Неточные совпадения
По бокам дороги в тумане
плывут деревья, качаются черные ветки, оголенные осенним
ветром, суетливо летают и трещат белобокие сороки, густой запах болотной гнили встречает и провожает гремучую бричку, сырость, всасываясь в кожу, вызывает тягостное уныние и необычные мысли.
Мы все еще
плывем по Мае, но холодно:
ветер из осеннего превратился в зимний; падает снег; руки коченеют, ноги тоже.
Имя тоже очень выразительное: идет ли утка
по земле — беспрестанно покачивается то на ту, то другую сторону;
плывет ли
по воде во время
ветра — она качается, как лодочка
по волнам.
Я посмотрел в указанном направлении и увидел сзади, там, где небо соприкасалось с морем, темную полоску, протянувшуюся
по всему горизонту. Эта темная полоска предвещала
ветер. Полагая, что это будет небольшой местный ветерок, Намука подал знак
плыть дальше.
Вот и облако расступилось, вот и Америка, а сестры нет, и той Америки нет, о которой думалось так много над тихою Лозовою речкой и на море, пока корабль
плыл, колыхаясь на волнах, и океан пел свою смутную песню, и облака неслись
по ветру в высоком небе то из Америки в Европу, то из Европы в Америку…
На заре Артамонов уехал, бережно увозя впечатление ласкового покоя, уюта и почти бесплотный образ сероглазой, тихой женщины, которая устроила этот уют.
Плывя в шарабане
по лужам, которые безразлично отражали и золото солнца и грязные пятна изорванных
ветром облаков, он, с печалью и завистью, думал...
В ласковый день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом небе, чисто выметенном
ветром, вымытом дождямии, таяло, не грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный, мягкий шорох
плыл по саду; за деревьями ворчала фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб не видеть дворника, не говорить с ним, хозяин прошёл в противоположный угол сада, к бане; дверь в неё была не притворена.
По улицам сонным и снежным
Я таскал глупца за собой!
Мир открылся очам мятежным,
Снежный
ветер пел надо мной!
О, как хотелось юной грудью
Широко вздохнуть и выйти в мир!
Совершить в пустом безлюдьи
Мой веселый весенний пир!
Здесь никто понять не смеет,
Что весна
плывет в вышине!
Когда
плывут на лодке и хотят
плыть скорее, то возьмут, на середине лодки, вставят в дыру большой шест, к шесту этому приделана поперек перекладина. К этой перекладине прикрепят холстинный парус, к низу паруса привяжут веревку и держат ее в руках. Потом поставят паруса против
ветра. И тогда
ветер надует парус так крепко, что лодка нагибается набок, веревка рвется из рук, и лодка поплывет
по ветру так скоро, что под носом лодки забурчит вода, и берега точно бегут назад мимо лодки.
Когда не знали магнита,
по морю не плавали далеко. Как выйдут далеко в море, что земли не видать, то только
по солнцу и
по звездам и знали, куда
плыть. А если пасмурно, не видать солнца и звезд, то и не знают сами, куда
плыть. А корабль несет
ветром и занесет на камни и разобьет.
В Дубровине мне дают лошадей, и я еду дальше. Но в 45 верстах от Томска мне опять говорят, что ехать нельзя, что река Томь затопила луга и дороги. Опять надо
плыть на лодке. И тут та же история, что в Красном Яру: лодка уплыла на ту сторону, но не может вернуться, так как дует сильный
ветер и
по реке ходят высокие валы… Будем ждать!
Переселенцев я видел еще, когда
плыл на пароходе
по Каме. Помнится мне мужик лет сорока с русой бородой; он сидит на скамье на пароходе; у ног его мешки с домашним скарбом, на мешках лежат дети в лапотках и жмутся от холодного, резкого
ветра, дующего с пустынного берега Камы. Лицо его выражает: «Я уже смирился». В глазах ирония, но эта ирония устремлена вовнутрь, на свою душу, на всю прошедшую жизнь, которая так жестоко обманула.
Остаюсь ночевать. Всю ночь слушаю, как храпят перевозчики и мой возница, как в окна стучит дождь и ревет
ветер, как сердитый Иртыш стучит
по гробам… Ранним утром иду к реке; дождь продолжает идти,
ветер же стал тише, но все-таки
плыть на пароме нельзя. Меня переправляют на лодке.
И он тронул, колокол зазвенел, сани снова стали раскачиваться и
ветер свистеть под полозьями. И мы снова пустились
плыть по беспредельному морю снега.
Варварийские корабли
плыли на юг
по Адриатике, но вдруг подул противный
ветер, и они едва добрались до острова Корфу.
Токарев облегченно вздохнул и поднялся. В комнате было сильно накурено. Он осторожно открыл окно на двор.
Ветер утих,
по бледному небу
плыли разорванные, темные облака. Двор был мокрый, черный, с крыш капало, и было очень тихо.
По тропинке к людской неслышно и медленно прошла черная фигура скотницы. Подул ветерок, охватил тело сырым холодом. Токарев тихонько закрыл окно и лег спать.
Прикусили мундштуки, задами друг на дружку нажали, выстроились
по четверо в ряд, да как дернут марш-маршем к золотым королевским кровлям, что над холмом светлым маревом горели, — аж седоков к луке будто
ветер пригнул. Ни топота, ни хруста: облака над лесной полянкой вперегонку
плывут, — поди-ка услышь-ка…