Неточные совпадения
Я
подошел к пьяному
господину, взял его довольно крепко за руку и, посмотрев ему пристально в глаза, попросил удалиться, — потому, прибавил я, что княжна давно уж обещалась танцевать мазурку со мною.
— Бедная шинель! — сказал я, усмехаясь, — а кто этот
господин, который
к ним
подходит и так услужливо подает им стакан?
—
Барин! ничего не хотите закусить? — сказала в это время,
подходя к нему, старуха.
Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился
к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем и, сказавши: «А каково вам,
господа, покажется вот это произведенье природы?» —
подошел было
к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не он, и,
подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
— Подлец ты! — вскрикнул Чичиков, всплеснув руками, и
подошел к нему так близко, что Селифан из боязни, чтобы не получить от
барина подарка, попятился несколько назад и посторонился.
«Гм, это правда, — продолжал он, следуя за вихрем мыслей, крутившимся в его голове, — это правда, что
к человеку надо „
подходить постепенно и осторожно, чтобы разузнать его“; но
господин Лужин ясен.
И, однако ж, в стороне, шагах в пятнадцати, на краю бульвара, остановился один
господин, которому, по всему видно было, очень бы хотелось тоже
подойти к девочке с какими-то целями.
Огудалова (
подходя к столу). Здравствуйте,
господа!
Карандышев (
подходит к Робинзону). Где ваши товарищи,
господин Робинзон?
«Тоже — «объясняющий
господин», — подумал Клим, быстро
подходя к двери своего дома и оглядываясь. Когда он в столовой зажег свечу, то увидал жену: она, одетая, спала на кушетке в гостиной, оскалив зубы, держась одной рукой за грудь, а другою за голову.
Только Лукьян Лукьяныч и говорит мне: «Ну,
господин Бальзаминов, теперь наше дело
к концу
подходит».
— Здравствуйте, Обломов, — говорил блистающий
господин,
подходя к нему.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли,
подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то
господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Нехлюдов вышел из сада и
подошел к крыльцу, у которого стояли две растрепанные бабы, из которых одна, очевидно, была на сносе беременна. На ступеньках крыльца, сложив руки в карманы парусинного пальто, стоял приказчик. Увидав
барина, бабы замолчали и стали оправлять сбившиеся платки на головах, а приказчик вынул руки из карманов и стал улыбаться.
—
Господин председатель, — сказал Нехлюдов,
подходя к нему в ту минуту, как тот уже надел светлое пальто и брал палку с серебряным набалдашником, подаваемую швейцаром, — могу я поговорить с вами о деле, которое сейчас решилось? Я — присяжный.
— Нельзя,
господин,
подходить к партии — не полагается, — кричал он,
подходя.
В это время
к подъезду неторопливо
подходил господин среднего роста, коренастый и плотный, в дубленом романовском полушубке и черной мерлушковой шапке. Он вошел в переднюю и неторопливо начал раздеваться, не замечая гостя.
К столу с винами
подошел «московский
барин»; он блуждающим взглядом посмотрел на Привалова и Веревкина, налил себе рюмку вина и, не выпив ее, пошатываясь вышел из комнаты.
В его голове болезненный чад, соображение еще дремлет, но вот он в саду,
подходит к освещенным окнам и слышит страшную весть от
барина, который, конечно, ему обрадовался.
— А вот что-то наши мужички теперь скажут? — проговорил один нахмуренный, толстый и рябой
господин, подгородный помещик,
подходя к одной группе разговаривавших
господ.
Вдруг
подошел к ним один пожилой лысоватый
господин в широком летнем пальто и с сладкими глазками. Приподняв шляпу, медово присюсюкивая, отрекомендовался он всем вообще тульским помещиком Максимовым. Он мигом вошел в заботу наших путников.
Подошел к окну, крикнул
барину: «Это я, дескать».
