Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании
повернулся к князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.
Неточные совпадения
Но в ту же секунду
повернулась и побежала
к князю.
— Так… не читать? — прошептал он ему как-то опасливо, с кривившеюся улыбкой на посиневших губах, — не читать? — пробормотал он, обводя взглядом всю публику, все глаза и лица, и как будто цепляясь опять за всех с прежнею, точно набрасывающеюся на всех экспансивностью, — вы… боитесь? —
повернулся он опять
к князю.
Князь немедленно хотел поворотить назад
к себе, в гостиницу; даже
повернулся и пошел; но чрез минуту остановился, обдумал и воротился опять по прежней дороге.
— Удави Чуркина или утопи его! — рассердился
князь и
повернулся спиной
к ошалевшему Н.И. Пастухову.
Немец громко и отрывисто захохотал, точно заржал, очевидно полагая, что Степан Трофимович сказал что-то ужасно смешное. Тот с выделанным изумлением посмотрел на него, не произведя, впрочем, на того никакого эффекта. Посмотрел и
князь,
повернувшись к немцу всеми своими воротничками и наставив пенсне, хотя и без малейшего любопытства.
— К-х-ха! — произнес он на всю комнату, беря
князя за руку, чтобы пощупать у него пульс. — К-х-ха! — повторил он еще раз и до такой степени громко, что входившая было в кабинет собака
князя, услыхав это,
повернулась и ушла опять в задние комнаты, чтобы только не слышать подобных страшных вещей. — К-х-ха! — откашлянулся доктор в третий раз. — Ничего, так себе, маленькая лихорадочка, — говорил он басом и нахмуривая свои глупые, густые брови.
— Зачем же вы в таком случае спрашивали меня? Посылайте, за кем хотите! — произнес он и затем,
повернувшись на каблуках своих, проворно ушел
к себе:
князь полагал, что княгиня всю эту болезнь и желание свое непременно лечиться у Елпидифора Мартыныча нарочно выдумала, чтобы только помучить его за Елену.
— Так будете,
князь? — Рогожина
повернулась к нему и взяла его за обшлаг рукава.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви
к ней. В душе его вдруг
повернулось что-то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость
к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежде, было серьезнее и сильнее.
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение.
Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах
повернулся всем телом
к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurnicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья
повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице
князя Андрея.
— Поезжай, поезжай: пред сражением нужно выспаться, — повторил
князь Андрей. Он быстро подошел
к Пьеру, обнял его и поцеловал. — Прощай, ступай, — прокричал он. — Увидимся ли, нет… — и он, поспешно
повернувшись, ушел в сарай.
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.