Неточные совпадения
— Не понимаю. Был у немцев такой
пастор… Штекер, кажется, но — это не похоже. А впрочем, я плохо осведомлен, может, и похоже. Некоторые… знатоки дела говорят: повторение опыта Зубатова, но в размерах более грандиозных. Тоже как будто неверно. Во всяком случае — замечательно! Я как раз еду на проповедь попа, — не хотите ли?
Шумной и многочисленной толпой сели мы за стол. Одних русских было человек двенадцать да несколько семейств англичан. Я успел заметить только белокурого полного
пастора с женой и с детьми. Нельзя не заметить: крик, шум, везде дети, в сенях, по ступеням лестницы, в нумерах, на крыльце, — и все
пастора. Настоящий Авраам — после божественного посещения!
Он повел нас в церковь, выстроенную самим
пастором для черных.
— Нельзя сказать, чтоб они были кротки, — заметил
пастор, — здесь жили католические миссионеры: жители преследовали их, и недавно еще они… поколотили одного миссионера, некатолического…
Платя за нерасположение нерасположением, что было не совсем по-христиански,
пастор, может быть, немного преувеличивал миньятюрные пороки этих пигмеев.
Там застали суматоху:
пастор уезжал в Англию.
— Разве они встречали и угощали вас? — спросил
пастор.
Только одно семейство каталось в шарабане, да еще одну леди, кажется жену
пастора, несли четыре китайца в железных креслах, поставленных на двух бамбуковых жердях.
Потом оглянулись и заметили, что уже мы давно на дворе, что Вандик отпряг лошадей и перед нами стояли двое молодых людей: сын Бена, белокурый, краснощекий молодой человек, и другой, пастор-миссионер.
Вновь прибывший
пастор, англичанин же, объявил, что судно пришло из Гонконга, употребив ровно месяц на этот переход, что идет оно в Сан-Франциско с пятьюстами китайцев, мужчин и женщин.
В одном только кабинете
пастора, наполненном книгами и рукописями, были два небольших окна со стеклами, подаренными ему, кажется, человеком Соединенных Штатов.
— И играют, — прибавил
пастор.
Топоров не видел этого противоречия или не хотел его видеть и потому очень серьезно был озабочен тем, чтобы какой-нибудь ксендз,
пастор или сектант не разрушил ту церковь, которую не могут одолеть врата ада.
Расслабленный Ришар плачет и только и делает, что повторяет ежеминутно: «Это лучший из дней моих, я иду к Господу!» — «Да, — кричат
пасторы, судьи и благотворительные дамы, — это счастливейший день твой, ибо ты идешь к Господу!» Все это двигается к эшафоту вслед за позорною колесницей, в которой везут Ришара, в экипажах, пешком.
И вот в тюрьме его немедленно окружают
пасторы и члены разных Христовых братств, благотворительные дамы и проч.
Кольрейф, сын протестантского
пастора, был чрезвычайно даровитый музыкант.
Я им это поставил в большую заслугу.
Пастор непременно испортил бы все, сказал бы глупую проповедь и с своим чинным благочестием похож был бы на муху в стакане с вином, которую непременно надобно вынуть, чтоб пить с удовольствием.
Мать моя была лютеранка и, стало быть, степенью религиознее; она всякий месяц раз или два ездила в воскресенье в свою церковь, или, как Бакай упорно называл, «в свою кирху», и я от нечего делать ездил с ней. Там я выучился до артистической степени передразнивать немецких
пасторов, их декламацию и пустословие, — талант, который я сохранил до совершеннолетия.
Мы расстались большими друзьями. Меня несколько удивило, что я не видел ни одной женщины, ни старухи, ни девочки, да и ни одного молодого человека. Впрочем, это было в рабочую пору. Замечательно и то, что на таком редком для них празднике не был приглашен
пастор.
Вспоминаю также о
пасторе Порре.
Бывали и все видные протестанты —
пастор Бегнер, глава протестантских церквей Франции, профессор Лесерер, ортодоксальный кальвинист, единственный, кажется, ортодоксальный кальвинист, который и по своей внешности, и по своему мышлению производил впечатление человека, уцелевшего от 16 века; Вильфред Моно, представитель религиозно и социально радикального течения в протестантизме.
