Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в реке пламени; выросли сумрачные горы,
поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст и любовно указует на скудную землю, точно говоря...
Неточные совпадения
Ему казалось даже, что, вместе с нарастанием быстроты движения людей и силы возгласов, она растет над ними, как облако, как пятно
света, — растет и
поглощает сумрак.
Самый Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он
поглотил меня на целое утро в своих громадных сумрачных залах, когда мне хотелось на
свет Божий, смотреть все живое, — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланер, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом?
В этих воротах, и без того темных, в эту минуту было очень темно: надвинувшаяся грозовая туча
поглотила вечерний
свет, и в то самое время, как князь подходил к дому, туча вдруг разверзлась и пролилась.
Хорошо еще, что жилая изба топится «по-черному»; утром, чуть
свет, затопит хозяйка печку, и дым
поглотит скопившиеся в избе миазмы.
«Без всяких ощущений», — как будто только на
свете и ощущений, что идолопоклонство мужа к жене, жены к мужу, да ревнивое желание так
поглотить друг друга для самих себя, чтоб ближнему ничего не досталось, плакать только о своем горе, радоваться своему счастью.
Старик следит, как всё вокруг него дышит
светом,
поглощая его живую силу, как хлопочут птицы и, строя гнезда, поют; он думает о своих детях: парни за океаном, в тюрьме большого города, — это плохо для их здоровья, плоховато, да…
Сидел и слушал, как всё, что видел и познал я, растёт во мне и горит единым огнём, я же отражаю этот
свет снова в мир, и всё в нём пламенеет великой значительностью, одевается в чудесное, окрыляет дух мой стремлением
поглотить мир, как он
поглотил меня.
Каким-то новым чувством смущена,
Его слова еврейка
поглощала.
Сначала показалась ей смешна
Жизнь городских красавиц, но… сначала.
Потом пришло ей в мысль, что и она
Могла б кружиться ловко пред толпою,
Терзать мужчин надменной красотою,
В высокие смотреться зеркала
И уязвлять, но не желая зла,
Соперниц гордой жалостью, и в
светеБлистать, и ездить четверней в карете.
Ужель никто из них не добежал
До рубежа отчизны драгоценной?
Нет, прах Кремля к подошвам их пристал,
И русский бог отмстил за храм священный…
Сердитый Кремль в огне их принимал
И проводил, пылая, светоч грозный…
Он озарил им путь в степи морозной —
И степь их
поглотила, и о том,
Кто нам грозил и пленом и стыдом,
Кто над землей промчался, как комета,
Стал говорить с насмешкой голос
света.
Когда с римской улицы, где каждый камешек залит
светом апрельского солнца, я вхожу в тенистый музей, его прозрачная и ровная тень мне кажется особенным
светом, более прочным, нежели слишком экспансивные солнечные лучи. Насколько помню, именно так должна светиться вечность. И эти мраморы! Они столько
поглотили солнца, как англичанин виски, прежде чем их загнали сюда, что теперь им не страшна никакая ночь… и мне возле них не страшно проклятой ночи. Береги их, человече!
Я пришел как раз в назначенное время, когда зажгли свечи, и на этот раз мой пироп действительно был готов. «Трубочист» в нем исчез, и камень
поглощал и извергал из себя пуки густого, темного огня. Венцель на какую-то незаметную линию снял края верхней площадки пиропа, и середина его поднялась капюшоном. Гранат принял в себя
свет и заиграл: в нем в самом деле горела в огне очарованная капля несгораемой крови.