Неточные совпадения
Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разумею
И мало к ней привязан я;
Для призраков закрыл я вежды;
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый
звук.
Внезапный
звук пронесся среди деревьев с неожиданностью тревожной погони; это запел кларнет. Музыкант, выйдя на палубу, сыграл отрывок мелодии, полной
печального, протяжного повторения.
Звук дрожал, как голос, скрывающий горе; усилился, улыбнулся грустным переливом и оборвался. Далекое эхо смутно напевало ту же мелодию.
В магазинах вспыхивали огни, а на улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые шли встречу друг другу так, как будто ничего
печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт по торцам, — странный
звук, точно десятки молотков забивали гвозди в небо и в землю, заключая и город и душу в холодную, скучную темноту.
Узнай, по крайней мере,
звуки,
Бывало, милые тебе —
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя
печальная пустыня,
Последний
звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
Во внутренних комнатах царила мертвая тишина; только по временам раздавался
печальный крик какаду, несчастный опыт его, картавя, повторить человеческое слово, костяной
звук его клюва об жердочку, покрытую жестью, да противное хныканье небольшой обезьяны, старой, осунувшейся, чахоточной, жившей в зале на небольшом выступе изразцовой печи.
Хотя все это совершается под
звуки музыки, мягкой, ласкающей, торжественной и
печальной…
Слышится отдаленный
звук, точно с неба,
звук лопнувшей струны,
печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву.
Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный
звук, точно с неба,
звук лопнувшей струны, замирающий,
печальный.
И
звуки летели и падали один за другим, все еще слишком пестрые, слишком звонкие… Охватившие мальчика волны вздымались все напряженнее, налетая из окружающего звеневшего и рокотавшего мрака и уходя в тот же мрак, сменяясь новыми волнами, новыми
звуками… быстрее, выше, мучительнее подымали они его, укачивали, баюкали… Еще раз пролетела над этим тускнеющим хаосом длинная и
печальная нота человеческого окрика, и затем все сразу смолкло.
Дед замолчал и уныло
Голову свесил на грудь.
— Мало ли, друг мой, что было!..
Лучше пойдем отдохнуть. —
Отдых недолог у деда —
Жить он не мог без труда:
Гряды копал до обеда,
Переплетал иногда;
Вечером шилом, иголкой
Что-нибудь бойко тачал,
Песней
печальной и долгой
Дедушка труд сокращал.
Внук не проронит ни
звука,
Не отойдет от стола:
Новой загадкой для внука
Дедова песня была…
Случалось иногда, что ночью, во время ночлега, где-нибудь на грязном постоялом дворе, шарманка, стоявшая на полу рядом с дедушкиным изголовьем, вдруг издавала слабый
звук,
печальный, одинокий и дрожащий: точно старческий вздох.
И тогда, в то легкомысленное молодое время, я не остался глух на
печальный голос, воззвавший ко мне, на торжественный
звук, долетевший до меня из-за могилы.
В этом крике было что-то суровое, внушительное.
Печальная песня оборвалась, говор стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным
звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный ветер, все усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
Так они шептались, наклоняясь друг к другу, охваченные мрачной шутливостью пьяного безумия. А из столовой в это время доносились смягченные, заглушенные стенами и оттого гармонично-печальные
звуки церковного напева, похожего на отдаленное погребальное пение.
Лица и
звук голосов их имели серьезное, почти
печальное выражение, как будто потери вчерашнего дела сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать.
Оба окна были открыты настежь. Сладостно, до щекотки, пахло невидимыми глициниями. В городском саду играл струнный оркестр, и
звуки его казались прекрасными и
печальными.
Долго не мог заснуть Матвей, слушая крики, топот ног и звон посуды. Издали
звуки струн казались
печальными. В открытое окно заглядывали тени, вливался тихий шелест, потом стал слышен невнятный ропот, как будто ворчали две собаки, большая и маленькая.
Во дни
печальные разлуки
Мои задумчивые
звукиНапоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый,
Был новый для меня Парнас.
А между тем из церкви выезжал довольно людный
печальный кортеж. Невский в этом месте был запружен войсками, которые, при появлении траурных дрог, выстроились и под
звуки похоронного марша двинулись по направлению к Смоленскому кладбищу.
И вдруг прежняя, знакомая физическая тоска разрослась у Арбузова около сердца, наполнила ему всю грудь, сжала судорожно за горло, и все тотчас же стало для него скучным, пустым и безразличным: и медные
звуки музыки, и
печальное пение фонарей, и цирк, и Ребер, и самая борьба.
Был один страшный момент, когда Арбузову представилось, что эти вкрадчивые
звуки марша, и
печальное шипение углей, и жуткое молчание зрителей служит продолжением его послеобеденного бреда, в котором он видел тянущуюся перед ним длинную, монотонную проволоку.
При
звуке его сухого голоса она, с удивлением, взглянула в лицо ему и стала молча, внимательно слушать его суровые, почти карающие слова. Он доказывал ей, как развращает ум эта, излюбленная ею, литература, искажающая действительность, чуждая облагораживающих идей, равнодушная к
печальной правде жизни, к желаниям и мукам людей. Голос его резко звучал в тишине леса, и часто в придорожных ветвях раздавался тревожный шорох — кто-то прятался там.
