Атиров меч. Книга первая. Сказ о Дайири

Кир Брен, 2020

Не знаю, как вам, а мне всегда было интересно: если другой мир существует, то может ли он нам быть понятен? Далекий. Не изведанный. Похожий ли? Населенный – то правда. В том путнику сомневаться не стоит. От востока до запада живут в том мире и те, кто ведает, и те, кто воинствует. И, как и у всех на то у каждого свои причины. Вот и охотнику оседлому причина в путь отправиться нашлась. Веская. Искать ему теперь. Долго искать. От становища Орды разбойной в горах укрывшейся, до столицы Империи воинов, что на юге населенной земли. Не отступать теперь стать. Даже если и встретит Дор Ийса то, что ему дотоле неведомо было. Правду ль сказал, выдумал ли все – мир тот на все ответит.И еще кое-что: ближайший месяц с небольшим оставлю книгу в свободном доступе (бесплатно).

Часть первая. Как меч в дорогу звал

1

Остывающий в сумерках воздух, обжигал холодом горло на каждом вздохе, наполнял нутро вязкой усталостью. Каждый выдох отдавался гулом в ушах. Долгий бег, если он на самом деле долгий, истирает понимание цели. Остается лишь действие. Шаг. Вдох. Еще два. Выдох. Залитый пеленой пота взгляд инстинктивно поднялся к небу. Там, за раскрашенными серо-голубым светом исчезающего светила вершинами гор, величественно сияли дорожки из звезд и темных полос. Остатки луны, погибшей задолго до рождения тех, кто мог бы путнику о том рассказать. Ночное небо всегда рассказывает о вечности этого мира. Этот вид успокаивал.

Если бы не споткнулся на очередном шаге путник, так и бежал бы, зачарованный небом, ночью, покоем. Бежал, пока не свалился бы замертво. Но споткнулся. Не останавливаясь, надо было перейти на шаг. С каждым шагом задеревенелых ног, сознание пыталась отыскать цель этого пути. Искать, то, что было ясно как день еще утром. Не сразу, но все стало на свои места. «Все не сразу…»

Не сразу, но дыхание успокоилось, стихший в ушах шум, позволил слышать шорох речной гальки под ногами. Долина рек. Некогда земля, исчерченная притоками и рукавами трех рек, как сестры похожих одна на другую. От былого осталась лишь одна спесивая Ирга, наполняемая бесчисленными мелкими ручьями. Неуютное место для привыкшего к лесу, с его тенями крон, мягким мхом под ногами и мириадами звуков. Здесь, в наполненной влажным воздухом, островками серого тумана, поднимающегося над сухим тростником и иссохшей на полуденной жаре речной тины, что на ладони быть. Ни спрятаться, ни след запутать. Почему и бежал весь день. Бежал, подмечая на ходу следы местной живности, выходящей за пропитанием лишь ночью. Бежал, видя перед собой лишь цель — подножия гор, названных за что-то Косматыми. Там, в начале скал, укрывшись в валунах, можно устроится на привал, разведя костер, погреть усталую спину. А утром продолжить свой путь — найти заветную тропу. Говорили же — на запад один путь, Перевал только найти.

Не сразу, но затрещали набравшие влаги ветки в костре. Благо здесь, в горах камни чаще попадаются. Черные, те что горят хорошо, долго, жарко. Старики рассказывали, что это бивни давно умерших гигантов — зверья, населявшего этот мир.

В уютном тепле костра уставшее тело с трудом, но провалилось в сон. Чуткий сон охотника. Пальцы цепко рукоять ножа держали, слух на каждый шорох реагирует.

Угли в костре шевельнулись.

Этого хватило — рывок, и не прояснившийся взгляд уже целился в источник звука. Уже на ногах, крепко сжимая широкий охотничий нож в кулаке.

Напротив путника, у костра сидел старец. Крепкий на вид, широкоплечий. Не поведя и ухом, продолжал поправлять угли в костре своим посохом.

— Ты кто? Что нужно? — всегда бывший твердым голос охотника слегка вздрогнул при последних словах.

Мудрено ли? Весь день вся Долина была как на ладони, обозрима. Ни души ведь не видел. А тут — встретил. Ночью…

— Вот, костер увидел — решил подойти, погреться.

Спокойно ответил, как старому знакомцу. Даже головы не поднял. Только и осталось путнику, что сесть на нагретое прерванным сном место и ждать того, что дальше будет. Не первый день в этом пути, не первая странная встреча…

Весной ночь всегда особенная, шумная. Ровный шелест тростника на ветру, стрекот сверчков в редких островках осыпавшейся хвои и узкотелой листвы, собранной ветром в расселины меж валунов и скал, уханье болотной совы, грозно смотрящей сквозь тьму, выжидая суетливых мышей. Привычный шум. Без намека на крадущиеся шаги преследователей. Знать один он, этот старец. Оставалось понять — что его привело к одинокой стоянке?

Молчание неуютно затягивалось.

— Как рассветет — иди на запад, — все тем же спокойным тоном обратился старец к охотнику.

Речь ровная, тягучая слегка, голос с хрипотцой.

— Как увидишь острые высокие камни, торчащие из земли — поворачивай в горы, на север. Камни — стражи тропы Перевала. И не мешкай. Прежний владелец меча этой ночью уже спустился в Долину рек.

Путник, стараясь не выдать напряжения, локтем подвинул длинный сверток за спину.

— Какого меча? — чуть выждав, спросил странник.

В ответ старец лишь поднял наконец на собеседника спокойный взгляд зеленых глаз и ухмыльнулся в седую бороду. Поправил уже осыпавшиеся прогоревшие поленья в костре и подбросил свежих.

— Как рассветет. Спи.

— Думаешь смогу спокойно спать, когда…

— Можешь.

Это уже было слишком. Хотелось вскочить и проучить наглого старика. Но путник только и успел разглядеть еле заметное движение пальцев старца. Легкий ветер шевельнул волосы на виске странника. Дым все время шедший вверх, странно изогнулся и мягко обволакивая, пробрался под куртку, согревая теплом тело, окружая разум нежной дремотой. Веки охотника сомкнулись, и он провалился в глубокий сон.

«Цветные пятнышки, так похожие на янтарные камешки на берегу родного залива, прыгали по ярко-рыжим локонам ребенка. Дочь, только встретившая третью свою весну, сидела на расстеленном по земле старом шерстяном одеяле и складывала плоские камешки в неказистую горку.

— Что это, Дайи? — не прекращая ловко насаживать костяные наконечники на древки, спросил отец.

— Это гора, — ответил ребенок.

— Какая гора?

— Ну, ты что? Вон та гора, па, — ткнув своим миниатюрным пальчиков в кроны деревьев наугад, ответила дочь.

— Ух, ты! — отложив стрелы в сторону, ответил отец. — А что на той горе, Дайи?

— Там друг.»

Тень от валуна клонилась к северу — Со́льве, самый яркий спутник населенной земли, освещал Долину рек, и свет от него, плавно, полосой плыл от груди путника к его лицу. Первые лучи заискрились на ресницах, веки дрогнули, и охотник вскочил на ноги.

Старец все так же сидел у костра, с дымящейся горячим паром чашкой ароматного, тягучего варева в руках.

— Выпей — взбодрит. Дорога впереди нелегкая. Перевал нынче холоден. Туман и снег сырой, талый. Не лучшее время ты выбрал для путешествия.

— Что за ведовство?! Чем ты меня одурманил ночью? Ты хотел меня убить?

— Хищник не играет добычей после тех пор, как полиняет его шкура в первый раз. Я похож на того, кому нужна твоя смерть?

— Не верю, что тебе можно доверять, — угрюмо буркнул в ответ собеседник, едва найдя что сказать.

— Выпей. Взбодрись. Третий раз не повторю.

Путник взял чашку в ладони. Обжигающее тепло было кстати в это утро — весеннее, сырое утро. Тягучая черная жижа была горько-сладкой на вкус. И хорошо бодрила, старец прав.

Утро. Путник зашел за валуны оправиться, а когда подошел к кострови́щу, Старца уже не было.

— Что ж… Пусть так. Все равно привык один.

Сбор в дорогу был недолгим. Сверток за плечи, осмотреть скудно устроенный лагерь, позаботиться об остатках костра. Если старец был прав, то преследователи найдут ночную стоянку странника, как не заметай следы. Но оставлять костер дымящим — глупо. Долина рек, не родной лес. Здесь, на разделенной Иргой надвое земле, всех трудностей кого-либо выследить, только брод через реку найти. Осталось надеяться, что среди них не найдется тех, кто сможет разобрать следы на голых камнях.

Где первый шаг, там и второй. Легкая охотничья поступь быстро сменилась бегом. Долог ли путь у подножий гор — неизвестно, но ориентиры странный гость все же сказал. Сказал: «увижу — пойму.»

Пока лишь были видны одни камни. Почти похожие один на другой. Крупные валуны, скатившиеся с вершин, сброшенные неизведанной силой, да так и оставшиеся лежать, точимые ветрами и дождем. Мелкая россыпь — обломки, видимо, этих больших валунов, сплоченно осевшая в землю, поросшая хилой травой и лишайником. И ни следа, намека на «острые камни, торчащие из земли…» Обманул ведун? Становилось не по себе от этих мыслей.

Оно хоть и не кручи пока, да все же горы. И путнику следовало быть внимательней. На очередном шаге мягкий мох соскользнул с плоского бока камня, заставив оступиться, сбив бег.

— Уууиифф! — растопырив руки в стороны, пытаясь сохранить равновесие, выдохнул странник.

Вот и нашел путник первые намеки на тропу к Перевалу. Обнаженный неуклюжим движением символ, вырезанный на боку плоского камня. Руны! Обере́ги тех, кто отважиться идти по забытой тропе. Знать и тропа где-то рядом.

Впереди был Перевал Духов.

