Неточные совпадения
Иной во время
пенияСтал на ноги, показывал,
Как шел мужик расслабленный,
Как сон долил голодного,
Как
ветер колыхал.
— Я люблю, — продолжал Раскольников, но с таким видом, как будто вовсе не об уличном
пении говорил, — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без
ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают…
Люди, выгибая спины, держась за головы, упирались ногами в землю, толкая друг друга, тихонько извинялись, но, покорствуя силе
ветра, шагали все быстрей, точно стремясь догнать улетающее
пение...
В день похорон с утра подул сильный
ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки.
Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
Пение удалялось, пятна флагов темнели,
ветер нагнетал на людей острый холодок; в толпе образовались боковые движения направо, налево; люди уже, видимо, не могли целиком влезть в узкое горло улицы, а сзади на них все еще давила неисчерпаемая масса, в сумраке она стала одноцветно черной, еще плотнее, но теряла свою реальность, и можно было думать, что это она дышит холодным
ветром.
В общем Самгину нравилось ездить по капризно изогнутым дорогам, по берегам ленивых рек и перелесками. Мутно-голубые дали, синеватая мгла лесов, игра
ветра колосьями хлеба,
пение жаворонков, хмельные запахи — все это, вторгаясь в душу, умиротворяло ее. Картинно стояли на холмах среди полей барские усадьбы, кресты сельских храмов лучисто сияли над землею, и Самгин думал...
Роща редела, отступая от дороги в поле, спускаясь в овраг; вдали, на холме, стало видно мельницу, растопырив крылья, она как бы преграждала путь. Самгин остановился, поджидая лошадей, прислушиваясь к шелесту веток под толчками сыроватого
ветра, в шелест вливалось
пение жаворонка. Когда лошади подошли, Клим увидал, что грязное колесо лежит в бричке на его чемодане.
Я опять высунулся из тарантаса; но я бы мог остаться под навесом балчука, до того теперь явственно, хотя еще издалека, доносился до слуха моего стук тележных колес, людской посвист, бряцанье бубенчиков и даже топот конских ног; даже
пенье и смех почудились мне.
Ветер, правда, тянул оттуда, но не было сомненья в том, что незнакомые проезжие на целую версту, а может и на две, стали к нам ближе.
Взвыли мертвецы и закружились вокруг Иоанна, как осенние листья, гонимые вихрем. Жалобнее раздалось панихидное
пение, дождь опять застучал в окно, и среди шума
ветра царю послышались как будто звуки труб и голос, взывающий...
Крепкий мартовский
ветер носился над кладбищем, беспрестанно захлестывая ризу на священнике и относя в сторону
пение причетников.
Он радостно всматривался в прозрачную даль широкой степи; прислушивался к простому говору временных ее обитателей — чумаков, пастухов; чуял своим сердцем живые впечатления от веселого
пения птички, и красоты весенней травки, и порывы степного
ветра, и все это превосходно умел изобразить потом в своих простых, но глубоких стихах.
Ваня, разобрав, что поют, тоже затянул вполголоса эту песню, мы пристали к нему и задумались, поём. Вдруг вижу я: на бугре около хлебного магазина стоит стражник, лезут на него облачные тени, и является он между ними то светлый и большой, то тёмный и маленький. Видно, слышит он наше тихое
пение — лёгкий
ветер от нас на него.
« — Любите вы уличное
пение? — спрашивает Раскольников. — Я люблю, как поют под шарманку, в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без
ветру, знаете? А сквозь него фонари с газом блистают…»
Вдруг от Исакия Далматского
ветер донес до слуха ее заунывное похоронное
пенье.
Почившие вечным сном и, следственно, кончившие свою роль на этой сцене человеческих заблуждений преданы, по обычаю, при всей братии, достойному погребению; после чего гробы живых брошены в озеро. Флотилия эта, оттолкнутая от берегов благоприятным
ветром, поплыла по необозримым водам и вскоре исчезла из виду. Владимир был отнесен в мирской дом, торжественно сопровождаемый многочисленным народом, с
пением...
И вот во время этого-то молебна вдруг из тысячей грудей понеслось
пение: «Спаси, Господи, люди Твоя!», и все головы обнажились, точно фуражки с двух полков были сорваны
ветром.