Неточные совпадения
— Дела этого рода решаются, как вам известно, духовным ведомством; отцы же протопопы в делах этого рода большие
охотники до мельчайших подробностей, —
сказал он с улыбкой, показывающей сочувствие вкусу протопопов.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра
охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он
сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— Ах да, позвольте вас познакомить, —
сказал он. — Мои товарищи: Филипп Иваныч Никитин, Михаил Станиславич Гриневич, — и обратившись к Левину: — земский деятель, новый, земский человек, гимнаст, поднимающий одною рукой пять пудов, скотовод и
охотник и мой друг, Константин Дмитрич Левин, брат Сергея Иваныча Кознышева.
«Взойдем в лодку», —
сказала моя спутница; я колебался — я не
охотник до сентиментальных прогулок по морю; но отступать было не время.
— Ну оттого, что не расположен. Да, признаться
сказать, я вовсе не
охотник играть.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться
сказать, не
охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же место, или нет, подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
— Вон сколько земли оставил впусте! — говорил, начиная сердиться, Костанжогло. — Хоть бы повестил вперед, так набрели бы
охотники. Ну, уж если нечем пахать, так копай под огород. Огородом бы взял. Мужика заставил пробыть четыре года без труда. Безделица! Да ведь этим одним ты уже его развратил и навеки погубил. Уж он успел привыкнуть к лохмотью и бродяжничеству! Это стало уже жизнью его. — И,
сказавши это, плюнул Костанжогло, и желчное расположение осенило сумрачным облаком его чело…
— Собак не извольте раздавить, —
сказал мне какой-то
охотник.
— А! вот что! —
сказал папа. — Почем же он знает, что я хочу наказывать этого
охотника? Ты знаешь, я вообще не большой
охотник до этих господ, — продолжал он по-французски, — но этот особенно мне не нравится и должен быть…
— В разврате! Ну вот вы куда! А впрочем, по порядку прежде отвечу вам насчет женщины вообще; знаете, я расположен болтать.
Скажите, для чего я буду себя сдерживать? Зачем же бросать женщин, коли я хоть до них
охотник? По крайней мере, занятие.
— Ну, знаете, я до пряностей не
охотник; мне мои щи и без перца вкусны, —
сказал Кутузов, улыбаясь. — Я люблю музыку, а не слова, приделанные к ней…
— Я не
охотник до чудес, —
сказал Самгин, вспомнив о пушке и «Музыке небесных сфер».
— Мне долго ждать его прихода, —
сказал Обломов, — может быть, вы передадите ему, что, по обстоятельствам, я в квартире надобности не имею и потому прошу передать ее другому жильцу, а я, с своей стороны, тоже поищу
охотника.
— Не велеть ли Антипке постом сделать гору? — вдруг опять
скажет Обломов. — Лука Савич, мол,
охотник большой, не терпится ему…
Я уже
сказал, какие
охотники корейцы сочинять стихи.
— Как вам
сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге
охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
Но все же не могу умолчать и теперь о том, что когда Иван Федорович, идя, как уже описал я, ночью с Алешей от Катерины Ивановны,
сказал ему: «Я-то до нее не
охотник», — то страшно лгал в ту минуту: он безумно любил ее, хотя правда и то, что временами ненавидел ее до того, что мог даже убить.
В это время Аринин стал поправлять огонь и задел белку. Она упала. Стрелок поставил ее на прежнее место, но не так, как раньше, а головой вниз. Солон засуетился и быстро повернул ее головой кверху. При этом он
сказал, что жарить белку можно только таким образом, иначе она обидится и
охотнику не будет удачи, а рыбу, наоборот, надо ставить к огню всегда головой вниз, а хвостом кверху.
Сунцай назвал дикушек по-своему и
сказал, что бог Эндури [Божество, сотворившее мир.] нарочно создал непугливую птицу и велел ей жить в самых пустынных местах, для того чтобы случайно заблудившийся
охотник не погиб с голоду.