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль не у
Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не
подошла бы
к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
Перфишка бросился
к барину — и, придерживая стремя, хотел было помочь ему слезть с коня; но тот соскочил сам и, кинув вокруг торжествующий взгляд, громко воскликнул: «Я сказал, что отыщу Малек-Аделя, — и отыскал его, назло врагам и самой судьбе!» Перфишка
подошел к нему
к ручке, но Чертопханов не обратил внимания на усердие своего слуги.
— Благодари же
барина, — сказал исправник. Мальчик
подошел к Кирилу Петровичу и поцеловал у него руку.
—
Господа, позвольте мне покончить ваш спор, — и тут же,
подойдя к Гарибальди, сказал ему: — Мне ваше посещение бесконечно дорого, и теперь больше, чем когда-нибудь, в эту черную полосу для России ваше посещение будет иметь особое значение, вы посетите не одного меня, но друзей наших, заточенных в тюрьмы, сосланных на каторгу.
Тюрьма стояла на самом перевале, и от нее уже был виден город, крыши домов, улицы, сады и широкие сверкающие пятна прудов… Грузная коляска покатилась быстрее и остановилась у полосатой заставы шлагбаума. Инвалидный солдат
подошел к дверцам, взял у матери подорожную и унес ее в маленький домик, стоявший на левой стороне у самой дороги. Оттуда вышел тотчас же высокий
господин, «команду на заставе имеющий», в путейском мундире и с длинными офицерскими усами. Вежливо поклонившись матери, он сказал...
— Итак,
господин Доманевич расскажет нам содержание первого урока… Как мы
подошли к определению предмета? Слушаем.
«Вот гостя
господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю
к нему не
подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
Князь
подошел к спорившим, осведомился в чем дело, и, вежливо отстранив Лебедева и Келлера, деликатно обратился
к одному уже седому и плотному
господину, стоявшему на ступеньках крыльца во главе нескольких других желающих, и пригласил его сделать честь удостоить его своим посещением.
И Лемм уторопленным шагом направился
к воротам, в которые входил какой-то незнакомый ему
господин, в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем новым лицам в городе О…; от знакомых он отворачивался на улице — такое уж он положил себе правило), Лемм прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись в Лизу,
подошел прямо
к ней.
Старик Антон заметил, что
барину не по себе; вдохнувши несколько раз за дверью да несколько раз на пороге, он решился
подойти к нему, посоветовал ему напиться чего-нибудь тепленького.
— А так бы думал, что за здоровье
господина моего надо выпить! — отвечал Макар Григорьев и, когда вино было разлито, он сам пошел за официантом и каждому гостю кланялся, говоря: «Пожалуйте!» Все чокнулись с ним, выпили и крепко пожали ему руку. Он кланялся всем гостям и тотчас же махнул официантам, чтоб они подавали еще. Когда вино было подано, он взял свой стакан и прямо
подошел уже
к Вихрову.
— Это входят в церковь разные
господа, — начал Петин и сначала представил, как входит молодой офицер,
подходит к самым местным иконам и перед каждой из них перекрестится, поклонится и сделает ножкой, как будто бы расшаркивается перед ротным командиром. Потом у него вошел ломаный франт, ломался-ломался, смотрел в церкви в лорнет… И, наконец, входит молодой чиновник во фраке; он молится очень прилично, ничего особенного из себя не делает и только все что-то слегка дотрагивается до груди, близ галстука.
— Здравствуйте, батюшка Михайло Поликарпыч!.. Батюшка наш, Павел Михайлыч, здравствуйте!.. Вот кого бог привел видеть! — говорила она, отчеканивая каждое слово и
подходя к руке
барина и барчика.
«Тот бы пробрал этого
господина», — думал он и, не утерпев наконец,
подошел к Петину и шепнул...
Кирьян вошел. Это уж был теперь совсем седой старик. Он
подошел прямо
к руке
барина, и, как тот ни сопротивлялся, Кирьян притянул
к себе руку его и поцеловал ее.