Тропа петляла в расселинах скал, накрытых, как ватой, плотным туманом. Плоские камни под ногами, не видевшие ходоков с незапамятных времен, выдавали стуком каждый шаг, разгоняя гулкое эхо по каменным стенам. Ни ветра, ни звука, кроме эха шагов путника в мертвой тишине скал, спрятавших тропу от людских глаз. И постоянное ощущение чьего-то присутствия. Наитие. Холод, пробегающий по спине, говоривший о наблюдавших за каждым движением глаз. Взгляд, наполненный недобрым интересом.

Стоило успокоиться и продолжать идти. Это просто разряженный воздух гор, непривычный для дыхания того, кто вырос среди рощ вековых деревьев. Но взгляд все продолжал искать движение в плотной завесе тумана. И нашел. Путника сопровождали темные фигуры, плывущие над вершинами не касаясь земли. В тумане нельзя было разобрать их движения, форму, одеяния. Только очертания.

Испарина, покрывшая тело, быстро впитывалась в нательную рубаху. Жар от движения, сменился ознобом от окутавшего все вокруг могильного холода. Тело странника било мелкой дрожью. Хотелось сбросить сверток с плеча и, выхватив меч, дождаться того, кто осмелиться подойти лицом к лицу. Крепче сжав рукоять привычного ножа в кулаке, продолжал бежать.

Слабое эхо донеслось до ушей путника. Не вернувшийся невесть откуда звук его собственных шагов, не крик неведомой птицы. Птицам и зверью, похоже, нечего было делать в этом чуждом для всех живых мире, спрятанном под самый небосвод. Звук был другим. И путник его ждал услышать, только позже. Много позже. Это был человеческий голос.

Где-то там, в самом низу, у начала тропы кричал его преследователь. Нагнали почти. Выследили. «Ничего. Туман — быстро не пойдут. Зовет выйти, видать, тумана боится.» Хорошие мысли, да не к месту. Знал странник, если поторопятся — нагонят. Тропа одна, деться некуда. Зоркий охотничий взгляд бегло отыскивал укромную расселину, где можно укрыться на время, свернув с основного пути. Отрог, чтобы можно было, взобравшись, обойти, обогнать преследователей, выиграв время. Удачно, подвернулся, на вид подходящий. Как-будто принял его Перевал за своего — чуть туман развеял, обозначив неприметную тропку к небольшому отрогу, похожему на блюдце. Два шага сделал и замер путник, оцепенев. Вот тебе и встреча! «Ловушка!»

На отроге его ждал старец, что явился к нему ночью. Сидел спокойно, на неприметном валуне. Если б не старец, то валун и от скал то не отличить, стоит себе в самом темном краю отрога, с миром воедино сливается.

— За мной давай, — нарушил оцепеневшие мысли путника уже знакомый с хрипотцой голос.

Просить два раза не пришлось. В одно движение оба скрылись за валуном.

На тропе ведущей через самый край отрога раздавался топот ног. И то уже было не еле слышимое эхо. Гнались, драли́сь в полную силу, как стая степных кара́хов, чуя скорую встречу и последующую расправу. Затаив дыхание, путник вперил взгляд в завесу тумана на самом краю этого плоского, как блин убежища. Там, где начиналась тропа. Все тело его гудело от напряжения, рука сжимала заветный сверток. Еще чуть и хрустнут костяшки пальцев, а из-под ногтей проступит кровь. Топот становился отчетливее. И тише. Замедлили шаг? Сейчас вынырнут из тумана и тут не избежать драки.

Крепкая ладонь легла на плечо странника, слегка сжав. И вдруг страннику стало спокойней.

— Тихо, — прошипел старец. — Смотри.

На краю отрога появился ощерившийся копьями отряд. Человек семь, одетые в кожаные бро́ни. Все говорило о выучке, полученной в боях. Стоят чуть пригнувшись, кольцом, ожидая команды старшего. И старший — низкорослый, кряжистый, с багровеющим шрамом на лице, от самого уха к носу, оставившего владельца с одним глазом. За что и получил он свое прозвище — Дага Кривой. Он осмотрелся, прищурив видящий глаз, и кивнул тем, кто стоял по левую от него руку — отряд разделился. Выставив копья наизготовку, половина разбойников, хищно оглядываясь в поисках беглеца, пошли по левому краю отрога. Другая — по правому. Туман, осевший было по началу, начал наползать на отрог и хватать отряд за ноги, забираться под брони. Кривой, почуяв неладное, поднял руку вверх, приказывая остановиться и быть наготове. Левая половина отряда, в сгущающемся тумане, теряла друг друга из виду и разделялась. Один из воинов пятился спиной к выступам, ища поддержку у товарищей по оружию. Вдруг, от выступа отделилась тень и, накрыв с головой, прибила разбойника к земле. Растаяв темным дымом, исчезла, не оставив после себя даже тела. Только отчаянный крик. Половина отряда не видела команд старшего, но крик заставил всех обернуться, выставив копья.

— Встать спиной к спине! Держать строй! Не приближаться к скалам. Не сходить с места! Я сам найду его и выпотрошу ему брюхо, — команды раздавались простуженным лаем — следствие долгой дружбы с морем.

Старый боец. Но туман не оставлял отряду выбора. Слева раздалось еще два вскрика. Один за одним.

Один из шайки, самый неопытный — взмокшее от пота лицо и бегающий взгляд выдавал это — принялся наугад тыкать копьем в пелену тумана. Острие почувствовало плоть, и раздался хрип. Неопытный воин, с лицом, подернутым первым пухом, дернул копье назад своими дрожащими от напряжения и страха руками. В то же мгновенье из пелены тумана раздался злобный рык и искаженная напряжением рука, обхватив древко у самых рук воина подтянула за собой пораженное тело — Дага Кривой. Воин, вскрикнув, попятился назад и с диким воплем сорвался в пропасть.

Было так тихо, что было слышно прерывистое напряженное дыхание преследователей, оставшихся в живых. Последних из разбойного отряда Кривого. Подувший невесть откуда ветер, с легкостью согнал стылую пелену тумана с отрога в бездну обрыва, обнажив поле разыгравшейся битвы. Тело воина, насаженное спиной на острый уступ скалы, на самом краю у обрыва, сидящий на коленях, согнутый и пронзенный копьем в сердце Дага Кривой. От остальных не осталось и тел. Лишь одно темное пятно на левом краю отрога.

— Отступаем, Весло, — прохрипел пересохшим горлом верзила, дернув второго, щуплого на вид, разбойника за плечо, — этот бой нам не по силам.

Странник так и сидел за уступом, затаив дыхание, пока эхо от топота ног разбойников не стало еле слышимым. Путник повернулся и, сползши спиной по камню, упал на зад. Рядом сидел старец и скручивал в маленький цилиндрик зеленовато — коричневый лист. Это была курительная смесь ведунов с той стороны моря.

— Кто это?.. эти?..

— Духи Гор. Тебе не опасны, — с завидным спокойствием ответствовал ведун.

Путник, вытянув и скрестив ноги, посмотрел на старца, слегка прищурив взгляд.

— Кто ты и что тебе от меня надо, раз уж ты преследуешь меня?

— Преследовали тебя разбойники. Я — сопровождаю. Разведи костер — скоро стемнеет и станет холодно.

— А Духи?

— Будут рядом. Не заставляй повторять.

В свете костра выступы напоминали окровавленные зубы в пасти чудовища, и мысли о духах не давали успокоить разум путника. Но спокойствие старца не говорило о том, что надо бояться нападения в эту ночь. Довериться путник и не собираться — это могло не запланировано закончиться. «Надо бы узнать кто он, этот ведун?..»

— Расскажи, кто ты и куда направляешься? И почему Кривой шел за тобой?

— Меня зовут Дор. Дор Ийса Серый. Я из охотников Дубовой рощи Берега Зеленой вершины, к востоку отсюда. Дага? — шумно вздохнув и кивнув на сверток, продолжил отвечать Дор. — Я украл у него этот меч четыре дня назад. Вернее, я его выиграл в «доски» у него, но он не захотел его отдавать — жулик. Я направляюсь в Южную Империю, — немного помедлив, добавил, — на заработки.

— Врешь ты плохо, — старец ухмыльнулся, — ну, на заработки, так на заработки.

— Тебя зовут как?

— Я был жрец Стихий Храма Одары. У нас нет ни рода, ни времени. Называй меня Мидра. Расскажи, что за подвеска у тебя на шее?

— Ты слишком много спрашиваешь, Мидра. Это не то, что я могу рассказать первому встречному.

— Будь по-твоему.

«Вот и поговорили…» Дор Ийса вытащил из-за спины сверток и извлек тот самый меч, о котором невесть откуда знал старец. Что же — он ведун. Мало ли известно им, ведунам?

Свет трескучего костра оставлял блики на лезвии, искрился на еле заметных зазубринах, полученных в бесчисленных боях. Этот клинок видел крови. Охотник чуть повернул лезвие на ладони и в нем отразилось ясное ночное небо. «Видимо, много известно им, ведунам. И то, сколько битв помог выиграть этот меч. И почему так прекрасно это ночное небо весной…»

— Наша земля круглая. И в небосводе ты видишь лишь часть. За краем неба наша земля опоясана кольцами — это остатки давно погибшей луны, обиталища Дракона, Великого Змея. Со времен сотворения на нашей земле жили Титаны — Дети Богов. Так называли их первые рожденные люди. Агин — огонь и магма, сущее живое в тверди. Свавильд — ветер и воздух, творец твоего дыхания. И Норда — море и вода на этой планете. Втроем из куска скалы, той, что когда-то была началом этой земли, они сотворили Великого Змея. Вечность жила Планета Трех Стихий в гармонии. И люди на ней жили тоже без забот. Но именно люди начали бояться ночи и своих соседей. Так появились Ассины — духи страха, с телами, которые им даровала Великая Пустота. И люди еще были завистливы и жадны — так появились Хаккалы, живущие во тьме морей. Великая битва была в незапамятные времена. Змей сражался за союз людей и Великанов…

— А, да, я слышал когда-то эту сказку:"…и разверзлась земля от дыхания Дракона, и раскололась, и погибли многие…"

— Сказку? — не смутившись тому, что его перебили на полуслове, переспросил ведун. — Не все в этом мире сказки, охотник. Впрочем, тебе пора отдохнуть. Спи.

