Неточные совпадения
Он говорил с
печальным раздумием. Он много и горячо молился, а жизнь его была испорчена. Но обе эти сентенции внезапно слились в моем уме, как пламя спички с пламенем зажигаемого фитиля. Я понял молитвенное
настроение отца: он, значит, хочет чувствовать перед собой бога и чувствовать, что говорит именно ему и что бог его слышит. И если так просить у бога, то бог не может отказать, хотя бы человек требовал сдвинуть гору…
Каждый новый
печальный факт только усугублял это грустное
настроение.
Весь следующий день мать провела в хлопотах, устраивая похороны, а вечером, когда она, Николай и Софья пили чай, явилась Сашенька, странно шумная и оживленная. На щеках у нее горел румянец, глаза весело блестели, и вся она, казалось матери, была наполнена какой-то радостной надеждой. Ее
настроение резко и бурно вторглось в
печальный тон воспоминаний об умершем и, не сливаясь с ним, смутило всех и ослепило, точно огонь, неожиданно вспыхнувший во тьме. Николай, задумчиво постукивая пальцем по столу, сказал...
Утром он ей читал, и непременно что-нибудь
печальное, так как это всего больше соответствовало их душевному
настроению; вечером — ходили в театр.
Умный и весьма наблюдательный священник, которому
печальная обязанность поручает последние дни осужденных на смерть, говорил пишущему эти строки, что ему никогда не случалось видеть осужденного в таком
настроении, о каком Виктор Гюго так неловко рассказывает в своем «Dernier jour d'un condamné».
Это счастливое, возбужденное
настроение часто переходило у Гаврилы Степаныча в минорный тон, он съеживался, смолкал и несколько раз говорил с
печальной улыбкой...
Настроение у меня было бодрое, радостное. Однако скоро под этим
настроением оказалась какая-то маленькая змейка, которая шевелилась и шипела, напоминая о чем-то отравляющем и
печальном…
После события обычное
настроение — каковы бы ни были явные мысли — оставалось неизменно
печальным, сурово безнадежным; и каждый раз, очнувшись от глубокой думы, он чувствовал так, как будто пережил он в эти часы бесконечно долгую и бесконечно черную ночь.
Замечтавшись или поддавшись
печальным мыслям (читатель помнит ее
настроение в тот злополучный вечер), она забрела далеко в чащу.
Полуживой-полумертвый, полуздоровый-полудекадент, он имел
печальную возможность наблюдать в себе постоянную смену и постоянное колебание самых основных душевных
настроений.
А погодя еще немного он уже не думал ни о Сергее Сергеиче, ни о своих ста рублях. Была тихая, задумчивая ночь, очень светлая. Когда в лунные ночи Подгорин смотрел на небо, то ему казалось, что бодрствуют только он да луна, всё же остальное спит или дремлет; и на ум не шли ни люди, ни деньги, и
настроение мало-помалу становилось тихим, мирным, он чувствовал себя одиноким на этом свете, и в ночной тишине звук его собственных шагов казался ему таким
печальным.
На кладбище было пусто и тихо. Только яркое солнце по-прежнему весело играло на крестах монастырского храма и некоторых надгробных памятников, внося жизнь в это царство смерти и далеко не гармонируя ни с
печальным видом ряда могил, ни с
настроением одиноко сидевшей на скамье Хвостовой, в душе которой были тоже и смерть, и могила.
Такое
настроение, впрочем, продолжалось недолго. Являлся Шатов. Одно его нежное слово — и
печальных мыслей как не бывало.
К несчастью, к радости этой мысли примешивались другие, более
печальные, и темными тучками пробегали по светлому
настроению его души.
В таком злобно-печальном
настроении он проехал всю дорогу до Петербурга. Он прибыл туда в половине июня месяца 1762 года. Это было почти накануне переворота.
Кажется, и солнце светит здесь, как и в других краях России, попадаются и живописные местности, но все это покрыто
печальной пеленой — так душевное
настроение облекает все предметы свои красками.
Встревоженные люди беспрестанно меняли свое
настроение, переходя от надежды к отчаянию: то они верили, что Зенон придет и при нем, как при человеке, который хорошо знаком всем знатным людям, суровость правителя изменится; то говорили: «Что может заставить Зенона покинуть спокойную жизнь и отдать себя добровольно нашей
печальной судьбе?» Епископ и его приближенные люди тоже считали это совсем невозможным, тем более что они и не считали Зенона за христианина.