Неточные совпадения
Но предприимчивую злобу
Он крепко в сердце затаил.
«В бессильной горести, ко гробу
Теперь он мысли устремил.
Он зла Мазепе не желает;
Всему виновна
дочь одна.
Но он и
дочери прощает:
Пусть богу даст ответ она,
Покрыв семью свою
позором,
Забыв и небо, и закон...
— Нет, слушай дальше… Предположим, что случилось то же с
дочерью. Что теперь происходит?.. Сыну родители простят даже в том случае, если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело
дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев семьи, презрение общества. То, что для сына является только неприятностью, для
дочери вечный
позор… Разве это справедливо?
— У меня нет больше
дочери. Мне остается
позор… Господи!.. Этого еще одного и недоставало!! Нет больше у меня
дочери!.. Понимаешь: нет, нет, нет
дочери…
— Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности…
Дочь, по крайней мере, уже своим
позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную
дочь из своего дома, а сына простят?
И однако же эти две пошлости расстраивают всю гармонию семейного быта Русаковых, заставляют отца проклинать
дочь,
дочь — уйти от отца и затем ставят несчастную девушку в такое положение, за которым, по мнению самого Русакова, следует не только для нее самой горе и бесчестье на всю жизнь, но и общий
позор для целой семьи.
— Вот как ноне честные-то девушки поживают! — орала на всю улицу Марька, счастливая
позором своего бывшего любовника. — Вся только слава на нас, а отецкие-то
дочери потихоньку обгуливаются… Эй ты, святая душа, куда побежала?
Прасковья Семеновна,
дочь кассельской немки, с раннего детства осталась круглой сиротой и была счастлива, по крайней мере, тем, что не видела
позора матери.
Но между тем какой
позорЯвляет Киев осажденный?
Там, устремив за нивы взор,
Народ, уныньем пораженный,
Стоит на башнях и стенах
И в страхе ждет небесной казни;
Стенанья робкие в домах,
На стогнах тишина боязни;
Один, близ
дочери своей,
Владимир в горестной молитве;
И храбрый сонм богатырей
С дружиной верною князей
Готовится к кровавой битве.
Она тяжело дышала от волнения. А в стороне стояли три
дочери, такие же, как она, худые и плоские, и пугливо жались друг к другу. Они были встревожены, ошеломлены, точно в их доме только что поймали каторжника. Какой
позор, как страшно! А ведь это почтенное семейство всю свою жизнь боролось с предрассудками; очевидно, оно полагало, что все предрассудки и заблуждения человечества только в трех свечах, в тринадцатом числе, в тяжелом дне — понедельнике!
Стоит боярин у дверей
Светлицы
дочери своей
И чутким ухом он приник
К замку — и думает старик:
«Нет! непорочна
дочь моя,
А ты, Сокол, ты раб, змея,
За дерзкий, хитрый свой намек
Получишь гибельный урок!»
Но вдруг… о горе, о
позор!
Он слышит тихий разговор!..
В ногах валялась она перед Платонидой и даже перед Фотиньей, Христом-Богом молила их сохранить тайну
дочери. Злы были на спесивую Матренушку осиповские ребята, не забыли ее гордой повадки, насмешек ее над их исканьями… Узнали б про беду, что стряслась над ней, как раз дегтем ворота Чапурина вымазали б… И не снес бы старый
позора, все бы выместил на Матренушке плетью да кулаками.
Но тут вдруг ему вспомнились рассказы Снежковых про
дочерей Стужина. И мерещится Патапу Максимычу, что Михайло Данилыч оголил Настю чуть не до пояса, посадил боком на лошадь и возит по московским улицам… Народ бежит, дивуется… Срам-от, срам-от какой… А Настасья плачет, убивается, неохота
позор принимать… А делать ей нечего: муж того хочет, а муж голова.
Выведу на
позор родную
дочь?..
Но, должно быть, вспоминая свою молодость, сквозь пальцы смотрят они на девичьи забавы и такие наставленья дают
дочерям: «Любись с дружком как знаешь, только чтоб
позору на честно́й родительский дом от того не было.
— Не ведаешь! — злобно прошипел Григорий Лукьянович. — А зачем подсылал
дочь свою окаянную в Александровскую слободу, к брату своему, такому же, как ты, крамольнику?.. Не сносить и ему головы, я в том тебе порукою… И
дочь твою, подлую прелестницу, на
позор отдам людишкам своим, коли не скажешь мне истины, куда вы с злочестивцем Пименом, попом триклятым, Максимку моего запрятали…
К страданиям, причиненным ей
позором ее любимой
дочери, присоединялось озлобление против самой себя при внутреннем неотвязчивом сознании, что любовным приключением князя Облонского и Рены она, Анжель, была потрясена и оскорблена не только как мать, но и как женщина.
— Все это принадлежит мне, — печально произнес он, — многие завидуют моему богатству. Они думают, что я счастлив. Дураки! О, как бы возрадовались они, если бы узнали, что имя Иннокентия Толстых покрыто
позором и забрызгано грязью, и что это сделала его родная
дочь!
— Если моя
дочь потеряла вместе с сердцем и свою честь, я буду пить чашу
позора, капля за каплей…
Вся вина ее перед этой, там, за несколько комнат лежащей умирающей женщиной, готовящейся ежеминутно предстать на суд Всевышнего, Всеведующего, Всемилостивейшего судьи и принести ему повесть о ее земных страданиях, главною причиною которых была ее родная
дочь, любимая ею всею силою ее материнской любви, страшной картиной восстала перед духовным взором молодой Бахметьевой, а наряду с тем восстали и картины ее
позора и глубокого безвозвратного падения.
— Я прошу вас спасти моего мужа, спасти нас, меня и мою
дочь от разорения и, быть может, даже от
позора… Я не прошу вернуть к нам его любовь… Граф уже давно не живет семейной жизнью.
— Что такое, что такое? — ворчала баронесса, шедшая за
дочерью. — Боже мой! да нас завлекли в сети; это западня,
позор, унижение! Вот что делают ныне пасторы, служители алтарей! Потворствуют слабостям, помогают
дочерям против матерей! Пойдем отсюда, Луиза!
— Моя
дочь, мое умирающее дитя зовет и звало меня, чтобы простить меня и смыть с меня
позор моих преступлений своими чистыми, ангельскими поцелуями… И я ничего не знал и оставался здесь, подозревая мою жену и моего друга и веря этой…