— Только давай без дыма и…

Разум путника заволокло пеленой, и Дор провалился в глубокий сон.

Утро было тяжелым. Уснул Дор неудачно, раскорячившись, и тело ныло от неудобной позы. Костер еле тлел, но не дымил. Старец сидел и дул сквозь густую, седую бороду на чашку с ароматной жижей — такой же, что прошлым днем дал путнику. И молчал. Кряхтя, Дор встал на ноги и принялся разминать затекшие бока.

— Я же просил без дыма…

— Я сделал без дыма.

— Я говорю не так резко… болит все теперь.

— Скоро разомнешься. Проверь топор, скоро пригодится.

— Зачем?

— Лезть вверх.

— Ты еще и безумец. Не проще вернуться на тропу?

— Проще, если хочешь встретить Алиду.

— Это еще кто?

— Наложница Даги Кривого. Теперь она возглавляет Орду. И меч принадлежал ее отцу Аливиру Золоторукому. Чтобы попасть к Даге и заслужить его доверие, она этим же мечом и убила своего отца.

— Отличная история… Ты, может, поведаешь еще что-нибудь, чего я не знаю? — Дор начинал закипать внутри: «Надоедать начинает этот старец — все про всех знает и молчит до последнего! Неужели все нельзя сделать вовремя? Тогда бы…»

Что именно «тогда бы…» Дор не знал. Лишь решил последовать совету и достал из-за пояса короткий топорик. Не зря все ж его взял — короткая изогнутая рукоять была удобна для хвата. Не последнее дело в бою для того, кто отправился путь в одиночку. И вместо привычного обуха изогнутый шип. Колоть ударом или по обледенелым горам лазить.

— Приглядись — вот он — всход, — старец указал посохом на невзрачный уступ, источенный ветром и водой. Весь обледенелый, как в клыках от сосулек замерзшей воды, мелкими брызгами доносимой от убегавшего в пропасть хилого ручья.

Дор подошел ближе и разглядел всход. Он напоминал своего рода лестницу.

— Может ты первый?

Ответа не последовало.

— Вот прохиндей! — на отроге он остался один — старец уже исчез.

Подъем лишь был с виду легок — ни одна тропа не дается легко, особенно, если ведет вверх. Скалы резали незащищенные повязкой пальцы, левая рука ныла от сжимания рукояти топора — работать, втыкая его в породу и лед, приходилось много. Если считать, что взбираться по склонам вверх это легко, то первым делом у тебя уйдет камень из-под левой ноги или выступ, до которого еле дотянулся, окажется скользким, как кожа болотной жабы.

Сосредоточенно лез путник наверх. Шаг за шагом. Топор послушно вонзался над головой. Руки затекали и отбивали огнем от усилий. Пот, стекая по лбу, капал с бровей на щеки, попадая холодными каплями в глаза. Ветер с каждым порывом угрожал сбросить Дор Ийсу в бездну под ним и, срывая мелкие камни, снег и пыль, бросал их ему в лицо и за шиворот. Но каждому подъему есть конечная вершина, особенно когда начинаешь думать, что сил больше нет, и ты не выдержишь.

Подтянувшись за рукоять топора, высунув одну макушку и глаза из-за обледеневшего уступа охотник замер — зрелище Перевала захватывало дух.

Безмолвные вершины в середине дня, освещенные Светилом, переливались, и лед на них искрился всеми, столь незнакомыми ему, цветами. Сквозь обрывки облаков и тумана над вершинами Перевала картина по ту сторону гор предстала иной — не такой представлял себе чужую землю Путник. Все было знакомо: зелень леса на склонах, редкие ручьи и где-то вдали блюдце озера. Он вспомнил свою Рощу, полную зверья и птиц. И прежде чем пуститься легким бегом по склону, внезапно повернул взор налево от себя.

И замер. Еще раз. Вот о чем говорил Старец — вся тропа видна, как на ладони."И отряд Алиды, видимо, это те темные точки на леднике в начале склона… время поджимает, охотник, продолжай идти».

Легким бесшумным бегом охотника Дор спускался по склону. Редкий поле́сок скоро начал меняться на густую чащу. Кривые чахлые побеги сосен сменялись необъятными по толщине ствола дубами, ясенями, покрытыми лишайником, въевшимся в кору за столько лет. Деревья становились выше и закрывали кронами небо, давая в низинах тень как ночью. Иссохший на ветру лишайник нагорья, хрустящий на каждом шаге, сменял мягкий, влажный мох леса. Над головой стихал шум непрерывно дующего ветра и воздух наполнялся щебетанием птах и стрекотом невидимых взору насекомых. Дор бежал по руслу пересохшего ручья, стараясь внимательно глядеть под ноги. Хоть и знакомо все, как дома, а все же чужой лес. И не столь приветлива чужая земля, как может показаться на первый взгляд. На каждом шаге ощущалось чье-то присутствие. Неясные тени во мраке бурелома, следящие огоньками серых глаз за каждым движением охотника. Иногда за очередным изворотом петлящей сквозь чащу тропы, охотник видел темные фигурки его сопровождающих. И, не успев толком разглядеть, терял из виду, словно те таяли, как тень в середине дня. Одно хорошо — тропу обозначил кто-то. Еле заметные знаки были вырезаны на камнях, лежащих вдоль старого русла. Заросшие мхом, но все же заметные. Кто-то вырезал. И кто-то приглядывал за этим лесом.

Еле слышимый хруст сухой ветки, раздавшийся слева, отвлек внимание охотника от тропы. Тут же земля ушла из-под ног и корни деревьев со мхом под ногами, описав дугу, перевернулись вверх ногами. Тело дернуло, и охотник Дор Ийса повис вниз головой, сдавленным по рукам и ногам телом, болтаясь, как гусеница на паутине. «…вот каково это — попасть в силки.»

Если есть петля, где-то недалеко и тот, кто ее поставил. Дор перестал барахтаться. «Сопроводитель из Мидры так себе — я попался, а его и следа рядом нет… Где же ты, охотник этого леса?»

— И что ты здесь забыл? — голос был сердитый и певучий, как горный ручей — женский. Дор почувствовал что-то острое затылком.

— Я всего лишь иду в Южную Империю на заработки. Видимо, сбился с пути и попал на эту тропу. Извини, если нарушил твои законы.

— Нарушил что?

— Он сказал"извини". Неужели тебе этого недостаточно? — знакомый голос с хрипотцой прозвучал сзади в семи-восьми шагах.

Дор, сглотнув, напряженно ждал развязки разговора, не зная, радоваться ли появлению ведуна.

— Надо было догадаться, у кого хватит наглости пускать охотников в мои владения. Тебя это забавляет, ведун? — женский голос на последней фразе прозвучал с изрядной издевкой.

— И тебе здоровья, Мичана. Отпусти путника и помоги нам.

— Помочь? В чем?

— Алида идет по его следу.

— Знаю, что идет. И за ее выходки в моем лесу ответ будет с тебя.

— За все людские выходки мне ответ держать, Мичана. Путы разрежь.

Звук легкого хруста лезвия по веревке и раздавшийся следом щелчок донесся до ушей охотника. Да только силки были плотные, и Дор, не успев выставить руки, рухнул вниз, едва не свернув себе шею.

— Ууухх! Вы издеваетесь?! Что я вам — куль с сеном?! — злобно вскрикнул охотник, вскочив на ноги и хватаясь за рукоять топора.

Но обернувшись, оставил свой пыл, встретившись взглядом с Хранительницей леса. Белые, как снег волосы, сброшенные на один бок, обнажая гладковыбритую половину головы. Так стриглись в незапамятные времена девы-воины, если верить скудным картинкам в редких книгах его поселения. Плотная, черная повязка, закрывающая половину лица. И глаза. Зеленые. С лисьей, слегка лукавой искоркой. Ведунья смотрела на охотника, немного изогнув левую бровь. Дор выдохнул, и вся, по началу разгоревшаяся в нем, ярость стихла в один миг.

— За мной, воитель. И руку с топора убери — не пугай живое в лесу.

Мичана, свернув с тропы, с кошачьей легкостью, нырнула в чащу так неожиданно, что Дор еле успел проследить место лазейки в буреломе. И нырнул было следом. Куда там? Неуклюже, оторвав часть ворота куртки и ободрав сучком щеку, выкатился на поляну за буреломом, как им же упомянутый куль, сердито бранясь и поминая предков. На ходу отряхиваясь, поспешил следом за Мичаной — легка на ноги Хранительница, успеть бы. Да не потерять из виду — по лесной чащобе извивалась такая же тропа, по которой Дор бежал по началу. Ведунья то пропадала за очередным изворотом, то вновь появлялась. Не всегда на тропе. Для нее лес — её лес. Что кошка дикая: то в ветвях над головой, то слева, то справа от тропы. И все на десять шагов впереди. Охотнику оставалось лишь удивляться и завидовать проворству ведуньи. Бежать и с тропы не сворачивать. Даже на Мидру не оборачивался Дор Ийса — хватило раза. Слышал позади себя его дыханье и ладно. «Гляди — старец, а не отстает и дыхание ровное, как не устает…»

Бежать пришлось долго — лишь к вечеру они оказались на берегу озера. Того озера, что охотник еле разглядел с высоты гор на Перевале. Сейчас же, оказавшись рядом, удивился насколько это озеро велико. Гладкое. Спокойное. Было в нем что-то. Хотелось подойти и, сбросив нательную рубаху, окатить себя его ласковой водой, чтоб смыло все переживания и усталость.

«Успеется. Главное, чтоб эта парочка еще чего не затеяли…» Огляделся. Поляна широкая, окруженная стеной из дубов и сосен. Посреди поляны костровище старое, обложенное камнями. И дом. Ну, как — дом? Землянка скорее. Дуб, видевший рождение этого мира, упал когда-то, обнажив под своими корнями большую нору. Со временем, лес укутал старый ствол землей, нарастил на бессмертных крепких корнях траву и мох. Хранительницу ждал, наверно.

— Заходи, охотник рода Серых, — окрикнула Мичана Дор Ийсу, отдернув полог, служивший входом в жилище ведуньи.

