Неточные совпадения
Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике.
Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского
на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся
на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.
Через час Анна рядом с Голенищевым и с Вронским
на переднем
месте коляски
подъехали к новому красивому дому в дальнем квартале. Узнав от вышедшей к ним жены дворника, что Михайлов пускает в свою студию, но что он теперь у себя
на квартире в двух шагах, они послали ее к нему с своими карточками, прося позволения видеть его картины.
Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову
на грудь, я ехал долго, наконец очутился в
месте, мне вовсе не знакомом; я повернул коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце садилось, когда я
подъехал к Кисловодску, измученный,
на измученной лошади.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу в одну лошадь,
на середине которой сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай
на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в лесу
на траве и вообще
на таком
месте,
на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
Вскоре мы
подъехали к самому живописному
месту. Мы только спустились с одной скалы, и перед нами представилась широкая расчищенная площадка, обнесенная валом.
На площадке выстроено несколько флигелей. Это другая тюрьма. В некотором расстоянии, особо от тюремных флигелей, стоял маленький домик, где жил сын Бена, он же смотритель тюрьмы и помощник своего отца.
Есть
места вовсе бесплодные: с них, по распоряжению начальства, поселенцы переселяются
на другие участки.
Подъезжая к реке Амге (это уже ближе к Якутску), я вдруг как будто перенесся
на берега Волги: передо мной раскинулись поля, пестреющие хлебом. «Ужели это пшеница?» — с изумлением спросил я, завидя пушистые, знакомые мне золотистые колосья. «Пшеница и есть, — сказал мне человек, — а вон и яровое!»
К обеду мы
подъехали к прекрасной речке, обстановленной такими пейзажами, что даже сам приличный и спокойный Вандик с улыбкой указал нам
на один живописный овраг, осененный деревьями. «Very nice place!» («Прекрасное
место!») — заметил он.
В то время, как Нехлюдов
подъезжал к
месту жительства старого генерала, куранты часов
на башне сыграли тонкими колокольчиками «Коль славен Бог», а потом пробили два часа.
Тут только мы заметили, что к лежбищу ни с какой стороны подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися в море уступами, а со стороны суши были отвесные обрывы 50 м высотой. К сивучам можно было только
подъехать на лодке. Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его зря и бросили бы
на месте.
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они
на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево
на открытом
месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
В день приезда Гарибальди в Лондон я его не видал, а видел море народа, реки народа, запруженные им улицы в несколько верст, наводненные площади, везде, где был карниз, балкон, окно, выступили люди, и все это ждало в иных
местах шесть часов… Гарибальди приехал в половине третьего
на станцию Нейн-Эльмс и только в половине девятого
подъехал к Стаффорд Гаузу, у подъезда которого ждал его дюк Сутерланд с женой.
К известному часу
подъезжали к «Голубятне» богатые купцы, но всегда
на извозчиках, а не
на своих рысаках, для конспирации, поднимались
на второй этаж, проходили мимо ряда закрытых кабинетов за буфет, а оттуда по внутренней лестнице пробирались в отгороженное помещение и занимали
места вокруг арены.
Таким образом,
на одном поле иногда удастся
подъехать и выстрелить несколько раз, потому что сивки, наигравшись прежде в вышине и опустясь
на землю, уже неохотно поднимаются вверх, а только перелетывают с
места на место.
В это время уже не трудно
подъезжать к рассеянным парам кряковных уток и часто еще удобнее подходить или подкрадываться из-за чего-нибудь: куста, берега, пригорка, ибо утка, замышляющая гнездо или начавшая нестись, никогда не садится с селезнем
на открытых
местах, а всегда в каком-нибудь овражке, около кустов, болота, камыша или некошеной травы: ей надобно обмануть селезня, несмотря
на его бдительность: надобно спрятаться, проползти иногда с полверсты, потом вылететь и
на свободе начать свое великое дело, цель, к которой стремится все живущее.
Разумеется, во всех этих случаях нельзя убить гусей много, стрелять приходится почти всегда в лет, но при удачных выстрелах из обоих стволов штуки три-четыре вышибить из стаи. также
подъезжать к гусиным станицам или, смотря по местности, подкрадываться из-за чего-нибудь, когда они бродят по сжатым полям и скошенным лугам, когда и горох и гречу уже обмолотили и гусям приходится подбирать кое-где насоренные зерна и даже пощипывать озимь и молодую отаву. также довольно удачно напасть
на них в полдень, узнав предварительно
место, где они его проводят.
Однажды
подъезжал я к стрепету, который, не подпустив меня в настоящую меру, поднялся; я ударил его влет
на езде, и мне показалось, что он подбит и что, опускаясь книзу, саженях во ста от меня, он упал; не выпуская из глаз этого
места, я сейчас побежал к нему, но, не добежав еще до замеченной мною местности, я
на что-то споткнулся и едва не упал; невольно взглянул я мельком, за что задела моя нога, и увидел лежащего стрепета с окровавленною спиной; я счел его за подстреленного и подумал, что ошибся расстоянием; видя, что птица жива, я проворно схватил ее и поднял.