— Коли ты царь, — промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего коня — так и того не возьму! —
Сказал, захохотал, поднял Малек-Аделя на дыбы, повернул им на воздухе, на одних задних ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А
охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь — да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
Собрав сведения, он
сказал, что ему нужно торопиться и что он вернется на реку Санхобе дня через 2 или 3. Затем он простился со мной и пошел с
охотниками далее.
— Господа, идите кто-нибудь петь со мною, —
сказала Вера Павловна: — даже двое
охотников? Тем лучше.
Телемак, да повести г-жи Жанлис, да несколько ливрезонов нашего умного журнала Revue Etrangere, — книги все не очень заманчивые, — взял их, а сам, разумеется, был страшный
охотник читать, да и
сказал себе: не раскрою ни одной русской книги, пока не стану свободно читать по — французски; ну, и стал свободно читать.
По зимам
охотники съезжались в Москву на собачью выставку отовсюду и уже обязательно бывали на Трубе. Это место встреч провинциалов с москвичами. С рынка они шли в «Эрмитаж» обедать и заканчивать день или, вернее
сказать, ночь у «Яра» с цыганскими хорами, «по примеру своих отцов».
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил,
охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже
сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше будет промахов.
При первой опасности молодые прячутся куда случится, а старики начнут летать и бегать взад и вперед, стараясь отманить
охотника в противоположную сторону; но должно
сказать правду, что горячность старых зуйков к детям не простирается так далеко, как у куликов болотных, травников и поручейников.
[Печатая мою третьим изданием, я должен с благодарностью
сказать, что не обманулся в надежде на сочувствие
охотников и вообще всех образованных людей.
Без всяких преувеличений и фраз
сказать, что ружье — молния и гром в руках
охотника и на определенном расстоянии делает его владыкой жизни и смерти всех живущих тварей.
Я не беру на себя решение этого вопроса, но
скажу, что всегда принадлежал ко второму разряду
охотников, которых нет и быть не может между постоянными жителями столиц, ибо для отыскания многих пород дичи надобно ехать слишком далеко, надо подвергать себя многим лишениям и многим тяжелым трудам.
Тут главную роль играет самолюбие молодого
охотника, особенно стреляющего при других
охотниках; не хочется, чтоб
сказали: «Он еще новичок, не умеет стрелять».
Нельзя
сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на большом пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный
охотник, что ему случилось в одну весьма холодную зиму убить на родниках в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
Подстреленная утка воровата, говорят
охотники, и это правда: она умеет мастерски прятаться даже на чистой и открытой воде: если только достанет сил, то она сейчас нырнет и, проплыв под водою сажен пятнадцать, иногда и двадцать, вынырнет, или, лучше
сказать, выставит только один нос и часть головы наружу и прильнет плотно к берегу, так что нет возможности разглядеть ее.
Нельзя также
сказать, чтобы и водилась она в чрезвычайном изобилии, но
охотники смотрят на нее с презрением и, вероятно, за то, что она попадается везде и смирнее всякой другой дичи.
Я знаю это по себе: я был хороший стрелок дробью из ружья, а пулей из винтовки или штуцера не мог попасть и близко цели; то же
сказать о большей части хороших
охотников.
Вообще я должен
сказать, что писал о том, что видел своими глазами, и называл птиц, как называют их народ и
охотники, мои туземцы.
Покуда
охотник успеет
сказать пиль и собака подойти или броситься к тому месту, где сидела птица, коростель убежит за десять, за двадцать сажен; снова начнет искать собака по горячему следу, снова сделает стойку, и опять повторится та же проделка; собака разгорячится и начнет преследовать прыжками беспрестанно ее обманывающего дергуна и, наконец, спугнет его; но это чрезвычайно портит собаку.
Охотникам все это хорошо известно, а не
охотникам будет непонятно и скучно;
скажу только о тех выгодах, которые доставляет употребление пистонов.