«Откуда это она?..» — смутился было охотник, но додумать не успел. Легко подтолкнув ко входу, Мидра проскрипел:

— Иди, раз приглашают.

В жилище Мичана уже сидела у разгорающегося очага, протянув к нему руки. Языки пламени охотно принимались за дрова, приплясывая, тянулись к пальцам ведуньи. Охотнику показалось, что огонь ласкает пальцы Мичане, и она, не боясь, ему отвечает. «Померещится же… Где это я вообще?» — отвлекая себя от того, что ему пока не понятно, подумал Дор. И пошарил глазами окружающее его пространство: просторно и много горшков и склянок с чем-то внутри, добротная большая кровать в углу, и стол как для застолья в его селении. «За таким столом, пожалуй, поместились бы все охотники Рощи на праздник Медвежьих плясок, когда ночь становится длинной, и светила показывают из-за гребней волн залива только свои бока.» Дор, слегка обернувшись, заметил небольшую лавку у входа и сел на нее, снимая изодранную куртку. «Надо подлатать, пока усталость и тепло не свалили в сон.»

— Расскажи, зачем ты идешь в Южную Империю?

— На заработки. Хранительница, я говорил тебе, когда ты поймала меня, как хоиря в силок, — угрюмо ответствовал охотник, занятый почином ворота куртки.

— Врешь ты плохо. На заработки, так на заработки, — ухмыльнулась Мичана в ответ.

Дор отвел глаза от починки куртки и посмотрел на Мичану, заметив, что она стянула повязку с лица вниз, спустив ее на подбородок. Но лица её он так и не разглядел толком. Она, молча, сидела напротив очага. Охотнику было не по себе. Все то они знают и не говорят ничего толком!

— Давно ты знакома с Мидрой? — спросил Дор без особой надежды на понятный ответ.

— Так его теперь зовут? Знакома. А тебе поспать бы — в дорогу рано подниму.

Как и ожидалось был ответ. И да и нет. Голос ведуньи был мягким, спокойным, и охотнику не хотелось расспрашивать, чтобы не бередить лишнего. Лишь с недоверием посмотрел на содержимое протянутой ему ведуньей чаши. Спорить толку не было. Молча, осушил чашу в два глотка. И свалился в сон там, где сидел, выронив из рук куртку, с до конца не пришитым воротом.

Поставив вовремя подхваченную из рук охотника чашу на стол, Мичана обронила взгляд на лежащую на полу куртку Дор Ийсы. Шов неаккуратный, все на скорую руку — лишь бы держалось. Подняла одеяние и, усевшись за стол, быстро и споро завершила начатый почин.

Мидра хмуро смотрел на языки пламени костра. Занятый своими мыслями, ведун, казалось, не замечал происходившей вокруг него кипучей жизни Молчаливого леса. Шагах в двадцати от кромки леса пара оленей мирно паслись, щипая весеннюю сочную траву. Где-то во тьме крон векового дуба, росшего на берегу озера, ухала сова. Вскочив на край иссохшего бревна, служившего подобием лавки у костровища, белка с суетливым любопытством изучала фигуру старца. Даже на темные фигурки с пуговицами серых горящих глаз, мелькавших, то пропадая, то появляясь вновь на краю леса, ведун не обращал внимания. Лишь взгляд чуть в сторону перевел, заслышав шаги босых ног ведуньи, направлявшейся к нему.

— Теперь — Мидра? — склонив голову на бок, спросила Мичана ведуна.

— Теперь — Мидра, — скрипучим низким голосом ответил старец, не отводя взгляда от огня.

Мичана, зажав в кончиках пальцев, протянула продолговатую семечку белке, и та, проворно схватив цепкими лапками и сунув в зубы подарок, юркнула в траву, мелькнув на последок пушистым хвостом. Теперь можно было присесть на освободившиеся место.

— Он сказал тебе — зачем идет в Южную Империю, Мичана?

— На заработки, — без интереса ответила ведьма.

— Меч всегда будет вести владельца его к своей судьбе, — слегка повернув голову, но все так же не глядя на собеседницу, продолжал старец.

— Веришь в судьбу до сих пор, старый? — с легким лукавством спросила ведунья.

— И ты тоже. Твои? — кивнув в сторону леса на фигурки, скрывающиеся в тени, ответно спросил Мидра.

— Сами по себе.

— «И настал день, когда Луна — обитель Змея встретила свой конец, разорвалась на куски и опала на землю ярким дождем. Атир, последний рода Великанов нашел слезы неба и выковал из этих остатков меч. И стал меч не крушим, и свершит он судьбу многих, так как есть в мече и смерть Луны, и печаль Змея по покинутой им земле.»

— Я читала слова, записанные Атиром Великаном, — прищурив взгляд на Мидру, ответила на рассказ Мичана. — Нет нужды напоминать мне, Выха.

С этими словами ведьма слегка шевельнула пальцами. Костер, горевший до этого ровно и спокойно, зашипел, изогнул языки своего пламени, пытаясь дотянуться до лица ведуна, окрасил поляну голубоватым цветом. Мидра лишь плавно махнул рукой, как назойливую мошку отгонял, и костер, едва не потухнув, вновь загорелся ровным огнем, возвращая окружающему привычные ночные оттенки.

— Меч может влиять лишь на судьбу потомков Одары, Мичана.

— Эко тебя занесло! То есть, это он мирно спит на лавке в моей землянке, ведун?

Мидра, наконец, посмотрел на Мичану. Прищуренный взгляд знакомых зеленых глаз ведьмы говорил о том, что она улыбалась. Даже повязка на лице не мешала понять это.

— У нас с тобой время бесчисленно. Узнаем и это, — ответил Мидра, вновь переведя взгляд на огонь.

Мичана, грациозно потянувшись, обняв колени и уложив на них голову тоже принялась смотреть на огонь. Теперь оба молчали.

Дор спал, укрытый его залатанной курткой. Мичана, стоя у полок со склянками и горшками, задумчиво почесала бровь.

— Потомок, говоришь?.. Что же…

На столе выборочно начали расставляться склянки, из очага в большую глиняную миску отправились яркие горящие угли. Ведунье даже не надо было проверять на запах и цвет содержимое. Точно, выверенными движениями в тяжелую литую железную посудину отправлялись сухие листки, стебли, семена, подливались бурые тягучие смеси из маленьких бутыльков. Через слегка отодвинутый полог Мидра следил за действиями ведуньи. «Все та же ведьма, как и вечность назад.»

Посудина со смесью трав отправилась на угли, струя сизоватый дымок, наполняющий пространство землянки. Мичана, стянув повязку на подбородок, попробовала принюхаться. И, как скошенная, осела на лавку у стола. В один прыжок Мидра оказался рядом с ведуньей.

— Мичана?!

— Погоди… род… рододен… ледум многовато, пожалуй.

— Тьфу!

Оставив ведунью, Мидра тяжелой поступью вышел, рассерженно откинув полог своим посохом.

Дор спал. Ему снилась битва.

Первая битва тех далеких лет, когда союз людей и великанов сражался с порожденными Страхом и Тьмой. Битва, помнившая ярость Великого Змея. В те незапамятные времена не дано было победы никому, потому как окутанный темным сном разум Дитя богов Агина расколол населенную землю первый раз, поглотив с собой многих, не разбирая меж асинами и людьми…

Охотник вскочил на ноги с покрытым испариной лбом. Ощущение пробежавшего по спине холода быстро исчезло, стоило только отдышаться и оглядеться вокруг. В землянке ведуньи он был один.

— Приснится же… — еле слышно прошептал Дор и, выдохнув, достал свой походный заплечный мешок из-под лавки, на которой спал.

Мерно пережевывая вяленое мясо, охотник прикидывал свои дальнейшие действия. Утром оно всегда все ясно, что делать стоит, а на что и внимания не обращать. Да только этот раз не все ясно — вопросов много. Мимо восточной границы Южной Империи пройти, надеясь не попасть на глаза дозорным отрядам? Те долго не разговаривают — в кандалы, да в рудник. К Идолиму, напрямки? Так через пески путь. Сил хватит ли? Алида по стопам идет, что карах на охоте. «Мидру расспрошу, как быть. Поди знает…»

2

По взгорью в направлении Молчаливого леса спускался хорошо вооруженный отряд. Во главе бежала одетая в брони главарь. Сердитый взгляд карих глаз, горел огнем и жаждой скорее настичь ненавистного вора. Алида гнала разбойников что было сил, подстегивая их ярость обещанием скорой расправы. Впереди отряда, похожий на гончего караха — обитателя сухих степей, низкорослого, кряжистого хищника рода псовых — слегка пригнувшись к земле бежал следопыт. Бегающий острый взгляд сходу подмечал вереницу следов охотника, ушедшего в лес по руслу давно пересохшего ручья. Следопыта с карахом роднила такое же упорство в преследовании своей добычи. Разве что у зверя во время охоты на острых в два ряда зубах проступала пена от злости. Отряд едва успевал заметить очередной изворот тропы, за которым исчезала фигура впереди идущего. Вдруг, Алида встала, как вкопанная, подняв вверх сжатый кулак — сигнал к остановке. Отряд сбился в кучу. Позади стоящие воины с любопытством заглядывали за плечи своих собратьев по оружию, жадно всматривавшихся в действия следопыта.

— Чего это он?.. — раздавался еле слышимый шепоток в рядах разбойного отряда.

— Учин? — теряя терпение, властно позвала Алида следопыта по имени.

Учин, не отрывая взгляда от земли, скользил по камням пальцами, что-то бормоча себе под нос.

— Учин, отвечай! Что?

— Он-та, был здесь, вот… тут был. И силок, эта… В силок-та попал. Вот, вот веревка! — как очнувшись, следопыт принялся тыкать пальцем в ствол с болтающимся на нем обрезком крепкой веревки.

— Вот на этой веревке, я тебя и повешу, Учин, — прошипела Алида, схватив следопыта за отворот кожаной безрукавки. — Дальше что? Где он?

