Неточные совпадения
Дойдя до поворота, он перешел
на противоположную сторону
улицы, обернулся и увидел, что Соня уже идет вслед за ним, по той же дороге, и ничего не замечая. Дойдя до поворота, как раз и она
повернула в эту же
улицу. Он пошел вслед, не спуская с нее глаз с противоположного тротуара; пройдя шагов пятьдесят, перешел опять
на ту сторону, по которой шла Соня, догнал ее и пошел за ней, оставаясь в пяти шагах расстояния.
Никого
на лестнице! Под воротами тоже. Быстро прошел он подворотню и
повернул налево по
улице.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова
повернул в какую-то
улицу и наткнулся
на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом;
на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя
на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Самгин обошел его, как столб,
повернул за угол переулка, выводившего
на главную
улицу, и увидал, что переулок заполняется людями, они отступали, точно разбитое войско, оглядывались, некоторые шли даже задом наперед, а вдали трепетал высоко поднятый красный флаг, длинный и узкий, точно язык.
Он
повернул за угол, в свою
улицу, и почти наткнулся
на небольшую группу людей. Они стеснились между двумя палисадниками, и один из них говорил, негромко, быстро...
Прошел мимо плохонького театра, построенного помещиком еще до «эпохи великих реформ», мимо дворянского собрания, купеческого клуба,
повернул в широкую
улицу дворянских особняков и нерешительно задержал шаг, приближаясь к двухэтажному каменному дому, с тремя колоннами по фасаду и с вывеской
на воротах: «Белошвейная мастерская мадам Ларисы Нольде».
Выйдя
на улицу, я
повернул налево и пошел куда попало. В голове у меня ничего не вязалось. Шел я тихо и, кажется, прошел очень много, шагов пятьсот, как вдруг почувствовал, что меня слегка ударили по плечу. Обернулся и увидел Лизу: она догнала меня и слегка ударила зонтиком. Что-то ужасно веселое, а
на капельку и лукавое, было в ее сияющем взгляде.
«Однако ж час, — сказал барон, — пора домой; мне завтракать (он жил в отели), вам обедать». Мы пошли не прежней дорогой, а по каналу и
повернули в первую длинную и довольно узкую
улицу, которая вела прямо к трактиру.
На ней тоже купеческие домы, с высокими заборами и садиками, тоже бежали вприпрыжку носильщики с ношами. Мы пришли еще рано; наши не все собрались: кто пошел по делам службы, кто фланировать, другие хотели пробраться в китайский лагерь.
Крепко обнялись мы, — она плакала, и я плакал, бричка выехала
на улицу,
повернула в переулок возле того самого места, где продавали гречневики и гороховый кисель, и исчезла; я походил по двору — так что-то холодно и дурно, взошел в свою комнату — и там будто пусто и холодно, принялся готовить урок Ивану Евдокимовичу, а сам думал — где-то теперь кибитка, проехала заставу или нет?
Когда я прошел всю главную
улицу почти до моря, пароходы еще стояли
на рейде, и когда я
повернул направо, послышались голоса и громкий смех, и в темноте показались ярко освещенные окна, и стало похоже, будто я в захолустном городке осеннею ночью пробираюсь к клубу.
Всадник лихо
повернул коня, дал ему шпоры и, проскакав коротким галопом по
улице, въехал
на двор. Минуту спустя он вбежал, помахивая хлыстиком, из дверей передней в гостиную; в то же время
на пороге другой двери показалась стройная, высокая черноволосая девушка лет девятнадцати — старшая дочь Марьи Дмитриевны, Лиза.
Родион Потапыч вышел
на улицу и
повернул вправо, к церкви. Яша покорно следовал за ним
на приличном расстоянии. От церкви старик спустился под горку
на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо стоял ярко освещенный господский дом, к которому Родион Потапыч и
повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь открытые ворота
на широкий господский двор.
