Неточные совпадения
Между тем луна начала одеваться тучами и на
море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего корабля; у берега сверкала
пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить.
Нервы поют ему какие-то гимны, в нем плещется жизнь, как
море, и мысли, чувства, как волны, переливаются, сталкиваются и несутся куда-то, бросают кругом брызги,
пену.
Как ни привыкнешь к
морю, а всякий раз, как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами — не удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами
пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь в тумане какой-нибудь новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
Уж такое сердитое
море здесь!» — прибавил он, глядя с непростительным равнодушием в окно, как волны вставали и падали, рассыпаясь
пеною и брызгами.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны
моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с
пеной разбегались по песку. От реки в
море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
В топографическом и геологическом отношении вся местность между двумя упомянутыми реками представляет собой обширный лавовый покров. Теперь это невысокие холмы, изрезанные большими оврагами. Когда-то тут был хороший лес. Ныне от него остались только
пни и редкие сухостои. По оврагам, о которых я упомянул, в
море текут ручьи Цалла, Анкуга, Лолобинга, Тахалун, Калама и Кумолун.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было
море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг
пней и облизывали накалившиеся камни.
Снегурочка, у острова Гурмыза,
Где теплое бушующее
мореНа камни скал прибрежных хлещет
пену,
Пускаются без страха водолазы
Отважные искать по дну морскому
Прибыточной добычи.
Леший сидит на сухом
пне. Все небо покрывается прилетевшими из-за
моря птицами, — Весна-Красна на журавлях, лебедях и гусях спускается на землю, окруженная свитой птиц.
На песке, где волны уже разбиваются в
пену и, точно утомленные, катятся назад, коричневым бордюром лежит по всему побережью морская капуста, выброшенная
морем.
Приближение сельди всякий раз узнается по следующим характерным признакам: круговая полоса белой
пены, захватывающая на
море большое пространство, стаи чаек и альбатросов, киты, пускающие фонтаны, и стада сивучей.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было
море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая
пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких, играли то белая
пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то человек, сновавший по воде в легкой лодке, зажигал зачем-то в разных местах, над
морем…
Меж тем солнце пробилось наконец сквозь туманные облачные пласты; по яркому
морю кружилась
пена. Вскоре я отправился к себе вниз, где, никем не потревоженный, провел в чтении около трех часов. Я читал две книги — одна была в душе, другая в руках.
«Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в
пену, умчала в
море.
«Весь в белой
пене, седой и сильный, он резал горы и падал в
море, сердито воя.
На берег пустынный, на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее
море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь
пену прибоя, как пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное
море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь покорно к закату.
Справа по обрыву стоял лес, слева блестело утреннее красивое
море, а ветер дул на счастье в затылок. Я был рад, что иду берегом. На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей о тишине
пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали, на изгибе лиловых холмов берега, синюю крышу с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп ждет известий. То же самое, должно быть, думал Дюрок, так как сказал...
Закипела в
море пена —
Будет, братцы, перемена,
Братцы, перемена…
Зыб за зыбом часто ходит,
Чуть корабль мой не потонет,
Братцы, не потонет…
Капитан стоит на юте,
Старший боцман на шкафуте,
Братцы, на шкафу-те.
А кругом все молчало. Ни звука, кроме вздохов
моря. Тучи ползли по небу так же медленно и скучно, как и раньше, но их все больше вздымалось из
моря, и можно было, глядя на небо, думать, что и оно тоже
море, только
море взволнованное и опрокинутое над другим, сонным, покойным и гладким. Тучи походили на волны, ринувшиеся на землю вниз кудрявыми седыми хребтами, и на пропасти, из которых вырваны эти волны ветром, и на зарождавшиеся валы, еще не покрытые зеленоватой
пеной бешенства и гнева.
Море выло, швыряло большие, тяжелые волны на прибрежный песок, разбивая их в брызги и
пену. Дождь ретиво сек воду и землю… ветер ревел… Все кругом наполнялось воем, ревом, гулом… За дождем не видно было ни
моря, ни неба.
Далеко по носу лодки видна желтая полоса песчаного берега, а за кормой уходит вдаль
море, изрытое стаями волн, убранных пышной белой
пеной.