Суета на балконе затихла. Барыня с мальчиком и
господин в золотых очках
подошли к самым перилам; остальные почтительно остановились на заднем плане. Из глубины сада пришел садовник в фартуке и стал неподалеку от дедушки. Откуда-то вылезший дворник поместился позади садовника. Это был огромный бородатый мужчина с мрачным, узколобым, рябым лицом. Одет он был в новую розовую рубашку, по которой шли косыми рядами крупные черные горошины.
Подойдет к нему супруга, подползут ребятишки, мал мала меньше…"Как хорош и светел божий мир!" — воскликнет Михайло Степаныч."И как отделан будет наш садик, душечка!" — отвечает супруга его."А у папки денески всё валёванные!" — кричит старший сынишка, род enfant terrible, [сорванца (франц.).] которого какой-то желчный
господин научил повторять эту фразу.
— Jean, пойдем со мной, — сказала госпожа Фурначева,
подходя к нам, — он, верно, надоедает вам своими глупостями,
господа?..
— Ну что, вы как поживаете,
господа? — спросил я,
подходя к кучке гарнизонных офицеров, одетых с иголочки и в белых перчатках на руках.
«
Господин не из чувствительных!» — подумал про себя Калинович, между тем как директор прямо
подошел к нему и взглянул вопросительно.
Штабс-капитан так же, как и вчера, почувствовал себя чрезвычайно одиноким и, поклонившись с разными
господами — с одними не желая сходиться, а
к другим не решаясь
подойти — сел около памятника Казарского и закурил папиросу.
Между прочим,
подходило понемногу время первого для фараонов лагерного сбора. Кончились экзамены. Старший курс перестал учиться верховой езде в училищном манеже.
Господа обер-офицеры стали мягче и доступнее в обращении с фараонами. Потом курсовые офицеры начали подготовлять младшие курсы
к настоящей боевой стрельбе полными боевыми патронами. В правом крыле училищного плаца находился свой собственный тир для стрельбы, узкий, но довольно длинный, шагов в сорок, наглухо огороженный от Пречистенского бульвара.
Но вот ровным, щегольским, учебным шагом
подходит, громыхая казенными сапожищами, ловкий «
господин обер-офицер». Раз, два. Вместе с приставлением правой ноги рука в белой перчатке вздергивается
к виску. Прием сделан безупречно. Дрозд осматривает молодцеватого юнкера с ног до головы, как лошадиный знаток породистого жеребца.
В собрании между тем происходил шум. Все уже успели узнать, что вместо Тулузова Егор Егорыч пожертвовал пятьдесят тысяч на пансион, и когда губернский предводитель
подошел к своему столу и объявил, что
господин Тулузов отказался от баллотировки, то почти все закричали: «Мы желаем выбрать в попечители гимназии Марфина!» Но вслед за тем раздался еще более сильный голос Егора Егорыча...
На Тверском бульваре
к большому дому, заключавшему в себе несколько средней величины квартир, имевших на петербургский манер общую лестницу и даже швейцара при оной, или, точнее сказать, отставного унтер-офицера, раз
подошел господин весьма неприглядной наружности, одетый дурно, с лицом опухшим. Отворив входную дверь сказанного дома, он проговорил охриплым голосом унтер-офицеру...
—
Господь сохранит его от рук твоих! — сказал Максим, делая крестное знамение, — не попустит он тебя все доброе на Руси погубить! Да, — продолжал, одушевляясь, сын Малюты, — лишь увидел я князя Никиту Романыча, понял, что хорошо б жить вместе с ним, и захотелось мне попроситься
к нему, но совестно
подойти было: очи мои на него не подымутся, пока буду эту одежду носить!
— Может быть… — вяло ответил седой
господин и отвернулся. А в это время
к ним
подошел губернатор и опять стал пожимать руки Семена Афанасьевича и поздравлять с «возвращением
к земле,
к настоящей работе»… Но умные глаза генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел под этим взглядом. Он чувствовал, что под влиянием разговора с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он остался без обычного оружия…
Здесь, между прочим,
к нему
подошел старый, седой
господин, его сверстник и друг его юности…