Неточные совпадения
«И это жизнь», — мысленно воскликнул он,
согнувшись, возясь с ногой, выпачкал
пальцы и, глядя на них, увидел раздавленного Диомидова, услышал его крик...
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он сидел среди комнаты на стуле,
согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив
пальцы в растрепанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
Вытянув руку, она щелкнула
пальцами, — лицо ее оставалось все таким же окостеневшим. Макаров,
согнувшись, снова закуривал, а Самгин, усмехаясь, спросил...
Высокий, лысый старик
согнулся над столом, схватил кружку
пальцами обеих рук и, покачивая остробородой головой направо, налево, невнятно, сердито рычал, точно пес, у которого хотят отнять кость.
— Ипатьевский, — нерешительно сказал дьякон, до боли крепко тиснув костлявыми
пальцами ладонь Самгина, и медленно
согнулся, поднимая гитару.
Самгин слушал изумленно, следя за игрой лица Елены. Подкрашенное лицо ее густо покраснело, до того густо, что обнаружился слой пудры, шея тоже налилась кровью, и кровь, видимо, душила Елену, она нервно и странно дергала головой,
пальцы рук ее, блестя камнями колец, растягивали щипчики для сахара. Самгин никогда не видел ее до такой степени озлобленной, взволнованной и, сидя рядом с нею,
согнулся, прятал голову свою в плечи, спрашивал себя...
Его длинные ноги не
сгибаются, длинные руки с кривыми
пальцами шевелятся нехотя, неприятно, он одет всегда в длинный, коричневый сюртук, обут в бархатные сапоги на меху и на мягких подошвах.
Я страшно прозяб, руки мои закоченели,
пальцы не
гнулись, зубы выбивали дробь.
Дядя Михаил,
согнувшись над столом, гонял наперсток
пальцем и дул на него; мастер невозмутимо шил; тени прыгали по его огромной лысине; прибежал дядя Яков и, спрятавшись за угол печи, тихонько смеялся там; бабушка терла на терке сырой картофель.
Согнулся и долго молчал, потом встал и, снимая нагар со свечи
пальцами, снова спросил...
Это было, в сущности, противоестественное зрелище: вообразите себе человеческий
палец, отрезанный от целого, от руки — отдельный человеческий
палец, сутуло
согнувшись, припрыгивая бежит по стеклянному тротуару.
Согнувшись над ручьем, запертым в деревянную колоду, под стареньким, щелявым навесом, который не защищал от снега и ветра, бабы полоскали белье; лица их налиты кровью, нащипаны морозом; мороз жжет мокрые
пальцы, они не
гнутся, из глаз текут слезы, а женщины неуемно гуторят, передавая друг другу разные истории, относясь ко всем и ко всему с какой-то особенной храбростью.
Ему дали свечу в руку, но
пальцы не
сгибались, и ее вложили между
пальцев и придерживали. Полторацкий ушел, и пять минут после его ухода фельдшер приложил ухо к сердцу Авдеева и сказал, что он кончился.
Семен Григорьевич Миньчуков, мужчина длинный, плотный, черноволосый, с облезлыми по середине головы волосами, держался слегка
сгибаясь, руки вниз,
пальцы грабельками. Он часто улыбался с таким видом, точно сейчас съел что-то запрещенное, но приятное и теперь облизывался. Губы у него ярко-красные, толстые, нос мясистый, лицо вожделяющее, усердное и глупое.
Однажды он пришёл с базара избитый до крови, сидел
согнувшись, пробовал
пальцем расшатанные зубы, плевался и выл...
Мой слуга, повар и спутник по охоте — полесовщик Ярмола вошел в комнату,
согнувшись под вязанкой дров, сбросил ее с грохотом на пол и подышал на замерзшие
пальцы.
Бедняга Джузеппе торчал в углу один, мрачный, как чёрт среди детей; сидел на стуле
согнувшись, опустив голову, и мял в руках свою шляпу, уже содрал с нее ленту и понемногу отрывал поля, а
пальцы на руках у него танцевали, как у скрипача.