Я хочу
сказать несколько слов о тех мелких птичках, которые употребляются в пищу и которые очень недурны вкусом, особенно если жирны. Их никто не называет дичью, и настоящие
охотники редко их стреляют, разве так, чтоб разрядить ружье или за совершенным отсутствием всякой настоящей дичи.
То же должно
сказать о стрельбе вообще всякой сидячей птицы, кроме тетеревов и вяхирей, которые, сидя на деревьях и посматривая с любопытством на рысканье собаки, оттого даже менее обращают внимания на
охотника и ближе его подпускают, всякая другая птица, сидящая на земле, гораздо больше боится собаки, чем приближающегося человека.
Об истребительной охоте егерей-промышленников, петербургских и московских, которая мне, как и всякому истинному
охотнику, противна, я распространяться не стану.
Скажу только, что всякую дичь и даже зайцев они умеют подманивать весьма искусно. Всего более истребляют они выводки тетеревов, рябчиков и белых куропаток; сначала убивают старку, подманя ее голосом детеныша, а потом перебьют всех молодых, подманив их голосом матери.
Хотя я
сказал утвердительно в первом издании этой книги, что тяга вальдшнепов не ток, но некоторыми
охотниками были сделаны мне возражения, которые я признаю столь основательными, что не могу остаться при прежнем моем мнении.
От гнезд с яйцами, особенно от детей, старые дрозды бывают еще смирнее, или, вернее
сказать, смелее, и если не налетают на
охотника, то по крайней мере не улетают прочь, а только перепархивают с сучка на сучок, с дерева на дерево, немилосердно треща и чокая и стараясь отвести человека в другую сторону.
Хороша благодарность и уважение,
скажут не
охотники, но у нас своя логика: чем более уважается птица, тем более стараются добыть ее.
Несмотря на свою некрасивость, или, правильнее
сказать, простоту пера, которая никому в глаза не кинется, серые утки, после кряквы и шилохвости, уважаются
охотниками более всех остальных утиных пород, потому что довольно крупны, мясисты, бывают очень жирны и редко пахнут рыбой.
Приблизительно и довольно верно
сказать, что сорок шагов самая лучшая, а пятьдесят — самая дальняя мера для успешного стреляния бекасов; это расстояние
охотник привыкнет узнавать глазомером.
Окошки чистые, не малые, в которых стоит жидкая тина или вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные, так
сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною массою, засоренные сверху старою, сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав; такие окошки очень опасны; нередко
охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав к пересевшей или подстреленной птице, что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с того места, где села или упала птица.
Мясо жирного, осеннего чирка, если не пахнет рыбой, что, к сожалению, хотя редко, но бывает, я предпочитаю даже мясу кряковной утки, [Между некоторыми
охотниками существует мнение, что чирята никогда рыбы не едят, никогда, следовательно, не могут ею пахнуть, но оно не всегда, или, лучше
сказать, не везде справедливо] в нем слышнее запах дичины.
В сентябре эта охота еще приятнее, потому что утки разжиреют и селезни выцветут; казалось бы, все равно, а спросите любого
охотника, и он
скажет вам, что убить птицу во всей красоте ее перьев, в поре и сытую — гораздо веселее.
Без преувеличения могу
сказать, что я и другие
охотники часто делывали до обеда, то есть до второго часа, по пятьдесят верст, гоняясь за улетающими стаями тетеревов и ошибаясь иногда в их направлении.
— Вот эти все здесь картины, —
сказал он, — всё за рубль, да за два на аукционах куплены батюшкой покойным, он любил. Их один знающий человек все здесь пересмотрел; дрянь, говорит, а вот эта — вот картина, над дверью, тоже за два целковых купленная, говорит, не дрянь. Еще родителю за нее один выискался, что триста пятьдесят рублей давал, а Савельев Иван Дмитрич, из купцов,
охотник большой, так тот до четырехсот доходил, а на прошлой неделе брату Семену Семенычу уж и пятьсот предложил. Я за собой оставил.