Неточные совпадения
Такое состояние длилось еще около
часа; когда исчез душевный туман, Грэй
очнулся, захотел движения и вышел на палубу.
Завлекшись, даже забыл о времени, и когда
очнулся, то вдруг заметил, что князева минутка, бесспорно, продолжается уже целую четверть
часа.
Он мог
очнуться и встать от глубокого сна (ибо он был только во сне: после припадков падучей болезни всегда нападает глубокий сон) именно в то мгновение, когда старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и во мраке, и мог разбудить Смердякова, сон которого к тому времени мог быть и не очень крепок: он, естественно, мог уже
час тому как начать просыпаться.
В семь
часов вечера Иван Федорович вошел в вагон и полетел в Москву. «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва; в новый мир, в новые места, и без оглядки!» Но вместо восторга на душу его сошел вдруг такой мрак, а в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во всю свою жизнь. Он продумал всю ночь; вагон летел, и только на рассвете, уже въезжая в Москву, он вдруг как бы
очнулся.
— Что? Куда? — восклицает он, открывая глаза и садясь на свой сундук, совсем как бы
очнувшись от обморока, а сам светло улыбаясь. Над ним стоит Николай Парфенович и приглашает его выслушать и подписать протокол. Догадался Митя, что спал он
час или более, но он Николая Парфеновича не слушал. Его вдруг поразило, что под головой у него очутилась подушка, которой, однако, не было, когда он склонился в бессилии на сундук.
Ах да, сказал бы я вам одну вещь; удивил меня давеча генерал: Бурдовский разбудил меня в седьмом
часу на дежурство, почти даже в шесть; я на минутку вышел, встречаю вдруг генерала и до того еще хмельного, что меня не узнал; стоит предо мной как столб; так и накинулся на меня, как
очнулся: «Что, дескать, больной?
Евпраксеюшка окончательно
очнулась; забыла и о шелковых платьях, и о милых дружках, и по целым
часам сидела в девичьей на ларе, не зная, как ей быть и что предпринять.
Через
час Настя
очнулась, обедня уже кончилась, и ее повели домой.
На другой день, ровно в восемь
часов, господин Голядкин
очнулся на своей постели.
Было без малого восемь
часов утра, когда титулярный советник Яков Петрович Голядкин
очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл, наконец, совершенно глаза свои.
…Где-то за перегородкой, как будто от какого-то сильного давления, как будто кто-то душил их, захрипели
часы. После неестественно долгого хрипенья последовал тоненький, гаденький и как-то неожиданно частый звон, — точно кто-то вдруг вперед выскочил. Пробило два. Я
очнулся, хоть и не спал, а только лежал в полузабытьи.
Я думаю, что было около семи
часов утра, когда я
очнулся; солнце светило в комнату.
Пробило наконец шесть
часов утра. Вельчанинов
очнулся, оделся и пошел к Павлу Павловичу. Отпирая двери, он не мог понять: для чего он запирал Павла Павловича и зачем не выпустил его тогда же из дому? К удивлению его, арестант был уже совсем одет; вероятно, нашел как-нибудь случай распутаться. Он сидел в креслах, но тотчас же встал, как вошел Вельчанинов. Шляпа была уже у него в руках. Тревожный взгляд его, как бы спеша, проговорил...
С той поры,
Как бросилась без памяти я в воду
Отчаянной и презренной девчонкой
И в глубине Днепра-реки
очнуласьРусалкою холодной и могучей,
Прошло семь долгих лет — я каждый день
О мщеньи помышляю…
И ныне, кажется, мой
час настал.
Когда Ольга Михайловна в другой раз
очнулась от боли, то уж не рыдала и не металась, а только стонала. От стонов она не могла удержаться даже в те промежутки, когда не было боли. Свечи еще горели, но уже сквозь шторы пробивался утренний свет. Было, вероятно, около пяти
часов утра. В спальне за круглым столиком сидела какая-то незнакомая женщина в белом фартуке и с очень скромною физиономией. По выражению ее фигуры видно было, что она давно уже сидит. Ольга Михайловна догадалась, что это акушерка.
Долго не мог он узнать
часа, когда
очнулся.
После события обычное настроение — каковы бы ни были явные мысли — оставалось неизменно печальным, сурово безнадежным; и каждый раз,
очнувшись от глубокой думы, он чувствовал так, как будто пережил он в эти
часы бесконечно долгую и бесконечно черную ночь.
Теперь, воротясь, я приметил в конце казармы, на нарах в углу, бесчувственного уже Газина почти без признаков жизни; он лежал прикрытый тулупом, и его все обходили молча: хоть и твердо надеялись, что завтра к утру
очнется, «но с таких побоев, не ровен
час, пожалуй, что и помрет человек».
Хлебнула Аграфена Петровна холодной воды и нежданно спрыснула Дуню. Восторженность прекратилась, но корчи тела и судороги на лице усилились еще больше. Аграфена Петровна, придерживаясь старорусского врачевания, покрыла лицо Дуни большим платком. Не прошло и четверти
часа, как она
очнулась и, слабая, изнеможенная, приподнявшись с постели, спросила Аграфену Петровну...
Утром я сидел за книгою. Потом перестал читать и задумался — без мыслей в голове, как всегда, когда задумаешься. За стеною у хозяйки торопливо пробили
часы… Сколько? Я
очнулся,
часы кончили бить. Было досадно — не успел сосчитать, а своих
часов нет.
— Да и про вас что-то худо говорят! — продолжал поселянин и затем рассказал, как он находился ночью на
часах при убитых в риге; все они были черны, как уголь, и в риге от их тел уже сделался дурной запах; кто-то из них ночью
очнулся и стал приподниматься, но его тут же добили.
«Она только обмерла с перепугу, касаточка! Не ожидала, что готовит ей любимица, цыганское отродье проклятое! Не подслушай Маша, дай ей Бог здоровья, быть бы ей, голубке чистой, в когтях у коршуна! — проносилось в его голове. — Но как же теперь ее в дом незаметно доставить? — возникал в его уме вопрос. — Надо прежде в чувство привести, да не здесь; на ветру и так с
час места пролежала, еще совсем ознобится. Отнесу-ка я ее в сад, в беседку, авось
очнется, родная».
Что станется с ней, с Аленушкой, когда она
очнется… да и как привести ее в чувство… Где? Какому надежному человеку поручить ее… и умереть спокойно… А если царь смилуется над своим верным слугой и не велит казнить…. тоже в какой
час попадешь к нему… тогда… еще возможно счастье… если Аленушка да отдохнет… Опозоренная… так что ж, не по своей воле… люба она ему и такая… люба еще более… мученица… — мелькают в голове его отрывочные, беспорядочные мысли.
Он был настолько сильнее предыдущих, что думали, что она умерла. Но это был не более как повторившийся столбняк, бывший с нею в Париже, продолжавшийся, однако, теперь только тридцать шесть
часов, и от которого она
очнулась, благодаря внимательному уходу и медицинским средствам, данным доктором Звездичем, приглашенным в ту же минуту.