Неточные совпадения
Он больше виноват: говядину мне
подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням…
Чай такой странный: воняет рыбой, а не
чаем. За что ж я… Вот новость!
Нужда с кулем тащилася, —
Мучица,
чай, не лишняя,
Да
подати не ждут!
— А вот у нас, помещиков, всё плохо идет с работниками, — сказал Левин,
подавая ему стакан с
чаем.
После
чая он вышел в переднюю велеть
подавать лошадей и, когда вернулся, застал Дарыо Александровну взволнованную, с расстроенным лицом и слезами на глазах.
Раскладка
податей и повинностей производилась по тяглам.] победнее, проснувшись в девятом часу утра, поджидал самовара и пил
чай.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до
чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же место, или нет,
подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
— Поставь самовар, слышишь, да вот возьми ключ да отдай Мавре, чтобы пошла в кладовую: там на полке есть сухарь из кулича, который привезла Александра Степановна, чтобы
подали его к
чаю!..
Накушавшись
чаю, он уселся перед столом, велел
подать себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал читать, прищуря немного правый глаз.
Поздно уже, почти в сумерки, возвратился он к себе в гостиницу, из которой было вышел в таком хорошем расположении духа, и от скуки велел
подать себе
чаю.
Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый
чай бежал,
И сливки мальчик
подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
—
Чаю подай. Да принеси ты мне газет, старых, этак дней за пять сряду, а я тебе на водку дам.
— Да ничего,
чай, водка, селедка. Пирог
подадут: свои соберутся.
Гаврило (потирая руки). Так ступайте, усаживайтесь! Женщинам велю
чаю подать; а вы к буфету — закусите!
Пожалуйте, Харита Игнатьевна! (Наливает и
подает чашку.) Я и чай-то холодный пью, чтобы люди не сказали, что я горячие напитки употребляю.
Княжна молча встала с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее с шумом отодвинул от стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая
чай, первой ей
подала чашку с раскрашенным гербом. Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что пить
чай с сахаром и грешно и дорого, хотя сама не тратила копейки ни на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
— Да, хроническим и очень упорным иктером. Я прописывал ему золототысячник и зверобой, морковь заставлял есть, давал соду; но это все паллиативные средства; надо что-нибудь порешительней. Ты хоть и смеешься над медициной, а я уверен, можешь
подать мне дельный совет. Но об этом речь впереди. А теперь пойдем
чай пить.
Чай подала другая горничная, маленькая, толстая, с рябым красным лицом и глупо вытаращенными глазами.
—
Чай готов. Прикажете
подать сюда?
Лидия не пришла пить
чай, не явилась и ужинать. В течение двух дней Самгин сидел дома, напряженно ожидая, что вот, в следующую минуту, Лидия придет к нему или позовет его к себе. Решимости самому пойти к ней у него не было, и был предлог не ходить: Лидия объявила, что она нездорова, обед и
чай подавали для нее наверх.
На другой день, только что Обломов проснулся в десятом часу утра, Захар,
подавая ему
чай, сказал, что когда он ходил в булочную, так встретил барышню.
Но человек
подал ему чашку
чаю и поднос с кренделями. Он хотел подавить в себе смущение, быть развязным и в этой развязности захватил такую кучу сухарей, бисквитов, кренделей, что сидевшая с ним рядом девочка засмеялась. Другие поглядывали на кучу с любопытством.
Может быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской только и знает, что ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к
чаю, от
чая к обеду; что родитель и не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать за упущение, а подай-ко ему не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
— До ужина еще полдник будет: за
чаем простоквашу
подают; что лучше вы любите, творог со сливками… или…
— Аминь! — сказала она,
подавая ему руку. — Пойдемте к бабушке, пить
чай. Вот она открыла окно, сейчас позовет…
Нас попросили отдохнуть и выпить чашку
чаю в ожидании, пока будет готов обед. Ну, слава Богу! мы среди живых людей: здесь едят. Японский обед! С какой жадностью читал я, бывало, описание чужих обедов, то есть чужих народов, вникал во все мелочи, говорил, помните, и вам, как бы желал пообедать у китайцев, у японцев! И вот и эта мечта моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что будет, как
подадут, как сядут — все это занимало нас.
Напившись
чаю, приступают к завтраку:
подадут битого мяса с сметаной, сковородку грибов или каши, разогреют вчерашнее жаркое, детям изготовят манный суп — всякому найдут что-нибудь по вкусу.
Потом
подали еще толченого, дорогого
чая, взбитого с пеной, как шоколад.
«
Чаю или кофе?» — «
Чаю… если только это
чай, что у вас
подают».
