Адам и Ева

Алексей Гудзь-Марков, 2023

Книга повествует о путешествии по планете молодых ученых, двух девушек и мужчины, исследующих ДНК потомков Адама и Евы. У них, на основе расчетов всей эволюции вида проточеловечества последних шести миллионов лет, возникает гипотеза о скором появлении нового вида Homo, призванного спасти планету от гибели. Красавица Ядвига, обладая незаурядным литературным даром, описывает рождение новых Адама и Евы в своём романе. А вывод повествования в том, что взаимная любовь является единственным залогом спасения земной цивилизации и новое человечество на следующей ступени эволюции будет обладать этим талантом.

Глава 15

Покинув долину реки Конго, экспедиция, следуя по стопам евразийского Адама, пыля казавшимися бесконечными дорогами, оказалась на Эфиопском нагорье и далее на берегу Баб-эль-Мандебского пролива, отделяющего Африку от Аравийского полуострова. Рядом гудками и скрежетом металла шумели причалы эфиопского портового города Асэба. Слева пенились воды изобилующего кораллами Красного моря, окруженного раскаленными солнцем песками Египта, Судана и Аравии. Справа на берег накатывались расцвеченные белыми барашками изумрудные волны Аденского залива и Индийского океана. Баб-эль-Мандебский пролив был полон судов всех возможных форм и размеров, доставляющих все достояние Азии к Суэцкому каналу и в Средиземное море, в порты Генуи, Амстердама и Гамбурга.

— Не знаю, как вы, — Мелиса осмотрелась с улыбкой жизнерадостного подростка, — а я переживаю ощущение проникновения в параллельную реальность, несмотря на все танкеры и сухогрузы, телекоммуникационные мачты и наш «Лендровер».

— То есть в прошлое, — заметила Изабель, убирая от глаз бинокль.

— Да, в прошлое, — африканский загар шел Мелисе, — но хотела бы заглянуть и в будущее.

Наступил последний день пребывания в Африке. По этому поводу устроили торжественный обед с приобретенными в Асэбе омарами и шампанским.

Песок пляжа застелили брезентом. Разожгли огонь. Подняв жестяную кружку с пенящимся напитком, Изабель, волнуясь, произнесла:

— Признаюсь, я переживаю противоречивые чувства. С одной стороны, Африка, страстно мною любимая, но порой дикая и пугающая, у меня отняла немало сил, и я с нетерпением ожидаю перехода в Евразию. С другой стороны, мне до слез жалко расставаться с обласканной солнцем и океанами древней колыбелью человечества. Ведь, по большому счету, Африка — наш общий отчий дом, и она объединяет всех нас от Британии до Японии и Новой Зеландии.

Неуловимой тонкой экспрессией безграничного загадочного обаяния и художественным взглядом на вещи француженка и здесь окружила себя разнообразными мелочами так, словно вышла прогуляться на средиземноморское побережье в Провансе и, встретив друзей, им очень обрадовалась.

— И меня Африка растрогала до слез, — глаза Мелисы выражали печаль. — Я не представляю, как расстанусь с ней. Это как уйти из собственного дома.

Скоро омары и шампанское улучшили настроение.

— Давно хотела спросить, — Изабель паузой добилась тишины, а Мелиса невольно отметила: чем талантливее актер, тем дольше у него пауза. — Вы все время упоминаете ОНП, а мы с Бонами молчим, делая вид, что что-то понимаем.

— Однонуклеотидный полиморфизм, ОНП — это, — Мелиса взглянула на Николая, оценивавшего на глаз ширину Баб-эль-Мандебского пролива. — Это отличия последовательности ДНК размером в один нуклеотид в геноме представителей одного вида. Нуклеотид — это органическая молекула.

— И тут мы идем по следу евразийского Адама с ОНП мутацией М168, — Изабель взглянула на Николая, а он, улыбаясь, ответил:

— У мужчины, жившего около восьмидесяти восьми тысяч лет назад, принадлежавшего гаплогруппе BT, произошла мутация ОНП M168, и у него родился евразийский Адам с гаплогруппой CT Y-ДНК, последний общий предок которой жил около шестидесяти восьми с половиной тысяч лет назад.

— Где теперь находят сородича евразийского Адама? — Изабель укрыла голову от палящего солнца соломенной шляпой с алой лентой.

— Находят носителей CT в Леванте и Иране, в Чехии и Румынии и на правом берегу Среднего Дона в Костенках 12, возраст этого поселения тридцать две тысячи лет.

— Костенки — это место, где люди из костей мамонтов строили круглые жилища, — линии рук Изабель были продолжением ее силуэта, и их движение имело магическую силу. — И тысячелетия укрывались в них у очагов от обжигающего стужей дыхания Вюрмского ледника.

