж я тебя
поймаю! Кипит мое сердце, кипит, ключом кипит. А вот теперь иди, улыбайся перед барыней, точно дура какая! Эка жизнь! эка жизнь! Грешники так в аду не мучаются, как я в этом доме мучаюсь. (Уходит).
Как все охотники, Николай Матвеич отличался суеверием. На охоту или рыбную
ловлю он обыкновенно выходил самым ранним утром, на брезгу, то есть когда только начинал брезжить утренний
свет. Делалось это с той целью, чтобы, — боже сохрани, — какая-нибудь баба не перешла дороги. В последнем случае ничего не оставалось, как вернуться домой, потому что все равно удачи не будет. «Баба», по мнению Николая Матвеича, была самое вредное существо.
Дюрок выстрелил, и немного спустя явился человек, ловко
поймав причал, брошенный мной. Вдруг разлетелся
свет, — вспыхнул на конце мола яркий фонарь, и я увидел широкие ступени, опускающиеся к воде, яснее различил рощи.
Перчихин. Люблю птичек
ловить! Что есть на
свете лучше певчей птицы?
Когда забота и печаль
Покой душевный возмущают,
Мы забываем
свет, и вдаль
Душа и мысли улетают,
И
ловят сны, в которых нет
Следов и теней прежних лет.
— На
свете я живу одним-одна, одною своею душенькой, ну а все-таки жизнь, для своего пропитания, веду самую прекратительную, — говорила Домна Платоновна: — мычусь я, как угорелая кошка по базару; и если не один, то другой меня за хвост беспрестанно так и
ловят.
Я как будто
света невзвидел, когда
поймал ее взгляд на m-me M*.
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна!
свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.
Отец греха, Марии враг лукавый,
Ты стал и был пред нею виноват;
Ах, и тебе приятен был разврат…
И ты успел преступною забавой
Всевышнего супругу просветить
И дерзостью невинность изумить.
Гордись, гордись своей проклятой славой!
Спеши
ловить… но близок, близок час!
Вот меркнет
свет, заката луч угас.
Всё тихо. Вдруг над девой утомленной
Шумя парит архангел окриленный, —
Посол любви, блестящий сын небес.
Жила-была на
свете лягушка-квакушка. Сидела она в болоте,
ловила комаров да мошку, весною громко квакала вместе со своими подругами. И весь век она прожила бы благополучно — конечно, в том случае, если бы не съел ее аист. Но случилось одно происшествие.
Устиновым овладело такое чувство презрения и гадливости и вместе с тем сожаления к этому уничтоженному существу, которое стояло теперь перед ним, тщетно
ловя его руки, что ему хотелось только вырваться поскорей отсюда на свежий воздух, на
свет Божий.
— Выйдешь, бывало, на террасу… Весна это зачинается. И боже мой! Глаз бы не отрывал от
света божьего! Лес еще черный, а от него так и пышет удовольствием-с! Речка славная, глубокая… Маменька ваша во младости изволила рыбку
ловить удочкой… Стоят над водой, бывалыча, по целым дням… Любили-с на воздухе быть… Природа!
Когда мы вернулись с рыбацкой
ловли, было уже темно. На биваке горел большой костер. Ярким трепещущим
светом были освещены стволы и кроны деревьев. За день мы все устали и потому рано легли спать. Окарауливали нас собаки.
— Пора… — сказала себе самой лежавшая без малейшего движения до этой минуты Милица и стала медленно выползать из своей «норы». Она слышала от слова до слова весь разговор австрийцев. Из него ей стало ясно, как день, что никого другого, как ее и Игоря, искали неприятельские разведчики, потревоженные
светом их фонаря-прожектора y подножия холма. И
поймай они теперь ее или Горю, им бы несдобровать обоим.
Игорь притаился в темноте, напряженно слушая,
ловя каждый звук, долетающий извне. Шаги зазвучали теперь y самого порога горницы. С протяжным звоном повернулся ключ в замке, и яркий
свет фонаря ударил прямо в лицо Игорю.
Мы ездили большой компанией в Байдарскую долину, в деревню Скели, к замужней дочери С. Я. Елпатьевского, Людмиле Сергеевне Кулаковой. Ночью, при
свете фонарей,
ловили в горной речке форелей. Утром, в тени грецких орешников, пили чай. Растирали в руках листья орешника и нюхали. Андреев сказал...
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такою силой, как в эти дни праздников. «
Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на
свете — остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», — говорила эта атмосфера.