— Эта… где?.. — принялся вновь бормотать себе под нос Учин, ползая на корточках, разглядывая и ощупывая дрожащими пальцами следы. — Где, эта?.. тут, вот, да… и баба, вот…

— Алида, Наследница царя Аливира, что ведет тебя через мой лес?

Голос, неожиданно раздавшийся над головами разбойников, заставил ощетиниться отряд стрелами в направлении говорившей. Мичана стояла на толстой ветви дуба, облокотившись плечом о ствол, шагах в сорока от Алиды и её воинов.

— Ты еще кто такая? — еле сдерживая раздражение, спросила разбойница.

— Ты глуха или не понимаешь моего наречия? — с издевкой переспросила ведунья.

— Я ее подстрелю, — еле слышно прохрипел позади Алиды один из отряда.

— Подожди, — шепнула через плечо Алида. И чеканя каждое слово, вновь обратилась к стоящей в ветвях Мичане, — Здесь был вор. Отвечай — где он?

— Таких не держим, принцесса, — слегка скрестив ноги и еле заметно присев, ответила ведунья.

— Стреляй, — прошипела Алида.

Стрела, взвизгнув над головой разбойницы, вонзилась в ствол на расстоянии двух ладоней от плеча Мичаны. Ведунья и ухом не повела. Сбытый полетом орудия лист дуба, не успевший набрать зелени, глотнув влаги весны, упал на скрещенные на груди руки ведуньи. Мичана, взяв листок двумя пальцами подняла его над головой, посмотрев, как Сольве просвечивает еще молодые прожилки.

— Убирайся с моей дороги, пока я не сожгла весь твой лес с тобой на пару! — разъярилась Алида.

— Не боитесь леса, если, пусть будет так, — бросив лист вниз, сказала на последок Мичана.

И в один прыжок исчезла в кронах, не издав даже шороха.

Отряд, сбитый в бесформенную кучу, наугад целился в листву на головой, ожидая такого же внезапного появления Хранительницы. Лишь Алида уже никуда не смотрела и никого не ждала.

— Идем на юго-запад. Нагоним его в Идолиме, — дрожащим от злости голосом скомандовала разбойница.

— На подступах к городу могут быть дозорные отряды Императора Воймаза, госпожа, — попытался обратиться один из разбойников, верзила на вид.

Алиде достаточно было лишь посмотреть на говорящего, и отряд, приняв некое подобие строя, вновь двинулся по тропе через Молчаливый лес.

На очередной опушке леса отряд настигла ночь. Привыкшие к разбою и грабежу разбойники, не утруждали себя долгими сборами в поход. Костры разводили из всего, что могло пойти на растопку, провизию добывали, как умели и на что хватало смекалки. Вот и тут Молчаливый лес лишь смог слышать стук топора по ветвям дубов и отчаянный зов о помощи, угодивших в жадно расставленные силки и капканы кролей. Решено было только выставить дозор. «На всякий случай…»

У костра ватага разбойников расположилась полукругом, гогоча на рассказ одного из младших. Шим, по прозвищу Весло, поведывал о своих похождениях в одиноком поселке одной чудно́ расположенной долины, зажатой меж двух кряжей Косматых хребтов и гор Агли.

— Ох! Верезгу-то! Она упираться, бежать. Нырь в сено! А подол — гляди — задрался. Я, значит, кончиком ножа ткнул. Каааак взвизгнет и дёру опять. Куда там? Филей-то ого-го! В оглоблях, значит, возьми и застрянь… Что я не воспользуюсь, что ли?!

Слаженно надсаженный истеричный смех прокатился над поляной, где расположились разбойники.

Не смеялась лишь Алида. Прислонившись спиной к стволу старой сухой ели, сидела и крутила стебелек травинки в пальцах. Мысли и невесть откуда взявшаяся тревога не давала покоя. Слова ведуньи, видимо, потревожили то, что давно пора было выкинуть из памяти. Безучастный взгляд карих глаз смотрел на настороженное поведение одного из дозорных. Верзила, угодивший в опалу — один из тех двоих, кто вернулся доложить о смерти Даги Кривого — с опаской всматривался во тьму бурелома леса. Тяжелая ладонь крепко сжимала рукоять привычного в ближнем бою короткого меча, пока разбойник совершал обход лагеря. Крос, верзила по прозвищу Шатун, всегда отличался излишней осторожностью, за что в Орде не раз считался трусом. Да только эта «трусость» не один раз сохраняла ему жизнь и предостерегала других изгоев Империи морей от неминуемой гибели. Сейчас же было чему тревожиться — не по-доброму они с Лесом. Отвечать бы не пришлось.

— Все спокойно, госпожа, — склонившись над главарем, ответствовал Шатун о завершенном обходе дозора. — Только вот…

Алида подняла взгляд на верзилу.

–…дозор бы на ночь усилить, госпожа, — сглотнув робость закончил воин.

— Хорошо, Крос, — не собираясь спорить с дозорным, ответила Алида. Встав, и на ходу отряхивая кожаные штаны с медными наколенниками от налипшей к ним сухой хвои, направилась к костру, на заготовленное ей место для сна. — Языкастого в первый дозор поставь — пусть веселится.

На ходу сказала, бросив через плечо. Но, на то она и предводитель, чтобы все слышали и слушались. Гогот у костра смолк. Не до смеха. И Шиму урок — шутить над женскими слабостями и прелестями тоже уметь надо. Особо если тобой и твоими собратьями баба спесивая, молодая командует. Что уж теперь — сказал, не отвертишься. Кому спать, а кому в дозор стоять, встречая ночь с ее холодным мраком.

Отряд мирно спал, похрапывая у дотлевающего костра, когда Весло встрепенувшись от дремы, открыл глаза, впялив их во тьму. Задремал. Ненадолго. «Устал же… что? Бежали, как загнанные…» Опершись на короткое копьё, верного боевого своего спутника, Шим сонным взором рассматривал темную стену деревьев. В голове мелькала мысль пройтись, чтобы размять тело, согнать остатки дремы. Но окутавшая члены нега сна, не давала двинуться с места. Лишь безучастный сонный взгляд смотрел на тихо наползающую из-за стволов пелену серого густого тумана. Липкая на вид завеса, серая и густая, стелясь ползла по поляне, обвиваясь вокруг ног дозорных, пробираясь под брони. Окутывала тело холодом и лишала воли разум. Шиму лишь хотелось смотреть на этот странный танец тумана. И молчать. Молчать даже тогда, когда в пелене, нависшей над отрядом, из леса выходили странные темные фигурки существ. Хотелось лишь смотреть в их серые горящие блюдца глаз. Стоять, не шевелясь, боясь их спугнуть. Ждать что фигурки, цепкими когтистыми лапками взберутся на его, Шима, плечи и, обратившись лицом к лицу, посмотрев глубже его, Шима, глаз, позовут за собой в этот липкий туман…

Алиде становилось зябко, не смотря на близкое тепло тлеющего костра. Стылая сырость окутывала тело, забиралась под одежду. Хотелось укрыться чем угодно, лишь бы согреться. «Должно ли так быть?..» Алида открыла глаза. Перед лицом предводительницы разбойного отряда, мерно извивались языки серого тумана. Вскрикнув, Алида вскочила на ноги, обнажив меч.

— Встать! Проснитесь!

Никто не слышал команды разбойницы. Лишь безвольными телами, воины, еле волоча ноги, уходили во тьму бурелома, увлекаемые за собой темными фигурками с огоньками серых глаз.

— К оружию, олухи! Очнитесь! — срывающимся от страха голосом, кричала Алида вслед уходящим разбойникам.

От стены окутанных тьмой ночи стволов, окружающих поляну, отделилась тень. Мерной, не слышимой поступью, тень плавно плыла к Алиде, прижавшейся спиной к стволу старой ели, выставив меч наизготовку. «Это за мной… Так выглядит моя смерть?..» Тень приблизилась к разбойнице на расстояние двух шагов. Это была Мичана. Ведунья без опаски взяла ладонью меч Алиды за лезвие, уводя его вниз.

— Ты убьешь меня?..

Голос предводительницы дрожал от волнения в ожидании последующего за вопросом ответа. «Что спрашивать?.. Убьет, глазом не моргнув… Убьет! Ведьма!..»

— Убирайся из моего леса, — ответила ведунья, сверкнув зеленью глаз.

И исчезла, растворившись в тумане.

Алида, едва верила происходящему. «Да человек ли она!.. Ведьма… Ведьма!..» Сбросив с себя оцепенение страха, принцесса бросилась бежать из проклятых всеми богами мест. Бежать. Залитые слезами глаза не разбирали дороги. Бежать, всхлипывая и злобно бранясь, коря свою судьбу.

Мидра сидел у догорающего костра, хмурым взглядом наблюдая за тающей ночью, неохотно отдающей свою власть занимающимся над вершинами деревьев утру. Свет Сольве, первый свет населенного мира, весенним утром раскрашивает все вокруг красками так не похожими одна на другую, создавая утром картины нового дня. Мир просыпается со светилом, медленно, не охотно, нежась в темной дреме ночи, досматривая уходящие сны. Еще совсем тихо. Не проснулись бесчисленные птахи и зверье. Не наполнили Молчаливый лес множеством звуков. Поступь босых мичаниных ног — пока единственное, что слышал ведун. Пустым взглядом посмотрев на костер, поправил в нем угли посохом, не обращая внимания на устроившуюся напротив ведьму.

— Ну, зачем ты это затеял?

— Чтоб прогорел полностью, — хрипло ответил ведун.

Мичана наклонила голову набок, лукаво прищурив глаза. «Рассказывай.»

Мидра поднял хмурый взгляд на ведунью: «…перемен не избежать, Мичана. Тебе ли это не знать.»

В не растаявшей тьме ночи из густой травы к Мичане, крадучись, подошла темная фигурка существа. Ведунья запустила пальцы в густую, черную как смоль, шерсть, и существо, закрыв от удовольствия свои серые горящие глаза, положило вытянутую клыкастую морду Мичане на колено.

— Отряда у Алиды теперь нет? — кивнув на притихшее под ласковыми пальцами ведьмы существо, спросил ведун. — Удобные зверьки.