— Да. Костенки — место волшебное. Предположительно, там люди жили с мамонтами, как теперь живут с коровами, — Николай качнул головой. — Однажды побывав там, место это уже не забыть.

— Но где появился на свет евразийский Адам? — Мелиса подняла глаза на Изабель — Что подсказывает интуиция тебе, ловец молний?

— Зачать его могли в Африке под сенью лесов Эфиопского нагорья, среди курящихся вулканов и ревущих львов, — Изабель обернулась на юг, к Африке, демонстрируя изысканный профиль. — А родить…

— А родить могли уже в Аравии или в Леванте, на новой родине, в Евразии, — Мелиса, пригубив кружку с шампанским, улыбнулась, освещая пространство обаянием позитива. — Может, и гены мутировали из-за перехода на новый континент.

— Я вдруг подумала вот о чем, — лицо Изабель выражало удивление внезапного озарения. — Для каждого из нас собственными Адамом и Евой являются отец и мать. Во-первых, потому что они нас родили. Во-вторых, оттого что от первых Адама и Евы наших родителей отделяет лишь десяток мутаций атомов в ДНК и двести тысяч лет. Для космоса это миг.

— С этим я абсолютно согласна, — Мелиса положила ладонь на руку Изабель. — Мы вообще слабо осознаем, участниками какого удивительного процесса являемся.

— И все-таки пара десятков километров морской стихии для людей, похожих на современных пигмеев, — Изабель, с сомнением качнув головой, взглянула на Николая. — Может быть, люди вышли из Африки в Евразию, поднявшись на север долиной Нила к его дельте и далее через Синай и Левант.

— Возможно, — Николай усмехнулся, и углы его глаз очертили тонкие складки. — Но, во-первых, Вюрмский ледник, наморозив воду на полюсах, обнажил побережья морей и океанов на десятки километров, и пролив мог быть совсем не широк. Во-вторых, север Африки — это пустыни, и одолеть их непросто. Впрочем, иногда Сахара превращалась в цветущую саванну.

На следующий день с восходом солнца к пристани Асэба подошел катер из Йемена. Бонами оставался в Африке. По женским щекам катились слезы. Последовали крепкие объятия и уверения в вечной дружбе.

— До Аравии около часа плавания. Будьте внимательны. Пролив не самое безопасное место на планете, — Бонами коснулся ладонью растроганных глаз, и его похожий на шум водопада низкий голос дрогнул. — В Танзании у вас есть друг, и он всегда вас встретит в Дар-эс-Саламе.

Подняли сходни. Катер, урча мотором, отвалил от пирса. Вода за кормой вспенилась. Африканский берег стал медленно удаляться, растворяясь в утренней дымке, как неясный мимолетный сон.

На увитых локонами нежных шеях Мелисы и Изабель развевались шелковые платки. Влажные девичьи глаза внимательно рассматривали песчаный берег приближающейся Аравии. Солнце разогревало пески громадной пустыни Руб-эль-Хали, и атмосфера над Евразией превращалась в расплавленное подвижное марево.

— По-моему, — Мелиса говорила медленно, придавая этим особый смысл словам. — Мы угодим в самое пекло. А что имел в виду Бонами, говоря о проливе? Рифы и течения?

— Конечно, — отозвалась Изабель. — По-моему, я различаю вершину Эль-Наба-Шааб, высота три километра шестьсот метров. Она парит над пустыней Йемена, словно вырвавшийся из серебряного сосуда легендарный дух из сказок тысячи и одной ночи.

На середине пролива катер взял курс между идущими в Красное море сухогрузом, похожим на составленный из контейнеров длинный десятиэтажный дом, и танкером, который был так велик, что казался оторвавшимся от континента куском суши, превратившимся в плавучий остров. Два железных исполина разделяли пятьсот метров.

На востоке заревели моторы. Скоро среди волн стали различимы две большие моторные лодки, с бешеной скоростью мчавшиеся именно туда, где неспешно, одолевая течение, сипя и надрывно потрескивая изношенными железными потрохами, двигался катер экспедиции. Стоявший на руле в крошечной рубке араб в чалме, дубленый, как египетская мумия, с кожей цвета кофейных зерен, в белой рубахе до пят, подняв сухие, как ветки акации, руки, закрыл ладонями лицо, рухнул, ахнув, на колени и монотонно нараспев затянул молитву.

— Кажется, я догадываюсь, что имел в виду Бонами, — Мелиса, побледнев, вцепилась в штурвал захваченного сильным течением катера. — Сомалийские пираты.

