Неточные совпадения
— Забыл я: Иван писал мне, что он
с тобой разошелся.
С кем же ты живешь, Вера, а?
С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага,
инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии,
говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в принципах не крепок. Это все знали.
Самгин, прихлебывая вино, ожидал, когда
инженер начнет извиняться за поведение Бердникова. Конечно, он пришел по поручению толстяка
с этой целью. Попов начал
говорить так же возбужденно, как при первой встрече. Держа в одной руке сигару, в другой стакан вина, он
говорил, глядя на Самгина укоризненно...
Вот нас едет четыре экипажа, мы и сидим теперь: я здесь, на Каменской станции, чиновник
с женой и
инженер — на Жербинской, другой чиновник — где-то впереди, а едущий сзади купец сидит,
говорят, не на станции, а на дороге.
Инженер смотрел
с изумлением, а отец мой
говорил мне преспокойно...
— Я ничего и не
говорю, пусть бы женились, я очень рад; у него и состояние славное, — подхватил
инженер и затем, простившись
с братом, снова со своей веселой, улыбающейся физиогномией поехал по улицам и стогнам города.
Салов, черный господин и
инженер стали играть. Прочие посетители, о которых
говорил Салов, что-то не приезжали, а потому Павел все время разговаривал
с правоведом.
— Ну, ну! Всегда одно и то же толкуете! —
говорил инженер, идя за Петром Петровичем, который выходил в сопровождении всех гостей в переднюю. Там он не утерпел, чтобы не пошутить
с Груней, у которой едва доставало силенки подать ему его огромную медвежью шубу.
— Мы решительно встречаемся
с вами нечаянно, —
говорил инженер, ведя меня по своим нарядным апартаментам, — то у какого-то шулера в Москве, потом вдруг здесь!
В октябре 1888 года по Москве разнесся слух о крушении царского поезда около станции Борки.
Говорили смутно о злостном покушении. Москва волновалась. Потом из газет стало известно, что катастрофа чудом обошлась без жертв. Повсюду служились молебны, и на всех углах ругали вслух
инженеров с подрядчиками. Наконец пришли вести, что Москва ждет в гости царя и царскую семью: они приедут поклониться древним русским святыням.
Я залез под вагон соседнего пустого состава и наблюдал за платформой, по которой металось разное начальство, а старик Сергей Иванович Игнатов
с седыми баками, начальник станции, служивший
с первого дня открытия дороги,
говорил двум
инженерам...
Во время этих неурядиц к нам приезжал
инженер Виктор Иваныч. Он привозил
с собою кульки
с винами и закусками, долго ел и потом ложился спать на террасе и храпел так, что работники покачивали головами и
говорили...
Среди двора стоял
инженер в кожаном пальто
с капюшоном и
говорил громко...
И он при этом только хотел продолжать, что все молодые
инженеры должны образовать союз, чтобы поддерживать друг друга на честном пути бескорыстного служения, но заметил, что кучка молодежи, среди которой он сообщал о своем оскорблении, растаяла, и
с ним остался только один из наиболее добросердечных товарищей, и тот не столько ему внимал, сколько убеждал оставить это на время и идти «со всеми вместе в гастрономию, так как это у нас, —
говорит, — заведено и никому нехорошо нарушать товарищеские обряды».
— По дороге около Никитовой гречи того…
инженер с собачкой… — начал Родион, отдохнув, почесывая себе бока и локти. — Платить,
говорит, надо… Монетой,
говорит… Монетой не монетой, а уж по гривеннику со двора надо бы. Уж очень обижаем барина. Жалко мне…
Всем — и Родиону, и обоим Лычковым, и Володьке — вспоминаются белые лошади, маленькие пони, фейерверки, лодка
с фонарями, вспоминается, как жена
инженера, красивая, нарядная, приходила в деревню и так ласково
говорила.
И она уже имела свои мнения и за ужином
говорила с родителями Саши о том, как теперь детям трудно учиться в гимназиях, но что все-таки классическое образование лучше реального, так как из гимназии всюду открыта дорога: хочешь — иди в доктора, хочешь — в
инженеры.
Когда мы вернулись в барак,
инженер убрал пустые бутылки под кровать, достал из большого плетеного ящика две полные и, раскупорив их, сел за свой рабочий стол
с очевидным намерением продолжать пить,
говорить и работать.
Потом
с докладом выступил
инженер Сердюков, высокий старик
с острой бородкой и
с умными, тайно насмешливыми глазами.
Говорил серьезно, медленно и веско.
— Я красноречия так много не знаю, как другие здесь развивают. Но все-таки хочу сказать категорически. Этого вот
инженера, который тут выступал
с докладом, я его давно заприметил. И замечаю по глазам, что он не любит нас, рабочий класс. Ему нет дела до грандиозного плана строительства, он сам не хочет выполнять задания и нам
говорит, чтоб не выполняли. Должно быть, ему важно только жалованье спецовское получать, а на нас, рабочий класс, он плюет. Этого дозволять ему нельзя.
Все заволновалось. Мужьям приятно было
поговорить со свежими, умными людьми, слаще было даже выпить
с ними и забавнее перекинуться в картишки. Жены и дочери были взволнованы вследствие других причин —
инженеры были молодец к молодцу, а многие, по наведенным справкам, даже холостые.
Одни
говорят, что был какой-то
инженер Батавин, трудившийся над исправлением этого спуска и давший ему свое имя; а другие думают, что такого
инженера не было, а что был разбойник Батавин, который проезжал по этому спуску
с своею отчаянною ватагой; но которое из этих двух сведений вероятнее, в Старом Городе никто не может объяснить и поныне.