Море проснулось. Оно играло маленькими волнами, рождая их, украшая бахромой
пены, сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль.
Пена, тая, шипела и вздыхала, — и все кругом было заполнено музыкальным шумом и плеском. Тьма как бы стала живее.
Ребенком там, в мечтанье одиноком,
Прибою
моря часто я внимал
Или следил за ним веселым оком,
Когда в грозу катил за валом вал
И, разбиваясь о крутые стены,
Отпрядывал потоком белой
пены.
У берега широко белела
пена, тая на песке кисейным кружевом, дальше шла грязная лента светло-шоколадного цвета, еще дальше — жидкая зеленая полоса, вся сморщенная, вся изборожденная гребнями волн, и, наконец, — могучая, спокойная синева глубокого
моря с неправдоподобными яркими пятнами, то густофиолетовыми, то нежно-малахитовыми, с неожиданными блестящими кусками, похожими на лед, занесенный снегом.
И пустынное
море смеялось, играя отраженным солнцем, и легионы волн рождались, чтоб взбежать на песок, сбросить на него
пену своих грив, снова скатиться в
море и растаять в нем.
Ветер ласково гладил атласную грудь
моря; солнце грело ее своими горячими лучами, и
море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую
пену, она с тихим звуком таяла на горячем песке, увлажняя его.
Брызги
пены морской ослепили меня.
Над
морем движешься ты,
И тень кораблей за тобою встает.
Море широко и глубоко; конца
морю не видно. В
море солнце встает и в
море садится. Дна
моря никто не достал и не знает. Когда ветра нет,
море сине и гладко; когда подует ветер,
море всколыхается и станет неровно. Подымутся по
морю волны; одна волна догоняет другую; они сходятся, сталкиваются, и с них брызжет белая
пена. Тогда корабли волнами кидает как щепки. Кто на
море не бывал, тот богу не маливался.
Дыханием тёплым у
моря весна
Чуть гривы коней их шевелит,
На мокрый песок набегает волна
И
пену им под ноги стелет.
Постелим скатерти у
моря,
Достанем ром, заварим чай,
И все возляжем на просторе
Смотреть, как пламя, с ночью споря,
Померкнет, вспыхнет невзначай
И озарит до половины
Дубов зелёные вершины,
Песчаный берег, водопад,
Крутых утёсов грозный ряд,
От
пены белый и ревущий
Из мрака выбежавший вал
И перепутанного плюща
Концы, висящие со скал.
Море еще бушевало. По-прежнему оно катило свои седые волны, которые нападали на корвет, но сила их как будто уменьшилась.
Море издали не казалось одной сплошной
пеной, и водяная пыль не стояла над ним. Оно рокотало, все еще грозное, но не гудело с ревом беснующегося стихийного зверя.
В это время случилось событие, которое развеселило стрелков на весь день. Оттого ли, что Вихров толкнул трубу, или сам Марунич неосторожным движением качнул ее, но только труба вдруг повернулась вдоль своей продольной оси и затем покатилась по намывной полосе прибоя, сначала тихо, а потом все скорее и скорее. С грохотом она запрыгала по камням; с того и другого конца ее появились клубы ржавой пыли. Когда труба достигла
моря, ее встретила прибойная волна и обдала брызгами и
пеной.
И тихо ушла, оставив нежнейшее кружево
пены, и солнце из-за
моря брызнуло лучами, и на одно мгновение, на одну минуточку стал я белой шхуной с опущенными парусами.
Опять странное оцепенение сковало девушку. Как будто, горячие, клокочущие
пеной волны закачали, забаюкали ее, поднимая на своих пенящихся гребнях… Как будто где-то близко-близко запело и зарокотало
море… Или это не шум прибоя, этот плеск? Нет, то стоны раненых… стоны, доносящиеся отовсюду.
Стоял май, наш большой сад был, как яркое зеленое
море, и на нем светлела белая и лиловая
пена цветущей сирени. Аромат ее заполнял комнаты. Солнце, блеск, радость. И была не просто радость, а непрерывное ощущение ее.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся
пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не
море ль из
моря извергнуться хочет?