— В
местах, где водятся и держатся тетерева в большом множестве, а
подъезжать к ним неудобно, стрельба
на чучелы составляет добычливую охоту.
Разумеется, сидя
на таком
месте, он совершенно безопасен от ружья охотника: если вы
подъедете или подойдете близко к сосне, то нижние ветви закроют его и вам ничего не будет видно, если же отойдете подальше и глухарь сделается виден, то расстояние будет так велико, что нет никакой возможности убить дробью такую большую и крепкую птицу, хотя бы ружье было заряжено безымянкой или нулем.
Вообще журавль довольно осторожная птица, и к журавлиной стае
подъехать и даже подкрасться очень мудрено, но в одиночку или в паре, особенно если найдешь их около тех
мест, где они затевают гнездо, журавли гораздо смирнее, и
на простой телеге или охотничьих дрожках иногда
подъехать к ним в меру ружейного выстрела.
Когда молодые кроншнепы поднимутся и начнут летать выводками по полям, а потом и стаями по берегам прудов или озер, — стрельба их получает опять высокую цену, потому что их трудно отыскивать и еще труднее
подъезжать к ним, ибо они бывают очень сторожки и после первого выстрела улетают
на другие, отдаленные
места.
— К Треппелю…
подъехали… лихач… с электричеством… Ой, девоньки… умереть
на месте…
на оглоблях электричество.
Когда
подъезжали к избранному
месту, Павел и мальчишки рассыпались по лесу, а Еспер Иваныч, распустив зонтик, оставался сидеть
на линейке.
Телега сейчас же была готова. Павел, сам правя, полетел
на ней в поле, так что к нему едва успели вскочить Кирьян и Сафоныч.
Подъехали к
месту поражения. Около куста распростерта была растерзанная корова, а невдалеке от нее, в луже крови, лежал и медведь: он очень скромно повернул голову набок и как бы не околел, а заснул только.
И чем ближе вы
подъезжаете к Троицкому посаду и к Москве, этому средоточию русской святыни, тем более убеждаетесь, что немец совсем не перелетная птица в этих
местах, что он не
на шутку задумал здесь утвердиться, что он устроивается прочно и надолго и верною рукой раскидывает мрежи, в которых суждено барахтаться всевозможным Трифонычам, Сидорычам и прочей неуклюжей белужине и сомовине, заспавшейся, опухшей, спившейся с круга.
Крутогорск расположен очень живописно; когда вы
подъезжаете к нему летним вечером, со стороны реки, и глазам вашим издалека откроется брошенный
на крутом берегу городской сад, присутственные
места и эта прекрасная группа церквей, которая господствует над всею окрестностью, — вы не оторвете глаз от этой картины.
Как они принялись работать, как стали привскакивать
на своих
местах! куда девалась усталость? откуда взялась сила? Весла так и затрепетали по воде. Лодка — что скользнет, то саженей трех как не бывало. Махнули раз десяток — корма уже описала дугу, лодка грациозно
подъехала и наклонилась у самого берега. Александр и Наденька издали улыбались и не сводили друг с друга глаз. Адуев ступил одной ногой в воду вместо берега. Наденька засмеялась.
Окруженный множеством опричников, Иван Васильевич
подъехал верхом к
месту поединка, слез с коня, взошел по ступеням помоста и, поклонившись народу, опустился
на кресла с видом человека, готовящегося смотреть
на занимательное зрелище.
Однажды, в начале июля, к
месту, где мы работали, стремглав
подъехала развинченная пролетка;
на козлах сидел, мрачно икая, пьяный извозчик, бородатый, без шапки и с разбитой губой; в пролетке развалился пьяненький Григорий Шишлин, его держала под руку толстая, краснощекая девица в соломенной шляпке, с алым бантом и стеклянными вишнями, с зонтиком в руке и в резиновых калошах
на босую ногу. Размахивая зонтиком, раскачиваясь, она хохотала и кричала...
Это был чеченец Гамзало. Гамзало подошел к бурке, взял лежавшую
на ней в чехле винтовку и молча пошел
на край поляны, к тому
месту, из которого
подъехал Хаджи-Мурат. Элдар, слезши с лошади, взял лошадь Хаджи-Мурата и, высоко подтянув обеим головы, привязал их к деревьям, потом, так же как Гамзало, с винтовкой за плечами стал
на другой край поляны. Костер был потушен, и лес не казался уже таким черным, как прежде, и
на небе хотя и слабо, но светились звезды.