У него были разные лица, то лицо добродушного
пастора, он и одет был как
пастор, то лицо мага, владеющего душами.
Я им тотчас же рассказал и растолковал поступок
пастора; все на него рассердились, а некоторые до того, что ему камнями стекла в окнах разбили.
Я поцеловал Мари еще за две недели до того, как ее мать умерла; когда же
пастор проповедь говорил, то все дети были уже на моей стороне.
Когда же мать померла, то
пастор в церкви не постыдился всенародно опозорить Мари.
Главные зачинщики были
пастор и школьный учитель.
Сошлось много народу смотреть, как она будет плакать и за гробом идти; тогда
пастор, — он еще был молодой человек, и вся его амбиция была сделаться большим проповедником, — обратился ко всем и указал на Мари.
Пастор в церкви уже не срамил мертвую, да и на похоронах очень мало было, так, только из любопытства, зашли некоторые; но когда надо было нести гроб, то дети бросились все разом, чтобы самим нести.
В последний год я даже почти помирился с Тибо и с
пастором.
Он рассказывает, что К. К. за три дни до смерти все говорила, что должна умереть, сделала завещание, присоединилась к русской церкви, потому что не было
пастора.
Высокий суровый
пастор, высокий, гибкий швейцарец и среди их маленький карапузик встали из лодки и пешком пошли к дому швицкого ландсмана.
— Лодочники не спрашивали рыбака Телля, зачем он ведет с собою своего сына, — сурово отвечал
пастор, и лодка отчалила от Люцерна к Швицу.
Пастор боялся, что ребенок также вслушается в этот голос и заплачет.
Пастор этого очень боялся и, чтобы отвлечь детское внимание от материнских стонов, говорил...
— Вы имеете предсмертную просьбу? — спросил
пастора капрал.
— Прощай! — сказал
пастор, отдавая капралу сына. — Будь честен и люби мать.
Пастор одною рукою оперся о плечо гренадера, а другою взял за руку сына.
Во имя республики призываю тебя, союзник, соверши молитву в нашей церкви вместо
пастора Фрица и укрепи народ твоею проповедью».
Sous-lieutenant достал из кармана четвертушку бумаги и прочел приговор, по которому
пастор Губерт Райнер за возмутительное неповиновение был осужден на расстреляние, — «а в пример прочим, — добавил sous-lieutenant своим французско-страсбургским наречием, — с этим горным козлом мы расстреляем и его козленка. Капрал! привяжите их к столбу».
Пастора Губерта Райнера не стало.
Люцернский
пастор говорил удивительную проповедь. Честь четырех кантонов для слушателей этой проповеди была воплощена в куске белого полотна с красным крестом. Люди дрожали от ненависти к французам.
Пастор твердо, насколько ему позволяли раненые ноги, подошел и стал у столба.
Гренадеры опустили корзину и вынули из нее
пастора с проколотыми ногами.
— Теперь хорошо, — сказал
пастор, поддерживаемый веревкой. — Теперь подайте мне сына.
— Пали! — послышался
пастору сердитый крик sous-lieutenant'a.
До ушей
пастора долетел неистовый вопль.
Пастор взял сына на руки, прижал его к своей груди и, обернув дитя задом к выступившим из полувзвода вперед десяти гренадерам, сказал...
— Что это! бунт! — крикнул sous-lieutenant и, толкнув замершую у его ног женщину, громко крикнул то самое «пали», которое заставило
пастора указать сыну в последний раз на Рютли.
— Где моя Библия? — переспросил
пастор.
— Смотри на Рютли, — шепнул сыну
пастор. Дитя было спокойно, но выстрела не раздавалось. «Боже, подкрепи меня!» — молился в душе
пастор. А в четырнадцати шагах перед ним происходила другая драма.
— Ульрих! — крикнул
пастор, слегка толкая спавшего на кровати пятилетнего ребенка.