Неточные совпадения
Руки его лежали на животе, спрятанные в широкие рукава, но иногда, видимо, по догадке или повинуясь неуловимому знаку, один из
китайцев тихо начинал
говорить с комиссаром отдела, а потом, еще более понизив голос,
говорил Ли Хунг-чангу, преклонив голову, не глядя в лицо его.
Saddle Islands лежат милях в сорока от бара, или устья, Янсекияна, да рекой еще миль сорок
с лишком надо ехать, потом речкой Восунг, Усун или Woosung, как пишут англичане, а вы выговаривайте как хотите. Отец Аввакум, живший в Китае,
говорит, что надо
говорить Вусун, что у
китайцев нет звука «г».
Нас попросили отдохнуть и выпить чашку чаю в ожидании, пока будет готов обед. Ну, слава Богу! мы среди живых людей: здесь едят. Японский обед!
С какой жадностью читал я, бывало, описание чужих обедов, то есть чужих народов, вникал во все мелочи,
говорил, помните, и вам, как бы желал пообедать у
китайцев, у японцев! И вот и эта мечта моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что будет, как подадут, как сядут — все это занимало нас.
Когда я выезжал из города в окрестности, откуда-то взялась и поехала, то обгоняя нас, то отставая, коляска; в ней на первых местах сидел августинец
с умным лицом, черными, очень выразительными глазами,
с выбритой маковкой, без шляпы, в белой полотняной или коленкоровой широкой одежде; это бы ничего: «On ne voit que зa», —
говорит француженка; но рядом
с монахом сидел
китаец — и это не редкость в Маниле.
Ездят они туда не
с пустыми руками, но и не
с данью, а
с подарками — так сказал нам миссионер, между тем как сами они отрекаются от дани японцам, а
говорят, что они в зависимости от
китайцев.
Только японцы оскорбляются, когда иностранцы, по невежеству и варварству, как
говорят они, смешивают их
с китайцами.
Советует еще не потчевать
китайцев образчиками,
с обещанием, если понравится товар, привезти в другой раз: «
Китайцы, —
говорит он, — любят, увидевши вещь, купить тотчас же, если она приходится по вкусу».
Мы прошли около всех этих торговых зданий, пакгаузов, вошли немного на холм, к кустам, под тень пальм. «Ах, если б напиться!» —
говорили мы — но чего? Тут берег пустой и только что разработывается. К счастью, наши матросы накупили себе ананасов и поделились
с нами, вырезывая так искусно средину спиралью, что любому
китайцу впору.
Мы шли по полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во ста пятидесяти или двухстах друг от друга. Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», —
говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из дверей одной фермы выглянул
китаец, седой, в очках
с огромными круглыми стеклами, державшихся только на носу. В руках у него была книга. Отец Аввакум взял у него книгу, снял
с его носа очки, надел на свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски.
Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
По приезде адмирала епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое были испанские монахи, один француз и один
китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений
с тамошними христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор
с епископом, итальянцем, происходил на французском языке, а
с китайцем отец Аввакум
говорил по-латыни.
Мне стало жаль старуху, и я ей дал 3 рубля. Она растерялась, заплакала и просила меня не
говорить об этом
китайцам. Простившись
с нею, мы отправились дальше. Мальчик пошел проводить нас до реки Цимухе.
Старик
китаец не был похож на обыкновенных рабочих-китайцев. Эти руки
с длинными пальцами, этот профиль и нос
с горбинкой и какое-то особенное выражение лица
говорили за то, что он попал в тайгу случайно.
Поговорив немного
с туземцами, мы пошли дальше, а Дерсу остался. На другой день он догнал нас и сообщил много интересного. Оказалось, что местные
китайцы решили отобрать у горбатого тазы жену
с детьми и увезти их на Иман. Таз решил бежать. Если бы он пошел сухопутьем,
китайцы догнали бы его и убили. Чан Лин посоветовал ему сделать лодку и уйти морем.
Старик держал себя
с большим достоинством и
говорил мало, зато молодой
китаец оказался очень словоохотливым.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось
с нами в дороге, а они мне
говорили о том, как работали на Санхобе.
Дойдя до места, старик опустился на колени, сложил руки ладонями вместе, приложил их ко лбу и дважды сделал земной поклон. Он что-то
говорил про себя, вероятно, молился. Затем он встал, опять приложил руки к голове и после этого принялся за работу. Молодой
китаец в это время развешивал на дереве красные тряпицы
с иероглифическими письменами.
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой день около полудня. Тазы провожали нас от одной фанзы до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия, женщины и дети махали ему руками. Он отвечал им тем же. Так от одной фанзы до другой,
с постоянными задержками, мы дошли наконец до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно
говоря, очень порадовался.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет
с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Дерсу советовал крепче ставить палатки и, главное, приготовить как можно больше дров не только на ночь, но и на весь завтрашний день. Я не стал
с ним больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он
говорил китайцам...
Я не понял его и подумал, что
китайцы загоняют своих свиней на ночь. Дерсу возражал. Он
говорил, что, пока не убрана кукуруза и не собраны овощи
с огородов, никто свиней из загонов не выпускает.
Китайцы-проводники
говорили, что здесь
с людьми всегда происходит несчастье: то кто-нибудь сломает ногу, то кто-нибудь умрет и т.д. В подтверждение своих слов они указали на 2 могилы тех несчастливцев, которых преследовал злой рок на этом месте. Однако
с нами ничего не случилось, и мы благополучно прошли мимо Проклятых скал.
Единственная вещь, которую можно было бы поставить им в заслугу, если бы она зависела от их воли, было то, что все они догадывались скоро «раскланиваться
с здешним миром», как
говорят китайцы о смерти.
Я нахожу это недурным способом «раскланяться
с здешним миром», как
говорят китайцы.
Говоря, барин заставлял циркуль ходить по бумаге, а Николай слушал и рассматривал человека, всегда внушавшего ему стеснительное чувство, связывавшее язык и мысли. Лицо барина напоминало
китайца с вывески чайного магазина: такое же узкоглазое, круглое, безбородое, усы вниз, такие же две глубокие морщины от ноздрей к углам губ и широкий нос. Стёкла очков то увеличивали, то уменьшали его серенькие глаза, и казалось, что они расплываются по лицу.
— Не он! — быстро отвечает Гнедой. — Это Мозжухин
с Лядовым, Скорняков, главное, и другие ещё там! Что
говорили! «Ваши благородия, он — это я — не иначе
китайцами подкуплен и самый вредный человек на деревне: начальство позорит и нас всех тоже, одни,
говорит,
китайцы хороши!»
— А та тэ-э, манга мангала би (т. е. «Ай, ай, совсем плохо»), —
говорил он не то со страхом, не то
с сожалением, поправляя огонь и как бы своим вниманием к нему стараясь парализовать оскорбление, нанесенное плевками
китайца.
— Да! Ведь я тебе не
говорил: записываюсь в Особую Дальневосточную армию добровольцем. Охота подраться
с китайцами. Спирька уже записался.
— Как тут преследовать… Он выстрелит и убежит, спрячет ружьё в укромном месте и опять «мирный
китаец». А об сигнальщиках-китайцах нечего и
говорить… Только остановишься как-нибудь
с отрядом, вдруг
с сопки столб дыма…. Это
китаец зажёг приготовленный заранее на вершине стог соломы гаоляна и тоже убежал, — ищи его…
Индусы,
китайцы, японцы
говорят с гораздо большим основанием: белая опасность.