Говорят, это смесь черного и зеленого
чаев; но это еще не причина, чтоб он был так дурен; прибавьте, что к
чаю подали вместо сахару песок, сахарный конечно, но все-таки песок, от которого мутный
чай стал еще мутнее.
Подали, по обыкновению,
чаю, потом все сладкое, до которого японцы большие охотники, пирожков, еще не помню чего, вино, наливку и конфекты.
Перед одним дымится кусок ростбифа, перед другим стоит яичница с ветчиной, там сосиски, жареная баранина; после всего уж
подадут вам
чаю.
После
чая подали трубки и табак, потом конфекты, опять в таких же чрезвычайно гладко обтесанных сосновых ящиках, у которых даже углы были не составные, а цельные.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся
чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и
подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
— Спроси, встала ли Анна Васильевна, — сказал генерал денщику, — и
подай еще
чаю. Еще что-с? — обратился генерал к Нехлюдову.
В маленьком флигельке на скорую руку устроен был
чай. Нагибин собственноручно «наставил» самоварчик и не без эффекта
подал его на стол.
Вошел впопыхах Миша с пачкой размененных денег и отрапортовал, что у Плотниковых «все заходили» и бутылки волокут, и рыбу, и
чай — сейчас все готово будет. Митя схватил десятирублевую и
подал Петру Ильичу, а другую десятирублевую кинул Мише.
У меня мелькнула мысль, что я причина его страха. Мне стало неловко. В это время Аринин принес мне кружку
чая и два куска сахара. Я встал, подошел к китайцу и все это
подал ему. Старик до того растерялся, что уронил кружку на землю и разлил
чай. Руки у него затряслись, на глазах показались слезы. Он опустился на колени и вскрикнул сдавленным голосом...
Но если заедет к ней гость, молодой какой-нибудь сосед, которого она жалует, — Татьяна Борисовна вся оживится; усадит его, напоит
чаем, слушает его рассказы, смеется, изредка его по щеке потреплет, но сама говорит мало; в беде, в горе утешит, добрый совет
подаст.
Вместе с
чаем подали нам котлеты, яйца всмятку, масло, мед, сыр и пр.
Подали мне
чай, просят остаться ночевать… я согласился: куда теперь ехать!
Когда мы пили
чай, в фанзу пришел еще какой-то китаец. За спиной у него была тяжелая котомка; загорелое лицо, изношенная обувь, изорванная одежда и закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил длинный путь. Пришедший снял котомку и сел на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать. Прежде всего он
подал ему свой кисет с табаком.
Выбравшись на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то
подал мысль, что следует согреть
чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
Он прикрикнул на китайцев, те сразу засуетились и тотчас
подали мне
чай и булочки, испеченные на пару.
Рахметов, попросив соседскую служанку сходить в булочную, поставил самовар,
подал, стали пить
чай; Рахметов с полчаса посидел с дамами, выпил пять стаканов
чаю, с ними опростал половину огромного сливочника и съел страшную массу печенья, кроме двух простых булок, служивших фундаментом: «имею право на это наслажденье, потому что жертвую целою половиною суток».
— Оставайся здесь, Верочка, я внесу сюда
чай; не вставай, мой дружочек, я
подам тебе, ты умоешься не вставая.
Через два дня учитель пришел на урок.
Подали самовар, — это всегда приходилось во время урока. Марья Алексевна вышла в комнату, где учитель занимался с Федею; прежде звала Федю Матрена: учитель хотел остаться на своем месте, потому что ведь он не пьет
чаю, и просмотрит в это время федину тетрадь, но Марья Алексевна просила его пожаловать посидеть с ними, ей нужно поговорить с ним. Он пошел, сел за чайный стол.
Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром. Маленькая кокетка со второго взгляда заметила впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая свет. Я предложил отцу ее стакан пуншу; Дуне
подал я чашку
чаю, и мы втроем начали беседовать, как будто век были знакомы.
Возвратись, он велел
подавать свою карету и, несмотря на усильные просьбы Кирила Петровича остаться ночевать, уехал тотчас после
чаю.
Долго терпел народ; наконец какой-то тобольский мещанин решился довести до сведения государя о положении дел. Боясь обыкновенного пути, он отправился на Кяхту и оттуда пробрался с караваном
чаев через сибирскую границу. Он нашел случай в Царском Селе
подать Александру свою просьбу, умоляя его прочесть ее. Александр был удивлен, поражен страшными вещами, прочтенными им. Он позвал мещанина и, долго говоря с ним, убедился в печальной истине его доноса. Огорченный и несколько смущенный, он сказал ему...