Когда показались первые домики, Нюрочка превратилась вся в одно внимание. Экипаж покатился очень быстро по широкой
улице прямо к церкви. За церковью открывалась большая площадь с двумя рядами деревянных лавчонок посредине. Одною стороною площадь подходила к закопченной кирпичной стене фабрики, а с другой ее окружили каменные дома с зелеными крышами. К одному из таких домов экипаж и
повернул, а потом с грохотом въехал
на мощеный широкий двор.
На звон дорожного колокольчика выскочил Илюшка Рачитель.
Я не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов к тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек до конца,
повернул за угол и остановился.
На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью
на оконницу, а в домике, до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
В таком прескверном настроении Родион Антоныч миновал главную заводскую площадь,
на которую выходило своим фасадом «Главное кукарское заводоуправление», спустился под гору, где весело бурлила бойкая река Кукарка, и затем, обогнув красную кирпичную стену заводских фабрик,
повернул к пруду, в широкую зеленую
улицу.
И ему вдруг нетерпеливо, страстно, до слез захотелось сейчас же одеться и уйти из комнаты. Его потянуло не в собрание, как всегда, а просто
на улицу,
на воздух. Он как будто не знал раньше цены свободе и теперь сам удивлялся тому, как много счастья может заключаться в простой возможности идти, куда хочешь,
повернуть в любой переулок, выйти
на площадь, зайти в церковь и делать это не боясь, не думая о последствиях. Эта возможность вдруг представилась ему каким-то огромным праздником души.
На полных рысях неслась вице-губернаторская карета по главной Никольской
улице,
на которой полицеймейстер распорядился, чтоб все фонари горели светлейшим образом, но потом — чего никак не ожидал полицеймейстер — вице-губернатор вдруг
повернул в Дворянскую
улицу, по которой ему вовсе не следовало ехать и которая поэтому была совершенно не освещена. В
улице этой чуть-чуть не попали им под дышло дрожки инспектора врачебной управы, тоже ладившие объехать лужу и державшиеся к сторонке.
Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел было позвонить кельнера и послать ее с ним… «Нет! этак неловко… Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми — неловко тоже. Притом уже ночь
на дворе — и он, пожалуй, уже ушел из магазина». Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и вышел
на улицу;
повернул за угол, за другой — и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой под мышкой, со свертком бумаги в руке, молодой энтузиаст спешил домой.
Николай Всеволодович опять молча и не оборачиваясь пошел своею дорогой; но упрямый негодяй все-таки не отстал от него, правда теперь уже не растабарывая и даже почтительно наблюдая дистанцию
на целый шаг позади. Оба прошли таким образом мост и вышли
на берег,
на этот раз
повернув налево, тоже в длинный и глухой переулок, но которым короче было пройти в центр города, чем давешним путем по Богоявленской
улице.
Егор Егорыч вскоре начал чувствовать легкий озноб от наступивших сумерек. Он сказал о том Сусанне Николаевне, и они немедля же отправились в гостиницу свою, но
на главной
улице Гейдельберга их остановило шествие студентов с факелами в руках и с музыкой впереди. Извозчик их поспешно
повернул экипаж несколько в сторону и не без гордости проговорил...
В такую именно пору Валериан Николаевич Дарьянов прошел несколько пустых
улиц и, наконец,
повернул в очень узенький переулочек, который наглухо запирался старым решетчатым забором. За забором видна была церковь. Пригнув низко голову, Дарьянов вошел в низенькую калиточку
на церковный погост. Здесь, в углу этого погоста, местилась едва заметная хибара церковного сторожа, а в глубине, за целым лесом ветхих надмогильных крестов, ютился низенький трехоконный домик просвирни Препотенской.
И мистер Борк пошел дальше. Пошли и наши, скрепя сердцем, потому что столбы кругом дрожали,
улица гудела, вверху лязгало железо о железо, а прямо над головами лозищан по настилке
на всех парах летел поезд. Они посмотрели с разинутыми ртами, как поезд изогнулся в воздухе змеей,
повернул за угол, чуть не задевая за окна домов, — и полетел опять по воздуху дальше, то прямо, то извиваясь…
Повернув еще раз, я очутился
на улице, почти пустой.
