Неточные совпадения
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его жизни, когда он ткал узор счастья с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал себя, как в картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался с ней птичкой, цветком,
радовался детски ее новому платью, шел с ней плакать на могилу матери и
подруги, потому что плакала она, сажал цветы…
Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия, с нежностию сетовала на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй
подруги; в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство насчет здоровья маленького Владимира; в другом она
радовалась его ранним способностям и предвидела для него счастливую и блестящую будущность.
То-то он
обрадуется!» И ветреная красавица уже шутила со своими
подругами.
Она ничего от нее не требовала, старалась избегать всяких рассуждений о ней, но чуяла сердцем, что происходит в
подруге, и нимало не
радовалась ее видимому спокойствию.
Наконец гости уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову в его деревню Алмантаево, верстах в двадцати от Сергеевки, где гостил Мансуров с женою и детьми. Я был рад, что уехали гости, и понятно, что очень не
радовался намерению ехать в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень
обрадовалась, что увидит маленьких своих городских
подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
Закупив закусок, сластей и бутылку автандиловского розоватого кахетинского, я в 8 часов вечера был в «Скворцовых нумерах», в крошечной комнате с одним окном, где уже за только что поданным самоваром сидела Дубровина и ее
подруга, начинающая артистка Бронская.
Обрадовались, что я свои именины справляю у них, а когда я развязал кулек, то уж радости и конца не было. Пили, ели, наслаждались и даже по глотку вина выпили, хотя оно не понравилось.
Был осенний день. Юлия только что пошла во флигель плакать, а Лаптев лежал в кабинете на диване и придумывал, куда бы уйти. Как раз в это время Петр доложил, что пришла Рассудина. Лаптев
обрадовался очень, вскочил и пошел навстречу нежданной гостье, своей бывшей
подруге, о которой он уже почти стал забывать. С того вечера, как он видел ее в последний раз, она нисколько не изменилась и была все такая же.
Так и жила она,
радуясь сама, на радость многим, приятная для всех, даже ее
подруги примирились с нею, поняв, что характер человека — в его костях и крови, вспомнив, что даже святые не всегда умели побеждать себя. Наконец, мужчина — не бог, а только богу нельзя изменить…
В другой раз собрался он как-то к тетеньке с требованием, и так бодро пошел;
подруга Саши
обрадовалась и испугалась, а Саша говорит ей: «Ах, милая, сядь да утишься: не из тучи гром…
— Ну вот и отлично, —
обрадовалась Крошка, — охота была портить глаза. Глаза-то одни, а
подруг много! Да вот, чего откладывать в долгий ящик, хочешь быть со мной
подругой?
— Mesdam'oчки, — продолжала она сквозь смех, обращаясь к
подругам, — она, наверное, татарка, а татарская религия запрещает есть свинину… Ты можешь
радоваться, Иванова, — добавила она в сторону белокурой маленькой толстушки, — каждый раз, как будут подавать свиные котлеты, Джаваха отдаст тебе свою порцию.
В самый Петров день Катя приехала в Москву. Она застала уж там посланных отцом ее. Катя очень им
обрадовалась, поцеловала старого слугу и свою новую горничную, расспрашивала их долго об отце, об их житье-бытье, о Холодне. Посланные со всею дипломатическою тонкостью старались представить все холоденское в благоприятном виде. Несмотря на убеждения своей
подруги и матери ее, Катя, простившись с ними не без слез и обещав другу своему переписываться с нею до гроба, отправилась в путь с первым просветом зари.
Студент и корнет подошли ближе к месту поединка; Левкоева коварно улыбалась, мысленно представляя себе этот поединок в смешном виде, вроде боя петухов, спущенных один на другого. Она заранее
радовалась, как завтра будет потешать своих покровительниц рассказом об этой уморительной сцене. Можно догадаться, что чувствовали в это время Лиза и ее
подруга.
Но Екатерина Петровна была слишком остра и практична, чтобы обнаружить эти чувства; напротив, она сразу смекнула, что любовь к ней графини Аракчеевой будет, несомненно, для нее полезнее любви Талечки Хомутовой и даже стала, по-видимому, еще сердечнее относиться к своей
подруге,
радоваться ее радостям и печалиться ее печалями.
Старый дородный цыган, дожидавшийся своей
подруги на дворе, очень
обрадовался ее появлению.