Неточные совпадения
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена
директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и
письма, которые у нее скопились на столе.
В последних днях прошлого месяца вечно юный ваш Jeannot получил доброе июльское
письмо старого своего
директора.
Посылаю тебе все
письма Дороховой, чтобы ты с женой их прочел, сообщив нашим и моему старому
директору [Энгельгардту].
Изредка утешает меня старый наш
директор необыкновенно милыми
письмами.
Пушкин никак не соглашался довериться
директору и хотел написать княжне извинительное
письмо.
В своеобразной нашей тюрьме я следил с любовью за постепенным литературным развитием Пушкина; мы наслаждались всеми его произведениями, являющимися в свет, получая почти все повременные журналы. В
письмах родных и Энгельгардта, умевшего найти меня и за Байкалом, я не раз имел о нем некоторые сведения. Бывший наш
директор прислал мне его стихи «19 октября 1827 года...
— У меня только и есть
письмо к
директору, — продолжал Калинович, называя фамилию
директора, — но что это за человек?.. — прибавил он, пожимая плечами.
— Ах, боже мой! Боже мой! — говорил Петр Михайлыч. — Какой вы молодой народ вспыльчивый! Не разобрав дела, бабы слушать — нехорошо… нехорошо… — повторил он с досадою и ушел домой, где целый вечер сочинял к
директору письмо, в котором, как прежний начальник, испрашивал милосердия Экзархатову и клялся, что тот уж никогда не сделает в другой раз подобного проступка.
Екатерина Ивановна Пыльникова, Сашина тетка и воспитательница, сразу получила два
письма о Саше: от
директора и от Коковкиной. Эти
письма страшно встревожили ее. В осеннюю распутицу, бросив все свои дела, поспешно выехала она из деревни в наш город. Саша встретил тетю с радостью, — он любил ее. Тетя везла большую на него в своем сердце грозу. Но он так радостно бросился ей на шею, так расцеловал ее руки, что она не нашла в первую минуту строгого тона.
И вот на другой день Коковкина получила приглашение к
директору. Оно совсем растревожило старуху. Она уже и не говорила ничего Саше, собралась тихонько и к назначенному часу отправилась. Хрипач любезно и мягко сообщил ей о полученном им
письме. Она заплакала.
Лихачев был вскоре уволен, и вместо него определен
директором старший учитель И. Ф. Яковкин. Дмитрий Княжевич сохранил надолго близкую связь с своими гимназическими товарищами. Он определился на службу в Петербурге и каждую почту писал к брату, обращаясь нередко ко всем нам. Его
письма читали торжественно, во всеуслышанье.
Часто
директор по получении почты сам входил в класс и, смотря на конверты, громко называл ученика по фамилии и говорил: «Это тебе, Шеншин», передавая
письмо.
Вся эта передряга могла бы остаться в семейном кругу, так как никто сторонний не читал моих
писем. Но однажды Крюммер, стоя у самой двери классной, тогда как я сидел на противоположном ее конце, сказавши: «Шеншин, это тебе», — передал
письмо близстоящему для передачи мне. При этом никому не известная фамилия Фет на конверте возбудила по уходе
директора недоумение и шум.
С этой целью Моер написал
директору Крюммеру
письмо и просил переслать его с эстафетам, с которым на другой же день должен был получиться ответ.
Сколько ни переменялось
директоров и всяких начальников, его видели всё на одном и том же месте, в том же положении, в той же самой должности, тем же чиновником для
письма, так что потом уверились, что он, видно, так и родился на свет уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове.
На другой день Гоголь одумался, написал извинительное
письмо к Загоскину (
директору театра), прося его сделать
письмо известным публике, благодарил, извинялся и наклепал на себя небывалые обстоятельства.
Грекова. Я хочу посмотреть, какое у него теперь лицо… Что у него теперь на лице написано? Пошлите за ним! Умоляю вас! Я хочу ему два слова сказать… Вы не знаете, что я наделала! Что я наделала! Не слушайте, Сергей Павлович! (Шепотом.) Я ездила к
директору… Михаила Васильича переведут по моей просьбе в другое место… Что я наделала! (Плачет.) Пошлите за ним!.. Кто знал, что он напишет это
письмо?! Ах, если б я могла знать! Боже мой… Я страдаю!
Прошел месяц, в течение которого дела в городе, приютившем Горданова с Висленевым, подвинулись вперед весьма значительно. Первые вести оттуда читаем в
письме, которое департаментский сторож подал сегодня на подносике вице-директору Григорию Васильевичу Акатову, родному брату Глафиры Васильевны Бодростиной.
— Ну, понятно, — сказал
директор. — Кто их не любит? Это понятно… Все грешны… Все мы жаждем любви, сказал какой-то… философ… Мы тебя понимаем… Вот что… Ежели ты так уж любишь, то изволь: я дам тебе
письмо к одной… Она хорошенькая… Езди к ней на мой счет. Хочешь? И к другой дам
письмо… И к третьей дам
письмо!.. Все три хорошенькие, говорят по-французски… пухленькие… Вино тоже любишь?
После этого не проходило дня, чтобы
директор не получал
писем, рекомендовавших Ползухина. В одно прекрасное утро явился и сам Ползухин, молодой человек, полный, с бритым, жокейским лицом, в новой черной паре…
После обеда
директор лег у себя в кабинете на софе и стал читать полученные газеты и
письма.