Керосин догорает в ночниках, и в казарме становится совсем темно. Позы у спящих мучительно напряженные, неестественные. Должно быть, у всех на жестких сенниках обомлели руки и затекли головы. Отовсюду, со всех сторон, раздаются жалобные стоны, глубокие вздохи, нездоровый, захлебывающийся храп. Что-то зловещее, удручающее, таинственное слышится в этих нечеловеческих
звуках, идущих среди
печального мрака из-под серых, однообразных ворохов…
Доселе я не обращал внимания на другую сторону, Москва поглотила меня. Страшный
звук меди среди этой тишины заставил обернуться — все переменилось.
Печальный, уединенный Симонов монастырь, с черными крышами, как на гробах, с мрачными стенами, стоял на обширном поле, небольшая река тихо обвивала его, не имея сил подвинуть несколько остановившихся барок; кое-где курились огоньки, и около них лежали мужики, голодные, усталые, измокшие, и голос меди вырывался из гортани монастыря.
Не знаю, долго ли бы простоял я тут или долго ли бы мне позволили простоять. Но раздался густой, протяжный, одинокий
звук колокола с другой стороны;
звук колокола заставляет трепетать; он слишком силен для человеческого уха, слишком силен для сердца; в нем есть доля угрызения совести и
печальный упрек; он зовет, но не просит; он напоминает о небе, но пренебрегает землею.
И днем иногда слышался
печальный металлический
звук: дон… дон… дон…
Эти
звуки, полные дикого возбуждения, надолго остались у меня в памяти, и впоследствии не раз, когда я с стесненным сердцем смотрел на угрюмые приленские виды, на этот горизонт, охваченный горами, по крутым склонам которых теснятся леса, торчат скалы и туманы выползают из ущелий, — мне всегда казалось, что этот дикий крик хищника носится в воздухе над
печальною и мрачною страной.
Пароход стал двигаться осторожнее, из боязни наткнуться на мель… Матросы на носу измеряли глубину реки, и в ночном воздухе отчетливо звучали их протяжные восклицания: «Ше-есть!.. Шесть с половиной! Во-осемь!.. По-од таба-ак!.. Се-мь!» В этих высоких стонущих
звуках слышалось то же уныние, каким были полны темные,
печальные берега и холодное небо. Но под плащом было очень тепло, и, крепко прижимаясь к любимому человеку, Вера Львовна еще глубже ощущала свое счастье.
Кто долго жил в глуши
печальной,
Друзья, тот, верно, знает сам,
Как сильно колокольчик дальний
Порой волнует сердце нам.
Не друг ли едет запоздалый,
Товарищ юности удалой?..
Уж не она ли?.. Боже мой!
Вот ближе, ближе… сердце бьется…
Но мимо, мимо
звук несется,
Слабей… и смолкнул за горой.
Радующийся человек найдет в
звуках радость,
печальный — печаль; в ушах Ивана Андреевича завывала целая буря.
Торжественным покоем, великой грустью и любовью были проникнуты величавые, могуче-сдержанные
звуки: кто-то большой и темный, как сама ночь, кто-то всевидящий и оттого жалеющий и бесконечно
печальный тихо окутывал землю своим мягким покровом, и до крайних пределов ее должен был дойти его мощный и сдержанный голос. «Боже мой, ведь это о нас, о нас!» — подумал Чистяков и весь потянулся к певцам.
То были
печальные и странные мелодические
звуки, и не руками живых людей вызывались они в эту черную ночь.
Сверху сыпалась та же
печальная мгла, в воздухе слышался тот же запах сырости и дыма, вокруг видны были те же светлые точки потухавших костров, и слышны были среди общей тишины
звуки заунывной песни Антонова; а когда она замолкала на мгновение,
звуки слабого ночного движения лагеря — храпения, бряцания ружей часовых и тихого говора вторили ей.
А погодя еще немного он уже не думал ни о Сергее Сергеиче, ни о своих ста рублях. Была тихая, задумчивая ночь, очень светлая. Когда в лунные ночи Подгорин смотрел на небо, то ему казалось, что бодрствуют только он да луна, всё же остальное спит или дремлет; и на ум не шли ни люди, ни деньги, и настроение мало-помалу становилось тихим, мирным, он чувствовал себя одиноким на этом свете, и в ночной тишине
звук его собственных шагов казался ему таким
печальным.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно не сделалось
печальным, взоры не омрачились, и ни одно слово не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого
звука, который тотчас и замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, точно вымаливала от него повторения слова: «месть». Зверженовский с злобной радостью, казалось, проникал своими сверкающими глазами в ее душу и также молча вынул из ножен саблю и подал ее ей.
В собеседнике своего друга видел он уродливого, лукавого старичишку с рогами; постигал, что этот бес — хранитель тайны, располагавшей судьбою Владимира, и потому страх, грусть и негодование попеременно отзывались на лице святого старца, как на клавишах разнообразные
звуки равно
печальной песни.
Фраза могла бы выйти язвительной, но
звук получился
печальный, в нем слышались почти слезы.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно не сделалось
печальным, взоры не омрачились, и ни одно слово не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого
звука, который тотчас и замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, казалось, вымаливала от него повторения слова «месть».
Теперь это были
печальные, раздирающие душу
звуки.
Пришел Великий пост. Одноцветно затренькал глухой колокол, и его серые,
печальные, скромно зовущие
звуки не могли разорвать зимней тишины, еще лежавшей над занесенными полями. Робко выскакивали они из колокольни в гущу мглистого воздуха, падали вниз и умирали, и долго никто из людей не являлся на тихий, но все более настойчивый, все более требовательный зов маленькой церкви.