Неточные совпадения
Вспоминал потом историю с шулером, которому он проиграл
деньги, дал вексель и на которого сам
подал жалобу, доказывая, что тот его обманул.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и
подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а
денег больше взять неоткудова. Другое письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
— Да, — сказала она ему,
подавая кошелек с
деньгами, и, взяв на руку маленький красный мешочек, вышла из коляски.
Помещики попроигрывались в карты, закутили и промотались как следует; все полезло в Петербург служить; имения брошены, управляются как ни попало,
подати уплачиваются с каждым годом труднее, так мне с радостью уступит их каждый уже потому только, чтобы не платить за них подушных
денег; может, в другой раз так случится, что с иного и я еще зашибу за это копейку.
— Как же, с позволения вашего, чтобы не рассердить вас, вы за всякий год беретесь платить за них
подать? и
деньги будете выдавать мне или в казну?
— Это не ваше дело-с! — прокричал он, наконец, как-то неестественно громко, — а вот извольте-ка
подать отзыв, который с вас требуют. Покажите ему, Александр Григорьевич. Жалобы на вас!
Денег не платите! Ишь какой вылетел сокол ясный!
Он шел дорогой тихо и степенно, не торопясь, чтобы не
подать каких подозрений. Мало глядел он на прохожих, даже старался совсем не глядеть на лица и быть как можно неприметнее. Тут вспомнилась ему его шляпа. «Боже мой! И
деньги были третьего дня, и не мог переменить на фуражку!» Проклятие вырвалось из души его.
Иван. Это я оченно верю-с. Коли спросить чего угодно, мы
подадим; знавши Сергея Сергеича и Василья Данилыча, какие они господа, мы обязаны для вас кредит сделать-с; а игра
денег требует-с.
Один из старшин
подал ему мешок с медными
деньгами, и он стал их метать пригоршнями.
Скажи, что тебе родители крепко-накрепко заказали не играть, окроме как в орехи…» — «Полно врать, — прервал я строго, —
подавай сюда
деньги или я тебя взашеи прогоню».
«Как можно! А как не отдашь в срок? если дела пойдут плохо, тогда
подадут ко взысканию, и имя Обломова, до сих пор чистое, неприкосновенное…» Боже сохрани! Тогда прощай его спокойствие, гордость… нет, нет! Другие займут да потом и мечутся, работают, не спят, точно демона впустят в себя. Да, долг — это демон, бес, которого ничем не изгонишь, кроме
денег!
— Только о
деньгах и забота! — ворчал Илья Ильич. — А ты что понемногу не
подаешь счеты, а все вдруг?
— Ты деньги-то
подай, да и черт с тобой!
— Ну, ты никогда этак не кончишь, — сказал Илья Ильич, — поди-ка к себе, а счеты
подай мне завтра, да позаботься о бумаге и чернилах… Этакая куча
денег! Говорил, чтоб понемножку платить, — нет, норовит все вдруг… народец!
—
Деньги подайте — это бесчестно не отдавать, — говорил Марк, — я вижу любовь: она, как корь, еще не вышла наружу, но скоро высыпет… Вон, лицо уже красное! Какая досада, что я срок назначил! От собственной глупости потерял триста рублей!
Я подошел и
подал ей
деньги; она тотчас же затревожилась.
— Все может быть; человек почувствовал в кармане у себя
деньги… Впрочем, вероятно и то, что он просто
подал милостыню; это — в его преданиях, а может быть, и в наклонностях.
Глядя на то, как патриархально
подают там обед и завтрак, не верится, чтобы за это взяли
деньги: и берут их будто нехотя, по необходимости.
— Ты Маслова? — спросил он. — На вот, тебе барыня прислала, — сказал он,
подавая ей
деньги.
Маслова достала из калача же
деньги и
подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала есть калач.
И он составил в голове своей проект, состоящий в том, чтобы отдать землю крестьянам в наем за ренту, а ренту признать собственностью этих же крестьян, с тем чтобы они платили эти
деньги и употребляли их на
подати и на дела общественные.
Кораблиха между тем
подала склянку с вином и кружку. Маслова предложила Кораблевой и Хорошавке. Эти три арестантки составляли аристократию камеры, потому что имели
деньги и делились тем, что имели.