Чем ближе
подъезжала княгиня к своим
местам, тем она чувствовала себя счастливее, и перед самым Курском, откуда бабушка надеялась захватить Червева, она находилась в превосходном настроении; но тут встретилось обстоятельство, которое вдруг смутило ее самым непредвиденным и неприятным образом. Въезжая
на двор, где была последняя сдаточная перепряжка, бабушка была неожиданно приветствована здесь Рогожиным, который вдруг наскакал сюда
на своих одрах из-за ближайшего перелеска.
Я
подъехал ближе, остановился; драгун начал опять трубить; звуки трубы сливались по-прежнему с воем ветра; а проклятый француз, как
на смех, не подымал головы и, остановясь
на одном
месте, принялся чертить штыком по песку, вероятно, вензель какой-нибудь парижской красавицы.
Борис Петрович знал это
место, ибо раза два из любопытства, будучи
на охоте, он
подъезжал к нему, хотя ни разу не осмелился проникнуть в внутренность мрачных переходов: когда он опомнился от страха, то Чортово логовище, несмотря
на это адское прозвание, представилось его мысли как единственное безопасное убежище… ибо остаться здесь, в старом овине, так близко от спящих палачей своих, было бы безрассудно… но как туда пробраться?
Опять желтая четвероместная карета с важами, наполненными дамскими туалетами и нашим платьем,
подъезжает шестериком под крыльцо, дверцы отворяются, подножка в четыре ступеньки со стуком подставляет свои коврики, и мы занимаем надлежащие
места; повар Афанасий садится с кучером
на козлы, а проворный камердинер Иван Никифоров, крикнув: «Пошел!» —
на ходу вскакивает
на запятки и усаживается в крытой сиделке.
Подъехавши к роще, он уже не пошел
на этот раз пешком, а объехал ее кругом и, остановясь невдалеке от назначенного
места, посмотрел вокруг себя: по-прежнему перед ним расстилалось широкое поле, вдали были видны Могилки, которые
на этот раз показались ему еще мрачнее, еще печальнее.
Два раза он
подъезжал к Могилкам; два раза приходил
на место свидания, обходил кругом поле; но все было напрасно.
Через три дня пути, перевалив через Уральские горы, я уже
подъезжал на земской паре к
месту своего назначения, и Пеньковский завод весело выглянул рядами своих крепких, крытых тесом домиков из-за большой кедровой рощи, стоявшей у самого въезда в завод; присутствие сибирского кедра, как известно, есть самый верный признак глубокого севера и
мест «не столь отдаленных», с которых начинается настоящая «немшоная» Сибирь.
Их
подъехало несколько. Иосаф выбрал самые покойные пролетки и, посадив
на них Эмилию, другое
место хотел было уступить Бжестовскому.
Дорога жалась над речкой, к горам. У «Чертова пальца» она отбегала подальше от хребта, и
на нее выходил из ложбины проселок… Это было самое опасное
место, прославленное многочисленными подвигами рыцарей сибирской ночи. Узкая каменистая дорога не допускала быстрой езды, а кусты скрывали до времени нападение. Мы
подъезжали к ложбине. «Чертов палец» надвигался
на нас, все вырастая вверху, во мраке. Тучи пробегали над ним и, казалось, задевали за его вершину.
Воронецкий
подъехал к «Амуровым стрелам». Когда он вошел в сад, первый акт уже начался. Калхас, плешивый и краснорожий, осматривал подношения богам и, разочарованно качая головою, говорил: «Слишком много цветов!..» Воронецкий пробрался к своему
месту, отвечая высокомерным взглядом
на недовольные ворчания потревоженных зрителей.
Что сталось с ним, когда он, сидя
на двухколесной латышской тележке,
подъехал к повороту в землю неприятельскую и взглянул назад
на дорогу, которая вела в
места, для него столь драгоценные?
Долго еще говорили они о построении храма, о прекрасном
месте, с которого он будет господствовать над всем городом, и в такой беседе
подъехали на высоту у Спаса
на бору, откуда можно было видеть всю Занеглинную. Здесь взор молодого человека приковался к двум точкам, которые двигались с двух противных берегов Неглинного пруда. Едва успел он различить, что это были два мальчика. Они столкнулись
на средине замерзшего пруда и завязали рукопашный бой. В несколько мгновений
на обоих берегах протянулись две линии.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие
подъехать к
месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками,
на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез
на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку.
— Вы
на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? — сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к
месту 3-ю роту и
подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо-отбытого смотра неудержимую радость. — Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! — И он протянул руку ротному.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон-Толь случайно наехал
на то же
место и, увидав государя, прямо
подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон-Толь что-то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался
подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем чтобы взглянуть
на то
место расположения французов,
на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
В то время как он
подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее
на прежнее
место. Широкоплечий, огромный солдат 1-й нумер с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2-й нумер трясущеюся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнушись
на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из-под маленькой ручки.