Зверюга оскалила клыкастую пасть, вскочила на лапы, готовая прыгнуть. Пальцы ведуньи сжали ощетинившийся загривок.

— Стенноли. Их называют стенноли. Они были людьми. Очень давно. Рассказывай — что удумал?

— Изменить этот мир.

— Мир-то выдержит ли перемены?

Мидра оставил вопрос без ответа.

— Значит он наследник? — не особо желая допытаться, продолжила расспрос Мичана.

— Нет. Наследница Одары — женщина. И меч подчиняется только женщинам.

— Он женат?

— Не знаю.

— Как обычно: сначала затея, а потом вопрос «как быть дальше?"Ты изменишься когда-нибудь?

Мидра поднял взгляд на Мичану. В пламени костра, искорки плясали в ее глазах, и даже под повязкой было видно, что она улыбается.

3

Тропа вела на юго-запад. Так и не найдя ни души на поляне перед землянкой ведуньи, пришлось охотнику на себя положиться. Что с того? До этого как-то справлялся. Да и пора было этот лес покинуть. «Всего-то — умыться хотел… А тут!..» До сих пор холод песка на берегу озера по пальцам ног бегает. Вошел в воду по колено, зачерпнул воду ладонями. Странно… Вода мягкая, теплая не по-весеннему утром. Лицо окатил. А под ногами живности всякой оказалось. К ногам липнут, тянут хоботки да клешни свои крохотные. Мелкая живность. Не страшно. А все же неожиданно. Губы облизнул и удивился охотник — вода соленая на вкус. «Что слезы. Уходить, пожалуй, пора… в Идолим пойду…»

Так и решил.

И снова бег охотничий. Снова дыханье ровное на такт четырех шагов. Благо, за последние два дня пути через лес Дор Ийса не встретил никого крупнее кроля. Спокоен путь. Скоро и просветы видны меж стволами станут. А за лесом степь должна начаться, ветру открытая. Земля, с редким кустарником, усыпанная островками травы. Высоко трава та растет, да зелень так набрать толком не может. То ли от того, что дождей мало в той земле, то ли от того, что небо вечное так и не укрывается облаками весь год. Вот и светит Сольве, сушит. Ветром, дыханием своим, Свавильд треплет чахлые стебли травы, доказывает свою власть в том краю. Скоро совсем. Через пару изворотов тропы, сквозь лес ведущей. Ну, через четыре, может.

На третьем извороте просветы показались. «Дошел почти…»

Тропа не оканчивалась за окоемом леса. Так и шла, еле заметной, вела, петляла средь редких островков кустарника и травы. Дор Ийса даже удивляться не стал — знать так и должны быть дороги в мире населенном, соединяющие одно с другим. Другое внимание привлекло. В степи, по всему видимо, Свавильд не шалил в тот день. Зверствовал. Заставлял степь гудеть под его натиском. «Что же… погода — не человек. С ней не договоришься. Ничего.» Охотник лишь загодя поднял ворот куртки, чтобы выскочив на окраину леса ветер не сходу под одежду пробрался. Спина от бега испариной покрылась. Ветер в раз ладони холодные свои к спине прислонит. Ни к чему это.

Внезапный порыв холодного воздуха швырнул в лицо путнику охапку листьев, перемешанных с песком и пылью. Дор, прикрывшись рукой, отвернулся и обомлел. «Так вот за что лес Молчаливым называют — ветер в степи силой не шутит, а деревья-то, гляди, стоят, почти не шелохнутся. Шелестят листвой еле слышно. Молчат…»

Подтянул у заплечного мешка лямки туже, глаза сощурил слегка, на лицо повязку и дальше в путь. Постепенно тростники и кустарники степи редели и под ногами, твердая почва сменялась песком, хрустящим при каждом шаге. Бежать по нему становилось тяжелей. «Ночь будет холодной… и близкой.» Дор сменил бег на шаг, с тревогой поглядывая на небо. Непроглядной тьмой был небосвод от нагнанных ветром туч. И порывы этого ветра не стихали. Плохо. К ночи буре быть.

Еще в детстве он слышал легенды о народе, бросившим свои селения и ушедшим на север. И если охотника не обманывала память, то здесь, в песках должен быть брошенный город. Махдара. Если верить легендам…

Оставалось надеяться, что успеет разглядеть руины древнего города, до того, как ночь спустится на песчаные дюны.

Ветер безжалостно швырял песок в лицо, глаза слезились, и Дор шел по большей части по наитию. Что-то доносилось до слуха охотника. Что-то чуждое злой песни ветра, кружившей с бурей в своем танце. Ох, ну стихия! Успеть бы дойти. «Рядом уже… близко звук.» Дор выставил вперед руку, в надежде дойти хотя бы наощупь. Лицо уже полностью спряталось под наличником. Вдруг пальцы коснулись, наконец, чего-то твердого.

Стянув повязку с лица, охотник увидел перед собой стену, сложенную из блоков. Красноватый на вид песчаник, весь изъеденный временем, ветром и вездесущим песком, кое-где обнажал в своем теле темные следы раковин морских обитателей. Потрудились строители древнего города, добывая глину на побережье и отливая из нее кирпичи. «А может море ближе было тогда? Или на берегу реки город стоял?..» Узнать разве? Охотник побрел искать укрытие в руинах, опираясь на стену и прислушиваясь. Звук, на который ориентировался Дор становился все отчетливее.

В непроглядной тьме еле заметно мелькнул темный прогалок, похожий больше на брешь, чем на вход. Удача! Нырнув, в прогалок, охотник, наконец, вдохнул полной грудью — буря не пробивалась за стены брошенного города. Даже в нависшей тьме приближающейся ночи можно было разглядеть величие трудов древних строителей. Стены жилищ, зиявшие темными колодцами вместо крыш, стояли витиеватыми рядами, выглядывая бойницами окон на похороненные песками улицы. Улицы, нынче обозначенные лишь проходами сквозь остатки домов, паутиной сходились к стенам дворца. И дворец, окруженный высокой стеной, сейчас торчал из песка, как сточенные старостью и временем клыки зверя, когда-то имевшего власть над этой землей. Теперь же, остову старой башни, возвышающейся над мертвым городом, осталось лишь завывать под порывами ветра, плача по пустоте царствующей в Махдара. И этому вою, теперь вторил жалобный скрип обломка дубовой доски, повисшей на еле живом от своей древности гвозде, раскачиваемой ветром. Без труда оторвав обломок старого перекрытия, Дор направился ближе к стенам дворца, собирая по дороге все, что могло пойти для костра.

Немного согревшись, охотник покопался в заплечном мешке. В животе пустота гуляла еще с утра. А на двух — трех глотках воды далеко ли дойдешь? Держа сверток, сделанный из размятых и переплетенных меж собой тонких еловых корешков, охотник прикинул его вес на ладони. «Хватит еще на день…» Развернул и, поделив небольшой кусок вяленого мяса надвое, вновь убрал на дно мешка. Откинувшись спиной к стене, еле торчащей из песков, расположенной где-то глубоко в пределах старого дворца, и жуя, охотник уставил усталый взгляд на скупо горящий костер. На вкус оленина уже была просто соленой и почти не разжевывалась. Чаще прилипала к зубам, чем проглатывалась, создавала ощущение, что жуешь сосновую ветку. Смолистую, без вкуса, сухую, с легким запахом хвои. «Ладно, тоже еда… не ящериц же по пескам ловить?..»

Едва утолив голод и жажду Дор попытался уснуть. Ноги еле согревались от чахлого костра, глаза слезились и чесались от вездесущего песка, который, казалось, теперь был во всех складках под одеждой, и где-то над головой выла и гудела старая башня. Охотник открыл глаза, зябко поежившись. «Может под утро успокоиться…»

Ночь шла к концу. Ветер, стихнув и разогнав на небе тучи, пускал властвовать утренний холод остывших песков пустыни. Дор, очередной раз очнувшись от дремы, так и не ставшей пусть и коротким, но сном, встал размяться. Приседая и ухая, постукивая себя по плечам ладонями, принялся ходить вокруг костра, поглядывая на небо. Если спать не удавалось, оставалось надеяться, что свет Хаале — луны, появляющейся на небосводе лишь под утро, чтобы проводить ночь своими еле заметными над горизонтом боками — позволит продолжить путь. До Идолима три дня пути. Может чуть больше. А двигаясь меньше замерзнешь, чем тут сидя, слушая вой и стоны старого города и этой башни. Надо же — ветер стих, а башня все стонет тихо. Как зовет кого-то. И голос такой, как человек кричит слабо… «Да ну… это?..» Охотнику стало в миг жарко. Мало ли? Город старый. Сколько хранят в себе тайн эти руины? Даже, если помнить легенды о том, как уходил народ с насиженных мест, то явно не отыскать в коротком повествовании следов историй о оставшихся тут. И город мертвый мог так и остаться пристанищем заблудших душ жителей, не отыскавших путь к чертогам предков. Потому, как уже некому им было показать дорогу в опустевшем, великом некогда Махдара.

По спине охотника рода Серых пробежал озноб. Утренний холод пустыни враз показался могильным, а зов и доносившийся до слуха стон — не человеческим вовсе. Взяв в руки головню из догорающего костра, Дор, все же решил посмотреть, кто издавал эти звуки. Или что?.. И пошел, крадучись, всматриваясь в темную пустоту, покинутого города. За очередным углом, выглянув на узкую улочку, ведущую за стены дворца, охотник рода Серых разглядел распластанную на песке фигуру. Сердце, подскочив к горлу, заколотилось. «Это?.. Оно ли?..» Сглотнув страх, держа над головой факел, крепко сжимая свой верный нож, осторожно приблизился к распластанной на земле фигуре. «Вот тебе раз!..» Еле дыша и почти не двигаясь на песке у ног охотника лежала Алида. Дор видел ее лишь единожды, во время своей короткой стоянки в лагере разбойного отряда Даги Кривого. Тогда Вик, охотник его родного поселения, помог ему найти стоянку разбойников. И настойку свою сварил крепче обычного, чтоб Дор Ийса уйти успел, если все не так пойдет, как задумывалось. Оно и пошло.

