Все это так. Но как быть иначе, где выход? Отказаться от живосечения — это значит поставить на карту все будущее медицины, навеки обречь ее на неверный и бесплодный путь клинического наблюдения. Нужно ясно сознать все громадное значение вивисекций для науки, чтобы понять, что выход тут все-таки один — задушить в себе укоры совести,
подавить жалость и гнать от себя мысль о том, что за страдающими глазами пытаемых животных таится живое страдание.
Неточные совпадения
Любовь, которой пожертвовали и которую
подавили во имя свободы или
жалости, идет в глубину и приобретает особый смысл.
— Я оттуда… хочу… совсем выйти, — начала было она, чтобы как-нибудь прервать молчанье, но, бедная! именно об этом-то и не надо было начинать говорить в такую и без того глупую минуту, такому, и без того глупому, как я, человеку. Даже мое сердце заныло от
жалости на ее неумелость и ненужную прямоту. Но что-то безобразное
подавило во мне тотчас же всю
жалость; даже еще подзадорило меня еще более: пропадай все на свете! Прошло еще пять минут.
Кипит в нас быстро молодости кровь;
Хотел бы ты во что б ни стало доблесть
Свою скорее показать; но разум
Иного требует. Ты призван, сын,
Русийским царством править. Нам недаром
Величие дается. Отказаться
От многого должны мы. Обо мне
Со Ксенией вы вместе толковали —
В одном вы не ошиблись: неохотно
Ко строгости я прибегаю. Сердце
Меня склоняет милостивым быть.
Но если злая мне необходимость
Велит карать — я
жалость подавляюИ не боюсь прослыть жестоким.
— Что ты, варвар, старый, что слово, то обух у тебя! Батюшки-светы! Сразил, как ножом зарезал детище свое… Разве она тебе не люба! — кричала и металась во все стороны Лукерья Савишна, как помешанная, между тем как девушки спрыскивали лицо Насти богоявленской водою, а отец,
подавляя в себе чувство
жалости к дочери, смотрел на все происходящее, как истукан.
— Что ты, варвар старый, что ни слово, то обух у тебя! Батюшки светы! Сразил, как ножом зарезал, дитя свое… Разве она тебе не люба? — кричала и металась во все стороны Лукерья Савишна, как помешанная, между тем, как девушка вспрыскивала лицо Насти богоявленской водой, а отец,
подавляя в себе чувство
жалости к дочери, смотрел на все происходившее, как истукан.