Иван Яковлич ничего не отвечал на это нравоучение и небрежно сунул
деньги в боковой карман вместе с шелковым носовым платком. Через десять минут эти почтенные люди вернулись в гостиную как ни в чем не бывало. Алла
подала Лепешкину стакан квасу прямо из рук, причем один рукав сбился и открыл белую, как слоновая кость, руку по самый локоть с розовыми ямочками, хитрый старик только прищурил свои узкие, заплывшие глаза и проговорил, принимая стакан...
Мы не жадны, нет, но, однако же,
подавайте нам
денег, больше, больше, как можно больше
денег, и вы увидите, как великодушно, с каким презрением к презренному металлу мы разбросаем их в одну ночь в безудержном кутеже.
Это он припомнил о вчерашних шести гривнах, пожертвованных веселою поклонницей, чтоб отдать «той, которая меня бедней». Такие жертвы происходят как епитимии, добровольно на себя почему-либо наложенные, и непременно из
денег, собственным трудом добытых. Старец послал Порфирия еще с вечера к одной недавно еще погоревшей нашей мещанке, вдове с детьми, пошедшей после пожара нищенствовать. Порфирий поспешил донести, что дело уже сделано и что
подал, как приказано ему было, «от неизвестной благотворительницы».
Вошел впопыхах Миша с пачкой размененных
денег и отрапортовал, что у Плотниковых «все заходили» и бутылки волокут, и рыбу, и чай — сейчас все готово будет. Митя схватил десятирублевую и
подал Петру Ильичу, а другую десятирублевую кинул Мише.
Подавая мне коробку, она сказала, что муж ее предпочитает серебряные
деньги бумажным, потому что их можно прятать в земле, а она — потому, что их можно нашивать на одежду.
По дороге я спросил гольда, что он думает делать с женьшенем. Дерсу сказал, что он хочет его продать и на вырученные
деньги купить патронов. Тогда я решил купить у него женьшень и дать ему
денег больше, чем дали бы китайцы. Я высказал ему свои соображения, но результат получился совсем неожиданный. Дерсу тотчас полез за пазуху и,
подавая мне корень, сказал, что отдает его даром. Я отказался, но он начал настаивать. Мой отказ и удивил и обидел его.
— Приятно беседовать с таким человеком, особенно, когда, услышав, что Матрена вернулась, сбегаешь на кухню, сказав, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 12 р. 50 коп., — ведь только третью долю выпьем за обедом, — и кондитерский пирог в 1 р. 50 коп., — ну, это, можно сказать, брошенные
деньги, на пирог-то! но все же останется и пирог: можно будет кумам
подать вместо варенья, все же не в убыток, а в сбереженье.
У меня не было
денег; ждать из Москвы я не хотел, а потому и поручил Матвею сыскать мне тысячи полторы рублей ассигнациями. Матвей через час явился с содержателем гостиницы Гибиным, которого я знал и у которого в гостинице жил с неделю. Гибин, толстый купец с добродушным видом, кланяясь,
подал пачку ассигнаций.
Крестьяне снова
подали в сенат, но пока их дело дошло до разбора, межевой департамент прислал им планы на новую землю, как водится, переплетенные, раскрашенные, с изображением звезды ветров, с приличными объяснениями ромба RRZ и ромба ZZR, а главное, с требованием такой-то подесятинной платы. Крестьяне, увидев, что им не только не отдают землю, но хотят с них слупить
деньги за болото, начисто отказались платить.
Благо еще, что ко взысканию не
подают, а только документы из года в год переписывают. Но что, ежели вдруг взбеленятся да потребуют: плати! А по нынешним временам только этого и жди. Никто и не вспомнит, что ежели он и занимал
деньги, так за это двери его дома были для званого и незваного настежь открыты. И сам он жил, и другим давал жить… Все позабудется; и пиры, и банкеты, и оркестр, и певчие; одно не позабудется — жестокое слово: «Плати!»
У самого грош в кармане, а везде, что ни шаг,
деньги подавай.