Свет факела позволял разглядеть следы зубов на дорогих — далеко не разбойничий наряд и не трофей вовсе — бронях. С карахами в степи встретилась Алида. Не с одним, явно. Запекшиеся пятна крови на одежде могли сказать, что стая многих не досчиталась. «До утра не дотянет…»

Дор, не сводя глаз с Алиды, отступил на несколько шагов назад. «В дорогу пора собираться… Скарб собрать и идти.» Развернулся и успел сделать лишь шаг, когда до его слуха донесся слабый стон.

Дор зажмурился. «Не по-людски это…» Бросив факел и подхватив на руки разбойницу, спешно понес к костру. Сначала согреть. «В мешок много чего укладывал… Сейчас, ты потерпи.»

У стоянки, уложив Алиду ближе к почти прогоревшему костру, подложив ей под голову свой мешок, охотник принялся искать все, что могло пойти на растопку. Благо, почти рядом с Алидой из песка торчали края досок. «Сойдет…» Дор схватил за край одну доску и потянул.

— Охотник… — позвала Алида слабым голосом.

— Подожди, сейчас, — отозвался Дор, усердно пытаясь вывернуть будущие дрова из плена песка.

Когда под ногами охотника раздался слабый треск, Дор лишь успел крикнуть:

— Держись!

Оба рухнули вниз.

4

— Охотник… Охотник…

Сквозь гул в голове пробивался слабый зов. Дор Ийса даже не хотел понимать откуда идет голос, пока пронзившая спину боль не заставила попробовать подняться на ноги. Встать получилось лишь на четвереньки, попутно сбрасывая с себя обломки старых, изъеденных жучками досок. Тряхнув головой, Дор огляделся. В непроглядной тьме залы, куда провалились они с Алидой, все что он смог разглядеть, это разбойницу, приваленную огрызками старых перекрытий и одну единственную стену. Видимо ту, что была ему защитой от ветра, когда он был наверху. Дор поднял взгляд на зияющую в потолке дыру. Не высоко. Да, пожалуй, обратно не подняться.

Дор, отряхиваясь от пыли на ходу, вытащил Алиду из-под обломков и усадил спиной к стене. Шипя от боли, жмурясь, бывшая принцесса севера держалась за бок, на котором под разодранными бронями на светлой нательной рубахе красовалось пятно запекшейся крови.

Ладно, целы. Дор наспех соорудил костер и принялся копаться в своем походном мешке. Следовало заняться ранами Алиды. Карах хоть и псовый, а раны от его зубов штука жуткая — края рваные, заживает долго.

Разминая в кулаке сухие листья хипикума — первое средство как раз на такие случаи — Дор скупо бросил разбойнице:

— Брони скидывай.

Алида, подняв усталый взгляд на охотника лишь, молча, повиновалась. Шипя от боли и жмурясь, еле совладав с застежками на боку все-таки скинула тяжелый доспех, оставшись перед Дор Ийсой в одной нательной рубахе.

— Готова? — спросил охотник и, без лишних церемоний, задрав рубаху разбойнице, так резко, чтобы сгустки запекшейся крови отскочили от тела вместе с лоскутами одежды, прижал крепкую ладонь к ране.

Алида, не выдержав, вскрикнула и с маху ударила охотника по плечу сжатым кулаком.

— Все, все, мне больнее… отпустит сейчас. Через пару часов жить будешь.

Закончив с перевязками и всучив Алиде фляжку с водой и остатки вяленого мяса, охотник взял головню из костра и принялся расхаживать по помещению, в котором они оказались. Это была большая зала с колоннами, увенчанными изваяниями божков и идолов. Стертые временем личины божков древности, смотрели на подносимый к ним огонь звериными личинами. Скалились, показывая сточенные временем зубы. Охраняли темноту и покой покинутого города. Вездесущий песок похоронил под собой, редкую утварь залы. Кое-где можно было разглядеть массивные столешницы, торчащие лишь краем из песка, на которых безжизненно болтались осколки искусно выделанных кувшинов и блюд из той же красноватой глины. Под потолком, жалобно поскрипывая, висели проржавевшие насквозь светильники, не видевшие огня, кажется, целую вечность. И с каждой стороны продолговатой залы зияли темнотой входы, некогда закрывавшийся массивными воротными ставнями. Сейчас же от дверей остались лишь огрызки досок, болтавшихся на одиноких петлях. Мертвая пустота, нарушенная незваными гостями. И теперь скрипевшая на все лады, потревоженная ворвавшимся из вне воздухом пустыни.

В свете блеклого факела охотника с востока, на стенах, обросших вековым слоем светлой пыли отразились какие-то фигуры. Дор, подойдя и смахнув рукавом пыльный налет, затаил дыхание. История, отображенная в резьбе на стенах, была похожа на то, что снилось ему в жилище ведуньи. Вот армии людей, бьющихся бок о бок с великанами против темных воинов. Вот изображен Титан Агин, раскалывающий землю под ногами бесчисленных воинств. Судорожно растирая пыль, охотник хотел увидеть все, что изображено. «Змей этот… Вот тут!.. это?..»

— Как зовут тебя, охотник, — слабый и слегка скрипучий голос Алиды отвлек Дор Ийсу от разглядывания резьбы на стене.

— А?

— Зовут как? — едва улыбнувшись переспросила разбойница

«Сама смерти мне желала, теперь имя ей моё подавай…»

— Дор меня зовут. Дор Ийса, — хмуро буркнул охотник в ответ. — Как выбраться отсюда — знаешь?

— Знаю.

Дор подошел к Алиде на расстояние трех шагов и, молча, навис над разбойницей, ожидая ответа. «Торговаться будет. Не иначе… я бы тоже стал.»

— Передохнуть бы…, — прошипела Алида, корчась от боли, пытаясь удобнее устроится.

Дор Ийсе только и оставалось, что, закинув остатки факела в костер, собрать вокруг лежащие обломки досок и перекрытий и, устроившись рядом с Алидой, откинуться к стене. Дор покачал под пяткой обломок балки, которая, по всей видимости и зацепила ему при падении по виску и, скрестив на груди руки, задумчиво уставился на огонь. Под утро усталость брала свое. В голове стихал гул и можно было услышать ровное, еле слышимое посапывание сморившейся сном Алиды. «Через пару часов разбужу… выбираться отсюда надо» Алида откуда-то знала где выход из этого песчаного каземата. Сомненья только… А вдруг пойдет ее искать кто? Тогда что? Ни к пограничным отрядам Идолима, так к разбойникам в лапы угодить. Здесь разбойницу бросить? А путь как разведать? «Не пытать же ее, в самом деле…»

Сквозь пелену накатившей дремы Алида чувствовала, как тело её окутывает могильный холод, сковывая по рукам и ногам, оставляя без воли. Даже горевший у ног костер отдалялся от неё в непроглядную, немыслимую по своей величине пустоту. В этой пустоте всплывал взгляд родных глаз отца, наполненных серым льдом вершин гор. «Помни, дочь — в каждом камне, что ты видишь, живет тело воина, что отдал свою жизнь в защиту нашего дома. И в каждом дереве, что такими скудными побегами пробиваются сквозь скалы, живет его дыханье — сильное, лишенное страха. Потому и пробивается чахлое деревцо сквозь камень. И там, где оно растет, камень всегда живой. Теплый положи ладонь. Чувствуешь тепло? Благодарным им быть. Они нам новый дом дали.» Так далеко и смутно звучал родной голос. Таял, оставляя наедине с пустотой. Рядом только оставалось тепло сильного тела охотника. «Отблагодарить нечем…» Рука принцессы медленно скользила от сильного плеча Дор Ийсы к его груди, нежно касаясь прорези на нательной рубахе. Там, под рубахой, на плетеном шнурке висел оберег. Алида сквозь сон сжала его в кулаке. Оберег был теплым. Очень теплым. Он обжигал ладонь, как уголек, выкатившийся из костра…

— Очнись…

Спутники отпрянули друг от друга, пробудившись, не в силах понять снился ли сон или оба в явь слышали голос.

— Ты… это?.. — хрипя пересохшим горлом начал спрашивать Дор, — слышала?..

Алида, сидела сжавшись в комок. На бледном лице, покрытом испариной, читались следы страха. Охотник силился расслышать бормотание бескровных губ разбойницы.

— Что?.. — взяв принцессу за плечи и встряхнув, попытался добиться ответа Дор.

— Проклят будет род сына, заточившего отца, чтобы выведать тайны… мир не придет на землю, пока дочь не пожертвует жизнью своей…

В гулкой тишине Дор еле разбирал бормотание наследницы царей. Вдруг, Алида, как очнувшись от сна, вцепилась в отвороты куртки охотника и, глядя в ошарашенное от внезапности лицо охотника, принялась рассказывать:

— Дор, я слышу его! Это место зовет меня, охотник! Это место — проклятые земли! Мое наследие, понимаешь, Дор!

Ошарашенный внезапностью охотник, еле отодрал руки Алиды от себя.

— Отпусти ты куртку! Вцепилась как клещ! — звук пощечины прокатился под сводами залы брошенного дворца, еле слышимым эхом.

Охотник знал, что надо делать в таких случаях. Досталось принцессе. «Это кровь прилила к голове, воспоминания пережитого.» Дор, покопавшись в походном мешке, достал маленький коричневый сверток. Корень черной исмы. Дурман. Мало ли, что в походе пригодиться?.. Пригодился.

Не обращая на притихшую у стены Алиду, Дор взял осколок какой-то крынки, болтавшейся неподалеку и, покрошив в нее дурман, положил на огонь.

— Вдыхай, — сухо повелел охотник разбойнице. Алида послушно втянула из поднесенной ей крынки тонкую струйку дыма носом.

Дор, сидя рядом на корточках, смотрел, как в карих глазах разбойницы страх сменялся покоем, напоминавшим безразличие.

— Слева выход, охотник. Ты идешь в Идолим. Идолим слева, — хрипловатым, низким голосом чеканила слова принцесса. — За этой залой проход в подземелья дворца. Там и выход. Ты увидишь.

