Неточные совпадения
Ну, вот в один, как говорится, прекрасный день я и
велел заложить себе дрожки тройкой, — в корню ходил у меня иноходец, азиятец необыкновенный, зато и
назывался Лампурдос, — оделся получше и поехал к Матрениной барыне.
Авигдора, этого О'Коннеля Пальоне (так
называется сухая река, текущая в Ницце), посадили в тюрьму, ночью ходили патрули, и народ ходил, те и другие пели песни, и притом одни и те же, — вот и все. Нужно ли говорить, что ни я, ни кто другой из иностранцев не участвовал в этом семейном деле тарифов и таможен. Тем не менее интендант указал на несколько человек из рефюжье как на зачинщиков, и в том числе на меня. Министерство, желая показать пример целебной строгости,
велело меня прогнать вместе с другими.
Попытка примирения упала сама собой; не о чем было дальше речь
вести. Вывод представлялся во всей жестокой своей наготе: ни той, ни другой стороне не предстояло иного выхода, кроме того, который отравлял оба существования. Над обоими тяготела загадка, которая для Матренки
называлась «виною», а для Егорушки являлась одною из тех неистовых случайностей, которыми до краев переполнено было крепостное право.
Комната, которая до сих пор
называется детскою. Одна из дверей
ведет в комнату Ани. Рассвет, скоро взойдет солнце. Уже май, цветут вишневые деревья, но в саду холодно, утренник. Окна в комнате закрыты.
Все эти страдания, переживаемые рыбой в период любви,
называются «кочеванием до смерти», потому что неизбежно
ведут к смерти, и ни одна из рыб не возвращается в океан, а все погибают в реках.
— Так-с… А я вам скажу, что это нехорошо. Совращать моих прихожан я не могу позволить… Один пример
поведет за собой десять других. Это
называется совращением в раскол, и я должен поступить по закону… Кроме этого, я знаю, что завелась у вас новая секта духовных братьев и сестер и что главная зачинщица Аграфена Гущина под именем Авгари распространяет это лжеучение при покровительстве хорошо известных мне лиц. Это будет еще похуже совращения в раскол, и относительно этого тоже есть свой закон… Да-с.
— Прежде всего — вы желали знать, — начал Абреев, — за что вы обвиняетесь… Обвиняетесь вы, во-первых, за вашу
повесть, которая, кажется,
называется: «Да не осудите!» — так как в ней вы хотели огласить и распространить учения Запада, низвергнувшие в настоящее время весь государственный порядок Франции; во-вторых, за ваш рассказ, в котором вы идете против существующего и правительством признаваемого крепостного права, — вот все обвинения, на вас взводимые; справедливы ли они или нет, я не знаю.
— Нет, не просьбы. — И я объяснил ей сколько мог, что описываю разные истории про разных людей: из этого выходят книги, которые
называются повестями и романами. Она слушала с большим любопытством.
— Ваша
повесть, кажется,
называется «Кавалерист»? — прибавил он вполголоса.
— Послушай: ведь ты мне не веришь, нечего и спорить; изберем лучше посредника. Я даже вот что сделаю, чтоб кончить это между нами однажды навсегда: я
назовусь автором этой
повести и отошлю ее к моему приятелю, сотруднику журнала: посмотрим, что он скажет. Ты его знаешь и, вероятно, положишься на его суд. Он человек опытный.
— Эт-то что за безобразие? — завопил Артабалевский пронзительно. — Это у вас
называется топографией? Это, по-вашему, военная служба? Так ли подобает
вести себя юнкеру Третьего Александровского училища? Тьфу! Валяться с девками (он понюхал воздух), пить водку! Какая грязь! Идите же немедленно явитесь вашему ротному командиру и доложите ему, что за самовольную отлучку и все прочее я подвергаю вас пяти суткам ареста, а за пьянство лишаю вас отпусков вплоть до самого дня производства в офицеры. Марш!
— Не Аникин, а Аникьевич, — сказал царь с ударением на последнем слоге, — я тогда же
велел ему быть выше гостя и полным отчеством
называться. И вам всем указываю писаться с вичем и зваться не гостями, а именитыми людьми!
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты
называешься князем, а бог
весть кто ты таков, бог
весть зачем приехал… Знаю, что теперь ездят опричники по святым монастырям и предают смерти жен и дочерей тех праведников, которых недавно на Москве казнили!.. Сестра Евдокия была женою казненного боярина…
— Государь, — сказал он, вставая, — коли хочешь ведать, кто напал на нас, порубил товарищей и
велел избить нас плетьми, прикажи вон этому боярину
назваться по имени, по изотчеству!
Слышал от отца Виталия, что барыню Воеводину в Воргород повезли, заболела насмерть турецкой болезнью,
называется — Баязетова. От болезни этой глаза лопаются и помирает человек, ничем она неизлечима. Отец Виталий сказал — вот она, женская жадность, к чему
ведёт».
А русалкин хозяин объяснил, что Самарой
называется Самария, про которую в евангелии писано, где Иисус Христос у колодца
вёл беседу с женщиной семи мужей.
Я даже написал одну
повесть (я помню, она
называлась «Маланьей»), в которой самыми негодующими красками изобразил безвыходное положение русского крепостного человека, и хотя, по тогдашнему строгому времени, цензура не пропустила этой
повести, но я до сих пор не могу позабыть (многие даже называют меня за это злопамятным), что я автор ненапечатанной
повести «Маланья».
