Неточные совпадения
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не в названии, а в сущности дела. Так я говорю?
Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю
тост за…
— Что вы, что вы, господа, — шептал он сидевшим рядом с ним и потом,
подняв бокал, проговорил: — Первый
тост, господа, следует выпить за здоровье учредителя Ивана Алексеевича Мохова, который всегда и всем желает доставить удовольствие обществу.
Когда предложены были
тосты за всех почетных посетителей, один из представителей муниципалитета попросил слова,
поднял бокал за присутствовавшего на банкете представителя широко распространенной газеты, издающейся в Москве, этой исторической колыбели России, близкой, понятной и дорогой всему просвещенному миру.
— Господа! предлагаю
тост за нашего дорогого, многолюбимого отъезжающего! — прерывает на этом месте мучительные мечты помпадура голос того самого Берендеева, который в этих мечтах играл такую незавидную роль, — вашество! позвольте мне, как хозяину дома, которому вы сделали честь… одним словом, удовольствие… или, лучше сказать, удовольствие и честь… Вашество! язык мой немеет! Но позвольте… от полноты души… в этом доме… Господа!
поднимем наши бокалы! Урра!
Итак, сделали жженку, начали пить. Веретьев сидел на самом видном месте; веселый и разгульный, он первенствовал в собраньях молодежи. Он сбросил сюртук и галстух. Его попросили петь, он взял гитару и спел несколько песен. Головы понемногу разгорячились; молодежь принялась провозглашать
тосты. Стельчинский вскочил вдруг, весь красный, на стол и, высоко
подняв над головою стакан, воскликнул громко...
— Выпьем
тост, — провозгласил он,
поднимая стакан, — за здоровье в бозе почившего друга Степана Михайловича!
Я торжественно
подымаю мой признательный бокал и провозглашаю задушевный
тост во здравие его превосходительства барона Адольфа Христиановича!
— И Корнев, наверно, отдал бы под суд или, по меньшей мере, отрешил меня от командования, если бы я поступил по правилам, а не так, как велит совесть… Вот почему он благодарил меня вместо того, чтобы отдать под суд! Сам он тоже не по правилам спешил к Сахалину и тоже в густой туман бежал полным ходом… Так позвольте, господа, предложить
тост за тех моряков и за тех людей, которые исполняют свой долг не за страх, а за совесть! — заключил капитан,
поднимая бокал шампанского.
— Ну, вот уж и побил! ничего подобного не было, но он заставил меня сознаться, что я не имею права
поднимать такого
тоста.