Неточные совпадения
Беспрерывно
погоняя ямщика, несся он туда, как молодой
офицер на сраженье: и страшно ему было, и весело, нетерпение его душило.
При кротости этого характера и невозмутимо-покойном созерцательном уме он нелегко поддавался тревогам. Преследование на море врагов нами или
погоня врагов за нами казались ему больше фантазиею адмирала, капитана и
офицеров. Он равнодушно глядел на все военные приготовления и продолжал, лежа или сидя на постели у себя в каюте, читать книгу. Ходил он в обычное время гулять для моциона и воздуха наверх, не высматривая неприятеля, в которого не верил.
Офицер погонял денщика: ему, казалось, хотелось как можно скорей приехать.
Он стоит у широкого окна, равнодушно прислушиваясь к гулу этого большого улья, рассеянно, без интереса, со скукою глядя на пестрое суетливое движение. К нему подходит невысокий
офицер с капитанскими
погонами — он худощав и смугло румян, черные волосы разделены тщательным пробором. Чуть-чуть заикаясь, спрашивает он Александрова...
Испугавшись предстоящего наказания донельзя, до последней степени, как самый жалкий трус, он накануне того дня, когда его должны были
прогнать сквозь строй, бросился с ножом на вошедшего в арестантскую комнату караульного
офицера.
(Прим. автора.)] и братьев, понеслась в
погоню с воплями и угрозами мести; дорогу угадали, и, конечно, не уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что солдат и
офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге лошадей.
Услыша от них о гвардейском
офицере, Пугачев тут же переменил лошадь и, взяв в руки дротик, сам с четырьмя казаками поскакал за ним в
погоню.
В полку вольноопределяющиеся были на правах унтер-офицеров: их не
гоняли на черные работы, но они несли всю остальную солдатскую службу полностью и первые три месяца считались рядовыми, а потом правили службу младших унтер-офицеров.
Император Павел Петрович как приехал в корпус в первый раз по своем воцарении, сейчас же приказал: «Аббатов
прогнать, а корпус разделить на роты и назначить в каждую роту
офицеров, как обыкновенно в ротах полковых» [Из «Краткой истории Первого кадетского корпуса», составленной Висковатовым, видно, что это произошло 16 января 1797 года. (Прим. автора.)].
Извозчик нехотя
погнал лошадей и, беспрестанно оглядываясь назад, посматривал с удивлением на русского
офицера, который не радовался, а казалось, горевал, видя убитых французов. Рославлев слабел приметным образом, голова его пылала, дыханье спиралось в груди; все предметы представлялись в каком-то смешанном, беспорядочном виде, и холодный осенний воздух казался ему палящим зноем.
Борьба с Петлюрой закончена. Приказываю всем, в том числе и
офицерам, немедленно снять с себя
погоны, все знаки отличия и немедленно же бежать и скрыться по домам.
Вообще беспорядка было много. Солдаты стояли в бездействии под ружьем, покуривали трубочки и перекидывались остротами. Саперы наводили мост, а китайцы-кули исполняли черную работу при наводке моста.
Офицеры, видимо, волновались желанием скорее
прогнать анамитов. Один из охотников — французский капитан — пробовал вброд перейти проток, но эта попытка чуть не стоила ему жизни.
— Шабаш! — раздался молодой окрик гардемарина, сидевшего на руле адмиральского катера, и через минуту на палубу «Коршуна» вошел небольшого роста человек, лет сорока с небольшим, в сюртуке с адмиральскими
погонами и с аксельбантами через плечо, со своим молодым флаг-офицером.
Ашанин сообщил об этом на вахту, и тогда старший
офицер приказал
прогнать все шампуньки от борта.
Навстречу, под руку с
офицером в блестящих
погонах, шел, весело болтая, певец Белозеров.
— Мы на фронте только в газетах прочли, что
погоны снимают, — не стали и приказа ждать, прямо
офицера за
погоны: «Ты что, сукин сын,
погоны нацепил?» Если ливарвер найдем, штык в брюхо. Согнали всех
офицеров в одно место, велели
погоны скидать. Иные плачут, — умора!
Андрей Белый, недавно возвратившийся из Петербурга, рассказывал о том, как толпа срывала
погоны с генералов и
офицеров.
В объяснении с офицером-смотрителем она сорвала с него
погоны, — величайшее для
офицера бесчестие, — чтобы ее судили и там она бы могла рассказать о всех незаконных притеснениях, чинимых над ними.
Посадкою в вагоны здесь заведовало военное начальство. Наша депутация со списком отправилась к коменданту. Он жил тут же у платформы, в вагоне второго класса. Депутацию принял маленький, худенький
офицер с серебряными штабс-капитанскими
погонами, с маленькою головкою и взлохмаченными усиками. Депутация вручила ему список. С безмерным, величественным негодованием
офицер отодвинул от себя список концами пальцев.
— А у нас вот что было, — рассказывал другой
офицер. — Восемнадцать наших охотников заняли деревню Бейтадзы, — великолепный наблюдательный пункт, можно сказать, почти ключ к Сандепу. Неподалеку стоит полк; начальник охотничьей команды посылает к командиру, просит прислать две роты. «Не могу. Полк в резерве, без разрешения своего начальства не имею права». Пришли японцы,
прогнали охотников и заняли деревню. Чтоб отбить ее обратно, пришлось уложить три батальона…
С десяток наших, в том числе один
офицер, проложили себе дорогу сквозь сражающихся и успели ускакать через ворота, так что
погоня за ними была напрасна.
В таких колебаниях страха и упования на милосердие Божье прошел месяц. Наступил февраль. В одну полночь кто-то постучался в ворота домика на Пресне, дворовая собака сильно залаяла. Лиза первая услышала этот стук, потому что окна ее спальни были близко от ворот, встала с постели, надела туфельки и посмотрела в окно. Из него увидела она при свете фонаря, стоявшего у самых ворот, что полуночник был какой-то
офицер в шинеле с блестящими
погонами.
На президентском месте, отличенном от прочих нарядными креслами, сел
офицер средних лет, с русыми волосами, зачесанными на одну сторону, живой вертлявый, в мундире генерального штаба, на котором красовались капитанские
погоны. Он начал свою речь ровным, размеренным голосом...
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом,
погоняя нагайкой, ехал
офицер — растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак.
Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким, румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
Генерал, который вел депо, с красным, испуганным лицом,
погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько
офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно-напряженные лица.