Сорин. Вот хочу дать Косте сюжет для
повести. Она должна
называться так: «Человек, который хотел». «L’homme qui a voulu». В молодости когда-то хотел я сделаться литератором — и не сделался; хотел красиво говорить — и говорил отвратительно (дразнит себя): «и все и все такое, того, не того…» и, бывало, резюме везешь, везешь, даже в пот ударит; хотел жениться — и не женился; хотел всегда жить в городе — и вот кончаю свою жизнь в деревне, и все.
— Сюда нынче приезжали молодая барыня с мужем, — отвечал Федька, — и
велели эту карточку подать Татьяне Петровне (так
называлась мать Печорина).
Это
называется эпической или повествовательной поэзией, к которой относятся поэмы, романы,
повести, сказки и пр.
[Вий — есть колоссальное создание простонародного воображения. Таким именем
называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта
повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал. (Прим. Н. В. Гоголя.)]
— Хорошо, ступай. А ты, эй! Тит! сейчас с Ильей Антипычем (так
назывались остатки морского офицера, задержанные в Москве
вестью о кончине Льва Степановича) в доме все по описи прими, слышишь.
Эта страшная
повесть могла создаться только в голове человека, насмотревшегося на то, что
называется в Германии Kleinstädterei [Провинциальность (нем.).
Эта
повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей… Автор питает слабость к эффектам и сильным фразам… Видно, что он пишет первый раз в жизни, рукой непривычной, невоспитанной… Но все-таки
повесть его читается легко. Фабула есть, смысл тоже, и, что важнее всего, она оригинальна, очень характерна и то, что
называется, sui generis [в своем роде (лат.).]. Есть в ней и кое-какие литературные достоинства. Прочесть ее стоит… Вот она...
— Дело не в правде… Не нужно непременно видеть, чтоб описать… Это не важно. Дело в том, что наша бедная публика давно уже набила оскомину на Габорио ц Шкляревском. Ей надоели все эти таинственные убийства, хитросплетения сыщиков и необыкновенная находчивость допрашивающих следователей. Публика, конечно, разная бывает, но я говорю о той публике, которая читает мою газету. Как
называется ваша
повесть?
Змеиная хитрость, которая в Евангелии
называется мудростью («будьте мудры, как змеи» — Мф. 10:16), сама по себе вовсе не есть отрицательное качество, ибо Спаситель
повелевает иметь ее апостолам.
Не верю вам, что вы меня любите, но так и быть, пойду за вас, а только знайте же, вперед вам говорю, что я дурно себя
вела и честною девушкой
назваться не могу».
— Да, он умный и им надо дорожить, он тоже говорил, что глупость совсем уничтожить уже нельзя, а хорошо вот, если бы побольше наших шли в цензурное ведомство. Кишенский
ведет дело по двойной бухгалтерии — это так и
называется «по двойной бухгалтерии». Он приплелся разом к трем разным газетам и в каждой строчит в особом направлении, и сводит все к одному; он чужим поддает, а своим сбавит где нужно, а где нужно — наоборот.
Обстановку действия и диалогов доставила мне помещичья жизнь, а характерные моменты я взял из впечатлений того лета, когда тамбовские ополченцы отправлялись на войну. Сдается мне также, что замысел выяснился после прочтения
повести Н.Д.Хвощинской"Фразы". В первоначальной редакции комедия
называлась"Шила в мешке не утаишь", а заглавие"Фразеры"я поставил уже на рукописи, которую переделал по предложению Театрально-литературного комитета.
Правые тоже
вели в сад, — он
назывался Телячий сад, потому что в нем пасли телят.
— Это у раскольников законоучители так
называются. Помилуйте, давно ли я был чуть не революционер, давно ли все кричали, что мои
повести, так сказать, предтеча разных общественных землетрясений? И ничего-то у меня такого в помышлениях даже не было. Какое мне дело, пахнут мои вещи цивизмом или не пахнут, возбуждают они мизерикордию или не возбуждают? Я этого знать не хочу!
Одетая в мужское платье, она приказывала запрягать себе лихих коней, и посадив в сани Фимку, тоже переодетую мужчиной, как вихрь носилась по Москве, посещая «комедийные потехи», как
назывались тогда в Москве театральные зрелища, и даже передавали за достоверное, участвовала в кулачных боях, словом,
вела себя не по-девичьи, не по-женски.
Тяжело отзывалась эта потеха на лицах и спинах этих людей. Они глухо роптали, но открыто восставать и боялись, и не могли. Им оставалось вымещать свою злобу на барыню, разнося по Москве, по ее улицам и переулкам, по ее харчевням и гербергам, как
назывались пивные в описываемое нами время,
вести о ее зверствах, придавая им почти легендарный характер. Ее не называли они даже по имени и отчеству, а просто «Салтычихой» — прозвище так и оставшееся за ней в народе и перешедшее в историю.
Дело ее приняло официальный характер, начались уже настоящие формальные допросы и обыски. Для производства этого дела назначены были особые чиновники, инспектор — так в описываемое нами время
назывались частные пристава — Волков и князь Цицианов. Им было строго внушено
вести дело «беспроволочно», так как в нем заинтересована сама государыня. Горячо, вследствие этого, принявшись за дело, следователи в короткое время добыли много данных, говоривших против обвиняемой.
Молодые люди и девицы встречались друг с другом и
вели разговоры у ворот на завалинках, на улице и в домах на «вечерках» и «беседах», как
назывались в Новгороде такие сборища.
Графиня
вела себя, что
называется, «молодцом», и роды не только совершились благополучно, и от них не пострадала красота молодой женщины, но напротив — она сделалась еще прекраснее.
— Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор)
вела в холостую — охотническую: так
называлась людская для охотников.