Неточные совпадения
Продавцы фруктов и просто любопытные уже осаждали
корвет, и когда им позволили войти на
палубу, то матросы могли познакомиться с представителями африканской расы, одетыми в невозможные лохмотья.
От двенадцати до двух часов пополудни команда отдыхает, расположившись на верхней
палубе. На
корвете тишина, прерываемая храпом. Отдых матросов бережется свято. В это время нельзя без особенной крайности беспокоить людей. И вахтенный офицер отдает приказания вполголоса, и боцман не ругается.
— Ну, пойди, покажи-ка нам твою конурку, Володя, — говорил маленький адмирал, подходя к Володе после нескольких минут разговора с капитаном. — А ваш
корвет в образцовом порядке, — прибавил адмирал, окидывая своим быстрым и знающим морским глазом и
палубу, и рангоут. — Приятно быть на таком судне.
Наконец, все готово. Уголь нагружен малайскими рабочими, которым, казалось, было нипочем таскать на палящем зное корзины, полные угля, с большой шаланды (барка), стоящей у борта
корвета, на
палубу и укладывать его в угольные ящики.
Иногда при сильном размахе
корвет черпает бортом, и тогда верхушки волн яростно вскидываются на
палубу и выливаются на другой стороне борта через шпигаты [Шпигаты — отверстия в бортах корабля для стока воды и для снастей.].
На
корвете заканчивали последние работы и приемку разных принадлежностей снабжения, и
палуба его далеко не была в том блестящем порядке и в той идеальной чистоте, которыми обыкновенно щеголяют военные суда на рейдах и в плавании.
К вечеру
корвет был совсем готов к уходу. Стоячий такелаж был давно вытянут, цистерны налиты свежей водой, чтобы по возможности избежать питья океанской опресненной воды, так как эта вода безвкусна; угольные ящики полны; живности и птицы было взято столько, сколько можно было взять, не загромождая слишком верхней
палубы, и все расчеты с берегом покончены.
С берега неслись маленькие шлюпки на
корвет, и скоро
палуба была полна бронзовыми мадерцами с корзинами, полными фруктов. И каких тут только не было фруктов: и громадные апельсины, и мандарины, и манго, и гуавы, и ноны!..
Володя ушел от капитана, почти влюбленный в него, — эту влюбленность он сохранил потом навсегда — и пошел разыскивать старшего офицера. Но найти его было не так-то легко. Долго ходил он по
корвету, пока, наконец, не увидал на кубрике [Кубрик — матросское помещение в
палубе, передней части судна.] маленького, широкоплечего и плотного брюнета с несоразмерно большим туловищем на маленьких ногах, напоминавшего Володе фигурку Черномора в «Руслане», с заросшим волосами лицом и длинными усами.
Бедный Андрей Николаевич с раннего утра носился по
корвету и вместе с боцманом Федотовым заглядывал в самые сокровенные уголки жилой
палубы, машинного отделения и трюма.
Ашанин был прав. В общей радости обитателей
корвета не принимали участия лишь несколько человек: два или три офицера, боцмана и некоторые из унтер-офицеров. Последние собрались в
палубе около боцманской каюты и таинственно совещались, как теперь быть — неужто так-таки и не поучи матроса? В конце концов, они решили, что без выучки нельзя, но только надо бить с рассудком, тогда ничего — кляуза не выйдет.
Срывая и крутя перед собой гребешки волн, рассыпающихся водяной пылью, шквал с грозным гулом напал на
корвет, окутав его со всех сторон мглой. Страшный тропический ливень стучит на
палубе и на стекле люков. Яростно шумит он в рангоуте и во вздувшихся снастях, кладет
корвет набок, так что подветренный борт почти чертит воду и мчит его с захватывающей дух быстротой несколько секунд. Кругом одна белеющая, кипящая пена.
Все на
корвете торопились, чтобы быть готовыми к уходу к назначенному сроку. Работы по тяге такелажа шли быстро, и оба боцмана и старший офицер Андрей Николаевич с раннего утра до позднего вечера не оставляли
палубы. Ревизор Первушин все время пропадал на берегу, закупая провизию и уголь и поторапливая их доставкой. Наконец к концу пятого дня все было готово, и вечером же «Коршун» вышел из Гонконга, направляясь на далекий Север.
Через двадцать минут пароход пристал к борту
корвета. Положена была сходня, и несколько десятков лиц сошли на
палубу. Вызванный для встречи двух приехавших адмиралов караул отдавал им честь, и их встретили капитан и вахтенный офицер.
Ах, сколько раз потом в плавании, особенно в непогоды и штормы, когда
корвет, словно щепку, бросало на рассвирепевшем седом океане,
палуба убегала из-под ног, и грозные валы перекатывались через бак [Бак — передняя часть судна.], готовые смыть неосторожного моряка, вспоминал молодой человек с какой-то особенной жгучей тоской всех своих близких, которые были так далеко-далеко.
После роскошного завтрака, с обильно лившимся шампанским и, как водится, со спичами,
корвет тихо тронулся из залива, и на
палубе раздались звуки бального оркестра, расположенного за грот-мачтой. Тотчас же все выбежали наверх, а
палуба покрылась парами, которые кружились в вальсе. Володя добросовестно исполнял свой долг и танцевал без устали то с одной, то с другой, то с третьей и, надо признаться, в этот день ни разу даже не вспомнил о мисс Клэр, хотя отец ее, доктор, и был на
корвете.
После обеда, когда подмели
палубу и раздался обычный свисток, и вслед за ним разнеслась команда боцмана «отдыхать!», — все стали располагаться на отдых тут же на
палубе, и скоро по всему
корвету раздался храп и русских и французских матросов.
Музыканты перешли первые, а за ними вся молодежь, и тотчас же возобновились танцы, танцевали до семи часов, гуляли, бегали по острову, а в семь часов, вернувшись на
корвет, сели за столы, уставленные на
палубе, ярко освещенные фонарями и разноцветными фонариками, и сели обедать…
Один только старший офицер, хлопотун и суета, умеющий из всякого пустяка создать дело, по обыкновению, носится по
корвету, появляясь то тут, то там, то внизу, то на
палубе, отдавая приказания боцманам, останавливаясь около работающих матросов и разглядывая то блочок, то сплетенную веревку, то плотничью работу, и спускается в кают-компанию, чтобы выкурить папироску, бросить одно-другое слово и снова выбежать наверх и суетиться, радея о любимом своем «Коршуне».
И вслед за командой боцмана начинается та обычная ежедневная чистка и уборка всего
корвета, педантичная и тщательная, похожая на чистку в голландских городах, которая является не просто работой, а каким-то священным культом на военных судах и составляет предмет особенной заботливости старшего офицера, искренне страдающего при виде малейшего пятнышка на
палубе или медного кнехта, не блестящего, подобно золоту.