Катер был пять метров длины и три ширины, с прокопченным трюмом, скрывавшим отчаянно дымивший мотор, который трясся так, что казалось, вот-вот сорвется с крепивших его к корпусу гаек.

Над моторными лодками стали различимы полтора десятка черных голов с торчащими над ними стволами стрелкового оружия. Вдоль бортов танкера и сухогруза, до сих пор представлявшихся абсолютно безлюдными, заметались фигуры, казалось, потерявших от ужаса рассудок людей. На судовых рубках и мачтах замигали огни, завыли сирены, захрипели громкоговорители.

Катера разделились. Один шел к сухогрузу, второй к танкеру. В руках сомалийцев замелькало нечто похожее на кошки с веревкой, перевязанной узлами. С ними проще влезать на борта.

С танкера ударил пулемет.

— Немецкий пулемет времен Второй мировой, — Николай кивнул головой на источавший языки огня ствол. — Да, это он. Бьет очень кучно и прицельно.

С сухогруза раздались автоматные очереди. Пули засвистели всюду вокруг. Заработали снайперы. Море волновалось, и волны скрывали от огня несшиеся на предельной скорости лодки сомалийцев.

Изабель и Мелиса, лежа на палубе, молчали. Николай держал штурвал. Араб, опустившись на колени, молился.

Лодки сомалийцев, отвернув от кораблей, помчались к катеру. Казалось, еще минута, и развязка, страшная как кошмарный сон, неизбежна. Стали различимы черные лица с пухлыми губами, с глазами скрывающихся в кораллах хищных мурен.

— Какой ужас, — шептала Изабель, обратив лицо к небесам. — А что там…

Со стороны Красного моря донесся шум моторов. В небе появился вертолет. От аравийского берега, поднимая фонтан брызг, мчался маленький военный корабль. В небесах что-то хрустнуло, и две ракеты ударили в море так, что Изабель и Мелиса, казалось, сжались до комочков размером с кулак.

Восемьдесят восемь тысяч раз планета еще не облетела вокруг Солнца. Север Евразии скрывали ледники. Южнее тундра сменялась хвойными и широколиственными лесами. Счастливая Африка благоденствовала. Теплый влажный континент служил бескрайним пастбищем для похожих на тучи стад газелей и зебр. За ними, высматривая телят и больных, неотступно следовали хищные кошки. Пространства Сахары и Нубии пересекали речные потоки, и всюду зеленели травы, вскармливавшие слонов, носорогов и бегемотов.

Охотники, похожие на современных пигмеев, невысокие, черные, с носом сливой и курчавыми волосами вокруг высоких лбов, осторожно ступая босыми ногами вслед за стадами газелей, в тот год перешли Эфиопское нагорье и устроили стойбище на берегу Баб-эл-Мандебского пролива. Они использовали около сотни слов, описывающих самое основное, восполняя скупую речь мимикой и жестами. Община была невелика, и все в ней состояли в родстве.

Однажды утром море отливом и ветрами обнажило прибрежный шельф особенно далеко, и женщины с детьми весь день собирали среди водорослей моллюсков и крабов. На закате солнца мужчины, вернувшись с охоты, сели у пылающего очага. Обсуждали, куда двигаться дальше. Всех давно манила земля на севере, населенная кряжистыми с широкой костью неандертальцами, сильными, как горные гориллы.

Взошла полная луна. За ней последовали яркий Юпитер с четырьмя едва различимыми спутниками и загадочный Сатурн. На противоположном берегу сузившегося залива вспыхнули огни костров. Что-то неодолимо притягательное было в их едва различимом свете. И община решилась.

— Идем, — вождь указал на север рукой, украшенной браслетом из кожи крокодила. — Все.

Весь следующий день община собирала плоты.

На закате солнца вождь внимательно взглянул на свою избранницу. Община, надев на головы маски, плясала вокруг костра, прося у духов предков помощи в намеченном плавании через пролив.

В полночь вождь уединился под сенью из ветвей и сучьев со своей избранницей. Оба были молоды, сильны и выносливы, как пара ягуаров. Вождь, коснувшись женской груди, почувствовал, что она особенно нежна, упруга и будто полна молока.

В ту ночь на берегу пролива был зачат евразийский Адам с мутацией ОНП M 168, предок всех живущих в Евразии мужчин. Предвкушение намеченного плавания в пределы неандертальцев, душевное смятение, морской бриз, изобилие моллюсков и многое иное, о чем мы можем лишь догадываться, сыграло свою роль, и крошечное изменение в ДНК зачатого ребенка породило гаплогруппу CT мужской Y-хромосомы.