По узкой деревянной лестнице они влезли на душный чердак, где было темно и пахло пылью. Дудка дал Евсею спички и велел посветить ему, потом,
согнувшись почти вдвое, долго отпирал дверь, обитую рваной клеёнкой и растрёпанным войлоком. Евсей светил, спички жгли ему кожу
пальцев.
Ноги у меня коченели,
пальцы рук теряли способность
сгибаться; ощущение холода пронизывало меня насквозь, смешиваясь с тем внутренним холодом, который лежал в глубине души.
Его взяли под руки и повели, и он покорно зашагал, поднимая плечи. На дворе его сразу обвеяло весенним влажным воздухом, и под носиком стало мокро; несмотря на ночь, оттепель стала еще сильнее, и откуда-то звонко падали на камень частые веселые капли. И в ожидании, пока в черную без фонарей карету влезали, стуча шашками и
сгибаясь, жандармы, Янсон лениво водил
пальцем под мокрым носом и поправлял плохо завязанный шарф.
Все вдруг замолкли. Левая рука у Сашки, скрюченная и точно смятая, была приворочена локтем к боку. Она, очевидно, не
сгибалась и не разгибалась, а
пальцы торчали навсегда около подбородка.
Чёрный он, говорил властно, а когда выпивал, то глаза его становились ещё более двойственны, западая под лоб. Бледное лицо подёргивалось улыбкой;
пальцы, тонкие и длинные, всё время быстро щиплют чёрную досиня бороду,
сгибаются, разгибаются, и веет от него холодом. Боязно.
Тётка Татьяна,
согнувшись, расстилала по полу полотно, над головой её торчали ноги отца, большие, тяжёлые, с кривыми
пальцами. Дрожал синий огонь лампады, а жёлтые огоньки трёх свеч напоминали о лютиках в поле, под ветром.
В голосе Андрея Николаевича звучал ужас, и весь он казался таким маленьким и придавленным. Спина
согнулась, выставив острые лопатки, тонкие, худые
пальцы, не знающие грубого труда, бессильно лежали на коленях. Точно все груды бумаг, переписанных на своем веку и им, и его отцом, легли на него и давили своей многопудовой тяжестью.
Устало понурившись, Александра Михайловна с удовольствием и завистью смотрела на ее работу. Таня была лучшею работницею мастерской. Захватив со стопки большой печатный лист, она сгибала его на папке, с неуловимою быстротою взглянув на номера, и проводила по сгибу костяшкою. Лист как будто сам собою
сгибался, как только его касались тонкие
пальцы Тани. При втором сгибе мелькал столбец цифр, при третьем — какая-то картинка, сложенный лист летел влево, а в это время со стопки уже скользил на папку новый.
За соседним столом сидели за водкою два дворника. Один из них, с рыжей бородою и выпученными глазами, был сильно пьян. Заслышав музыку, он поднялся и стал плясать, подогнув колени и
согнувшись в дугу. Плясал не в такт, щелкал
пальцами и припевал...
От насохшей крови руки оделись точно в черные перчатки, и с трудом
сгибались пальцы, теряя папиросы и спички.
Не могу иначе как смирением назвать чувство, которое вместе с холодом от реки легким ознобом проникло в меня… нет, не знаю, как это случилось, но от самых вершин мудрости и понимания, на которых я только что был, я внезапно спустился в такой трепет, в такое чувство малости своей и страха, что
пальцы мои в кармане сразу высохли, застыли и
согнулись, как птичьи лапы. «Струсил!» — подумал я, чувствуя жестокий страх перед смертью, которую готовил себе, и забывая, что гирьки я бросил раньше, и от самоубийства отказался раньше, нежели почувствовал страх.
Его прохватила дрожь, и застывшие
пальцы почти не
сгибались, и руки онемели в кисти и в локте; но ему было противно идти домой: в музыке и в чуждом веселье было что-то напоминавшее Катю Реймер, нелепое и обидное, как улыбка случайного прохожего на чужих похоронах.