Не зная
улиц, я потерял еще около двадцати минут, так как по ошибке вышел
на набережную в ее дальнем конце и
повернул обратно.
Нужно было ехать по Старой Кедровской
улице, но Гордей Евстратыч
повернул лошадь за угол и поехал по Стекольной. Он не хотел, чтобы Пазухины видели его. Точно так же объехал он рынок, чтобы не встретиться с кем-нибудь из своих торговцев. Только
на плотине он попал как кур в ощип: прямо к нему навстречу катился в лакированных дрожках сам Вукол Логиныч.
Более получаса прошло в этой борьбе искусства и ловкости с силою; наконец полуизмученный Вихрь, соскучив бесноваться
на одном месте, пустился стрелою вдоль
улицы и, проскакав с версту, круто
повернул назад...
Мороз пробежал по всем суставчикам приемыша, и хмель, начинавший уже шуметь в голове его, мгновенно пропал. Он круто
повернул к двери и шмыгнул
на улицу. Захар, больше владевший собою, подошел к Герасиму, успевшему уже сменить батрака за прилавком, потом прошелся раза два по кабаку, как бы ни в чем не бывало, и, подобрав штофы под мышки, тихо отворил дверь кабака. Очутившись
на крыльце, он пустился со всех ног догонять товарища.
И круто,
на полшага
повернув, проплыл как бы по воздуху пустынную площадь и окунулся в темноту тихой, немощеной
улицы, еле намечаемой в перспективе несколькими тусклыми фонарями.
И по
улице шли молча, торопясь дойти до перекрестка, где разветвлялись пути. Звякнула за углом в переулке подкова и вынырнули возле фонаря два стражника
на тяжелых, ленивых лошадях. Хотели
повернуть направо, но, увидев
на пустынной
улице двух прохожих,
повернули молча в их сторону. Колесников засмеялся...
Она быстро пошла по
улице и потом
повернула в переулок, который вел к горам. Было темно. Кое-где
на мостовой лежали бледные световые полосы от освещенных окон, и ей казалось, что она, как муха, то попадает в чернила, то опять выползает из них
на свет. Кирилин шел за нею.
На одном месте он споткнулся, едва не упал и засмеялся.
— Ах, это вы? — спросил профессор. У него не хватило сил рассердиться, и даже любопытно показалось, что такое будет дальше? Прикрытый окном, он чувствовал себя в безопасности от Альфреда. Бессменный котелок
на улице немедленно
повернул ухо к Бронскому. Умильнейшая улыбка расцвела у того
на лице.
Я быстро выкатил
на двор и
на улицу бочку дегтя и взялся за бочку керосина, но, когда я
повернул ее, — оказалось, что втулка бочки открыта, и керосин потек
на землю.
Старик и молодая женщина вошли в большую, широкую
улицу, грязную, полную разного промышленного народа, мучных лабазов и постоялых дворов, которая вела прямо к заставе, и
повернули из нее в узкий, длинный переулок с длинными заборами по обеим сторонам его, упиравшийся в огромную почерневшую стену четырехэтажного капитального дома, сквозными воротами которого можно было выйти
на другую, тоже большую и людную
улицу.
Иосаф механически
повернул и все еще хорошенько не мог понять, что это значит.
На улицах между тем царствовала совершенная тишина. Неторопливо и в каком-то молчании прошли все до самой церкви. Перед домом священника Охоботов взялся вызвать его и действительно через несколько минут вышел со священником, который только мотал от удивления головой.
Пораженный изумленьем, Кузьма Васильевич остался некоторое время неподвижен
на улице; но при мысли, что с ним, военным офицером, так невежливо поступают (Кузьма Васильевич весьма дорожил своим званием), он почувствовал прилив негодования, круто
повернул налево кругом и направился домой.