Через залив община переправилась благополучно. На аравийском берегу, пустыни которого в ту пору были скрыты травами, ее встретило стадо газелей и львиный прайд. Неандертальцы, показавшись на склонах холмов, в глубине суши, предпочли отступить. Впоследствии несколько десятков тысяч лет случалось, что они крали женщин Homo Sapiens и те рожали им потомство, привнесшее до четырех процентов генов неандертальцев в геном современных европейцев. Азию неандертальцы не населяли, уступив ее своему собрату, денисовскому человеку.

В тот век многие африканские общины, следуя на север за стадами газелей, перешли в Евразию. Но кто-то погиб в схватках с неандертальцами, кто-то утонул в водах пролива, и выжило лишь потомство единственного мальчика, зачатого в Эфиопии, а рожденного на Ближнем Востоке.

К пристани городка Маха в Йемене, как раз туда, куда однажды прибило плот родителей евразийского Адама, Изабель, Мелису и Николая доставил французский корвет, несший дежурство в Бад-эль-Мандебском проливе.

Подняв ладонь к голове, командир судна представился:

— Капитан Аделард.

— Что означает «благородная сила», — улыбнулась Изабель, теряя сознание.

Сильные смуглые руки стройного подтянутого капитана подхватили девушку. Матрос протянул пузырек с нашатырем. Вздрогнув, Изабель очнулась. Ее еще объятые ужасом глаза встретились с зелеными глазами Аделарда, и началось наваждение, разговор глазами впервые увидевшихся мужчины и женщины. Отдавая распоряжения, перекрикивая работавший на полную мощность двигатель, капитан то и дело оборачивался к усаженной в шезлонг Изабель. Глаза обоих мгновенно вспыхивали, а лица в смущении отводились в стороны.

Восторженные глаза Аделарда робко вопрошали.

— Мне позволено, любуясь вами, узнать вас ближе?

— Конечно, капитан, — отвечали глаза Изабель с улыбкой. — Будь смелее, — и добавляли с некоторой иронией: — Неужели вы, гроза пиратов, не решитесь.

И капитан решился. На палубу корвета матросы поставили укрытый белой скатертью стол с шампанским, лобстерами, паэльей и восточными сладостями.

Взглянув на Николая, Мелиса дала понять, что не следует мешать французам, заведя беседу о вкусовых качествах морепродуктов. И диалог глазами продолжился.

Аделард, а аскетичная военная морская форма с цветными шевронами ему очень шла, представлял собой зримое воплощение благородства, облеченное в совершенное тело идеального атлета. Зеленые глаза, правильные черты загорелого лица, совершенные крепкие ладони, широкие плечи, прямая спина — все это невольно служило отсылкой к портретам мореплавателей галантного восемнадцатого столетия.

Красавица Изабель после пережитого была бледна, почти не ела, молча переводя взгляд с морских волн на зеленые глаза капитана, любуясь их совершенством. А он, скоро забыв о корабле и обо всем на свете, завороженно смотрел в лицо девушки, с изумлением осознавая ее безграничную власть над собой.

Обед завершился. Встав, Изабель протянула капитану руку. Аделард, склонив холеную голову, взял Изабель под руку и увлек на закрытую от досужих глаз палубными постройками корму.

— Да, — махнув длинными ресницами, произнесла Мелиса. — Надеюсь, до Аравии нам плыть недолго и мы не успеем лишиться важного лица экспедиции.

— Надеюсь, — отозвался Николай, рассматривая в большой бинокль едва различимый аравийский берег. — Не устаю восторгаться французами и их естественным изяществом во всем, к чему они касаются.

Аделард с минуту молча любовался абсолютной красотой представленного ему женского образа. Изабель с улыбкой смотрела в зеленые глаза капитана, держа его за обе руки. В глазах капитана на мгновение отобразилась дерзость. Корвет качнуло. Они порывисто обнялись, запечатлев на губах друг друга глубокий французский поцелуй души, и слезы восторга полились по их щекам.

— Скоро порт, — капитан выглядел ошеломленным.

— Что с нами? Утром я успела проститься с жизнью, в полдень увидела твои зеленые глаза, — на лице Изабель отражалось изумление. — Неужели это то, о чем мы мечтаем всю жизнь?

— Взаимная любовь, — Аделард ладонью ласкал шею и уши девушки. — Это она. Необыкновенно сильная.

— А как же расставание. Мы будем страдать, — Изабель, склонив голову набок, смотрела на капитана снизу вверх. — Куда ты теперь плывешь?

— Через шесть месяцев я встану на рейд в порту Борнео.

На груди капитана Изабель лишилась чувств второй раз за день.