Прежде в парикмахерской за кулисами мастерам щипцы
подавал, задаром нищих брил, постигая ремесло, а теперь вот и
деньги, и почет, и талантом считают…
— Ох, отлично делаешь! — стонал Нагибин. — Ведь за мадеру
деньги плачены. И что только мне стоила эта самая Наташка!.. Теперь возьми, — ведь одеть ее надо? Потом один-то я и старых штец похлебаю или редечкой закушу, а ей
подавай котлетку… так? Да тут еще свадьбу справляй… Одно разорение. А теперь пусть кормит и одевает муж… Так я говорю?
Галактион знал все, но не
подавал виду, а только стал вести все хозяйственные дела с Харитиной, — она получала
деньги, производила все расчеты и вела весь дом.
—
Деньги — весьма сомнительный и даже опасный предмет, — мягко не уступал поп Макар. — Во-первых,
деньги тоже к рукам идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На что мужику
деньги, когда у него все свое есть: и домишко, и землица, и скотинка, и всякое хозяйственное обзаведение? Только и надо
деньги, что на
подати.
Пищик. Давненько не был у вас… прекраснейшая… (Лопахину.) Ты здесь… рад тебя видеть… громаднейшего ума человек… возьми… получи… (
Подает Лопахину
деньги.)Четыреста рублей… За мной остается восемьсот сорок.
Обещали безвозмездно в течение двух лет довольствовать их мукой и крупой, снабдить каждую семью заимообразно земледельческими орудиями, скотом, семенами и
деньгами, с уплатою долга через пять лет, и освободить их на 20 лет от
податей и рекрутской повинности.
Петр поднял голову, точно от удара кнутом. Вынув из кармана свой кошелек, он пошел по направлению к слепым. Нащупав палкою переднего, он разыскал рукою деревянную чашку с медью и бережно положил туда свои
деньги. Несколько прохожих остановились и смотрели с удивлением на богато одетого и красивого панича, который ощупью
подавал милостыню слепому, принимавшему ее также ощупью.
— Главное, всем
деньги подавай: и штейгеру, и рабочим, и старателям. Как раз без сапогов от богачества уйдешь… Да еще сколько украдут старателишки. Не углядишь за вором… Их много, а я-то ведь один. Не разорваться…
Баушка бережно взяла
деньги, пересчитала их и унесла к себе в заднюю избу, а Кишкин сидел у стола и посмеивался. Когда старуха вернулась, он
подал ей десятирублевую ассигнацию.
— Все кричат: богатство! — жаловался Кишкин. — А только вот я не вижу его до сих пор… Нечем долг заплатить баушке Лукерье. Тут тебе паровая машина, тут вскрышка, тут бутара, тут плотина… За все
деньги подай, а
деньги из одного кармана.
Вся беда заключалась в том, где взять
денег на казенную
подать, — по уставу о частной золотопромышленности, полагалось ежегодно вносить по рублю с десятины, в среднем это составляло от шестидесяти до ста рублей с прииска.
— Не стану молчать: ты
подай мне свою подушку, а мою возьми. Ты меня обворовал: бумажек мне навязал, а
деньги себе взял.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие
деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не
подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и
денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из
денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
— Батюшка, вы подарили мне эти
деньги, и я их мог профрантить, прокутить, а я хочу их издержать таким образом, и вы, я полагаю, в этом случае не имеете уж права останавливать меня! Вот вам деньги-с! — прибавил он и, проворно сходя в свою комнату, принес оттуда двести пятьдесят рублей и
подал было их отцу. — Прошу вас, сейчас же на них распорядиться, как я вас просил!
— Ей-богу, рассержусь, — повторил еще раз Вихров в самом деле сердитым голосом,
подавая Катишь
деньги.
— То нам, ваше высокородие, теперь оченно сумнительно, — продолжал староста, — что аки бы от нашей вотчины прошение есть, чтобы господину опекуну еще под наше имение
денег выдали, и что мы беремся их платить, но мы николи такого прошения не
подавали.
Она на это взбесилась, командировала своего возлюбленного в Петербург, дала ему полную доверенность, а тот с большого-то ума и
подал векселей ко взысканию, да еще и с представлением кормовых
денег.