Володя
повернул в другую
улицу, потом в третью — все те же хижины, все те же идиллические картины в домах, все те же встречи гуляющих и катающихся верхом — и вышел, наконец, в лучше освещенную
улицу с несколькими лавками и ресторанами, в которых капитаны с купеческих судов играли
на бильярде, и многие канаки в более или менее европейских костюмах потягивали водку или пиво.
— Ура! — неожиданно крикнул Игорь и так громко, что находившиеся по близости их в саду гуляющие
повернули головы в сторону скамьи,
на которой они сидели. Впрочем, это «ура» как нельзя более пришлось кстати. Толпа манифестантов
на улице, как раз в это время закончила только что пение гимна и подхватила торжествующий возглас, раздавшийся так неожиданно в саду.
Ноябрьский холодный воздух сразу охватил девочку. Она, поеживаясь и подпрыгивая
на ходу, спустилась с крыльца и побежала по
улице, мимо неосвещенных окон пансиона.
Повернув за угол, она лицом к лицу столкнулась с поджидавшим ее маленьким фокусником.
Андрей Иванович спустился
на улицу. Прошел Гребецкую,
повернул налево и вышел к Ждановке. Был яркий солнечный день, в воздухе чуялась весна; за речкой, в деревьях Петровского парка, кричали галки, рыхлый снег был усыпан сучками; с крыш капало.
Поднялись
на площадку,
повернули влево. Пошли и каменные дома купеческой постройки. Въехали в узковатую немощеную
улицу.
В белой темноте зимней ночи навстречу мне шел высокий черный человек. Я сошел с тротуара
на улицу, как будто мне нужно было
на другую сторону. Человек круто
повернул и пошел ко мне. Я отбежал.
Очутившись
на улице, горбун быстрым, уверенным шагом пошел по направлению к Невской перспективе, как тогда называли Невский проспект, а затем
повернул направо и, дойдя до Садовой
улицы,
повернул за угол и уже более тихим шагом пошел по этой
улице. Он шел недолго и вскоре скрылся в воротах дома Воронцова.
Они прошли бульварчик, вышли
на Дворцовую
улицу и
повернули налево.
Было около шести часов вечера первого сентября. Стояла прекрасная, совсем еще летняя погода: в воздухе было жарко, и густая едкая пыль застилала московские
улицы. Вот он миновал Пречистенский бульвар, площадь Пречистенских ворот и
повернул на Остоженку, где жили Стоцкие, а в одном из прилегающих к ней переулков была и его холостая квартирка.
Под впечатлением этих роившихся в его голове мыслей Федор Дмитриевич машинально
повернул на Большую Морскую и пошел по левой стороне этой
улицы.
Карета катилась по Литейной, и свернув по Симеоновскому переулку, проехала Симеоновский мост, часть Караванной, Большую Итальянскую, выехала
на Невский проспект. Быстро домчавшись до Большой Морской, и проехав часть этой
улицы,
повернула на Гороховую и остановилась у второго подъезда налево.
Она вышла из своей засады, скользнула назад к Горбатому мосту, очутилась
на нем, как будто шла через него с другой стороны пруда, и
повернула в Девятинскую
улицу.
Наконец, проехав несколько
улиц, или правильнее, переулков, передний извозчик
повернул в открытые ворота, над которыми находилась вывеска: «Гостиница», а
на столбах и закрытой калитке были налеплены какие-то афиши. Следом за своим багажом въехал во двор и Антон Михайлович.
Однажды вечером я сидел
на крылечке избы моего приятеля Гаврилы и беседовал с его старухой матерью Дарьей. Шел покос, народ был
на лугах. Из соседнего проулка выехал
на деревенскую
улицу незнакомый лохматый мужик. Он огляделся, завидев нас,
повернул лошадь к крылечку и торопливо спрыгнул с телеги.