— И ты увидишь, — протягивая Алиде ее брони, ответил Дор.

— Ты оставишь меня, охотник.

— Не… не оставлю, — слегка улыбнувшись, произнес Дор. «Поменьше корня исмы надо было бы…»

— Оставишь, — отрезала Алида. И, наконец, подняв на охотника взгляд, добавила, — за мной уже идут. Иди же!

И оттолкнула от себя опешившего от таких вестей Дор Ийсу.

«Так я и думал…»

Долго уговаривать не пришлось. Дор поднял свой мешок с земли, отряхнул и, закинув на плечо, направился к проходу, что указала Алида. И прежде чем раствориться в темноте, повернулся посмотреть на принцессу. «Зря, может, бросаю?.. не со всеми мне, видимо, по пути…»

— Караха увидишь — пасть ему сожми, — не глядя в сторону охотника сказала принцесса.

5

Спустившись в подземелье, Дор понял, почему Алиде было так страшно при воспоминании о своем наследии. Подземелье было тюрьмой тех мрачных времен, когда тьму из сердец и страх было трудно убрать. В свете факела повсюду в стенах темнели клети, с пригвожденными внутри узниками, вернее то, что от них осталось. Кого вешали вниз головой, кому крутили конечности так, что было не разобрать где руки, а где ноги. Остовы пыточных приспособлений, почерневшие от времени, окутанные паутиной, казалось, до сих пор пахли кровью, страхом и потом. Предназначение некоторых механизмов Дору было вообще трудно представить.

— Мудры были предки. Развлекались, как умели… зверство.

Передернув плечами, Дор огляделся. «Пасть караху, пасть караху…»

Головня догорала, и Дор взял со стены факел. Света прибавилось, но пыточная осталась неизменно мрачной. Дор принялся ощупывать стены. «Может, нажать где-нибудь надо? Похоже, она не все рассказала. Вернутся и спросить еще раз?» Дор почувствовал, как по спине пробежал озноб — легкий невесть откуда дующий ветерок, наполненный подземельным холодом. Его лоб покрылся испариной. За спиной раздались отчетливые шаги. В такт шагам звякали цепи. Дор обернулся и направил факел на звук.

— Что ты ищешь здесь, чужеземец? — тихий шепот спрашивал охотника из темноты.

— Я… я не хотел тебя тревожить, Хозяин подземелий. Я шел в Идолим и случайно провалился в руинах твоих владений. Я просто пытаюсь выбраться.

— Ложь. Откуда у тебя реликвия?

— О какой реликвии ты спрашиваешь? — робко попытался уйти от ответа Дор, локтем подвинув мешок глубже за спину.

— Не играй со мной! — прогремевший из темноты подземелья голос, заставил охотника закрыть глаза, готовясь к неизбежному.

Открыв глаза Дор увидел перед собой силуэт человека огромного роста, на три головы выше Дор Ийсы и шире его в два раза. На голову его был накинут клобук белого савана, а из оборванных рукавов торчали руки, на запястьях которых, были обрывки цепей.

— Меч. Ты либо вор, либо смельчак. Откуда он у тебя? Отвечай!

Великан приблизился на расстояние двух шагов к Дору и склонил над ним голову, накрытую саваном. От хозяина подземелий тянуло могильным холодом и Дор Ийсу, невольно, начала бить мелкая, леденящая дрожь.

— Я Дор Ийса рода Серых. В доме моих предков, на берегу Зеленой вершины, храниться камень с изображением этого меча. Эту, как ты ее назвал, реликвию приняла на хранение одна из моих предков — Илани Серая, младшая дочь Ида Серого, горца Косматых Холмов, потомка поселенцев Берега Зеленой Вершины.

— Твой рассказ складен, но все же рассказ — ложь. Я Атир, последний из рода Великанов, сын Острова Моря Титанов. Этот меч выковал я. Он сделан из обломков Луны, обители Дракона — Великого Змея, защитника людей от Тьмы. Я передал этот меч остаткам народа Берега Зеленой Вершины, и это — символ власти вождя этого народа, наследницы Иллосимы рода Лосихи Быстроногой. Как мог попасть он в род Серых?

— Я не очень хорошо помню придание, Великан… но все же помню — род Серых единственный, кто уцелели в последней битве с речными кочевниками. И ушел на восток, унеся реликвию на ее родину — Берег Зеленой Вершины.

Атир развернулся и, звеня цепями, тяжело побрел по залу. Через десять шагов он уселся на остов какого-то механизма, напоминавшего трон. Время шло, великан молчал. Дор прислонился спиной к стене и сполз вниз, усевшись и вытянув ноги, воткнул факел в песок покрывавший пол каземата. Дрожь отпустила, и тепло разлилось по телу. Он выпустил рукоять ножа и только сейчас почувствовал, с какой силой сдавливал — по затекшей кисти забегали огненные мураши.

После долгого, тянущего молчания великан хрипло и размеренно начал говорить:

— Я Атир Вождь. Великий Змей одарил меня своей силой после битвы с Тьмой. Но мое бессмертие не дало мне ничего. Я лишь пережил свой народ и видел, как он растворился во времени, превращаясь в миф. Я видел закат вашего величия. И после смерти луны — Тьефе — Великая Пустота лишь была со мной. За свою свободу мне пришлось заплатить, создав ей слугу, равного которому не быть больше. Чтобы все, что я видел не пропало зря я принял троих воспитанников, сделав их своими сыновьями. Те, кому я передал свои знания и жизненную силу, пресытившись своим бессмертием. Первый ушел на запад, на берег, где нет ничего, кроме огня и камня. Второй ушел на юг, так как любил всю морскую и речную живность. А третий… создал этот город и заковал меня в своем подземелье, для того лишь, чтоб я открыл ему тайны этой земли… Идолим — город, не многим старше тебя. А потому мне нужен твой ответ, Тот, кто владеет Мечом: что же ты будешь искать там, в Идолиме?

— Правды, великан.

— Что собой представляет Идолим, чтоб ты принял решение искать там правду?

— Город рудокопов, торговцев, ремесленников и метрополия Южной Империи.

— Люди… вы никогда не перестанете быть наивными.

— Наверняка… так ты скажешь, как идти мне отсюда в Идолим?

— Иди.

Вдруг стена за спиной Ийсы отворилась и он, не успев ухватиться за что-либо, провалился в лаз.

— Да чтоб вас! Что у вас за штуки такие?!

— У кого это — вас?

— Был со мной один сопровождающий — Мидрой зовут. Тоже отличается внезапностью.

Дор стоял на ногах, отряхиваясь, спиной к великану и не видел, как он поднял на него взгляд.

— Мидра… младший… — тихо произнес Атир и, повысив голос, добавил, — путь под землей займет два дня, возьми факел. Ты выйдешь к рудникам, и никого не смутит твой вид, путник.

— Сколько?! — Дор Ийса повернулся, с широко открытыми от изумления глазами, но великан уже растворился в темноте. — Ну что ж, спасибо, что пропустил, Хозяин подземелий.

Дор шагнул в темноту, с поднятым над головой, горящим факелом. И остановился, слегка повернув голову назад, оглядываясь. «Алида, надеюсь, ты не встретишь смерть в обители своего рода, от рук Атира Великана…»

— Не встретит. Иди, — раздался тихий, хрипловатый голос из тьмы подземелья.

Алида сидела, прижавшись спиной к стене, дрожала всем телом, обхватив руками колени. Испугано оглядывая тьму зала, ожидая чего-то скверного в пустоте, окружающей её.

Утро в развалинах города над ее головой наполнило тишиной все окружающее пространство. И в этой тишине все становилось особенно тяжело воспринимаемым и страшным. Шуршащие по углам мыши, скрипы старых досок, треск провалившихся стропил и перекрытий. И глаза, уставленные на принцессу севера из непроглядной тьмы… Принцесса с трудом выдавила из себя слова:

— Ты за мной… Скажи свое имя?

Пустота молчала. Лишь был виден взгляд, нацеленных на принцессу ярко серых глаз, горящих во тьме сущим огнем.

— Ты боишься. Но мне видно, что ты чувствуешь себя здесь хозяйкой, а не гостьей. Кто ты и почему считаешь, что я смерть тебе? — голос, хриплый и низкий вдруг обратился к разбойнице, подтверждая, что ее одурманенному разуму не померещилось.

В непроглядной тьме зала раздалось легкое шуршание одеяний, звяканье цепей и последующий за всем этим тяжелый вздох. Алида, закрыв глаза, почувствовала, как в ее пересохшем горле застрял страх перед приближающийся к ней судьбе. Оставалось только ждать, крепче обхватив колени. «Он встал… и идет ко мне… этот… этот великан. Отвечать придется, соберись!»

— Я Алида… дочь царя Аливира… а ты тот, о ком я слушала легенды от отца в своем детстве? Ты Атар?

— Атир. Атар — это мой младший брат, павший в битве с Тьмой. Я Атир Великан. Учитель предков твоего рода. Узник этого города.… и ты не ответила — ты боишься меня?

— Да.

В углу раздалось шуршание вновь, и в свете костра показалась фигура великана. В то же мгновенье раздался треск стропил потолка над головой, и в зал рухнул человек. Алида повернулась на шум. Но не переборов страха, вновь, повернула взгляд на великана. На том месте была лишь пустота, наполненная тьмой. Алида на поползла коленях, опираясь на руки, медленно продвигаясь в сторону, невесть откуда взявшегося, незнакомца. Отодвинув со спины его несколько досок придавивших непрошенного гостя, она заметила знакомую амуницию — бро́ни воинов изгоев Империи морей. Она повернула мужчину на спину и не узнала его — лицо было обезображено и искажено. Лишь по висевшему на шее оберегу — резной из кости зуб неведомой морской твари — она догадалась, что это был Крос, воин, верзила по прозвищу Шатун.

Губы Кроса дрогнули, он сделал глубокий вдох и зашелся кашлем. Веко уцелевшего глаза приоткрылось.

— Я искал тебя, Предводитель… я шел по кровавому следу в степях… и почти заплутал в песках во время бури… нам надо вернуться…вернуться к…

Тяжелое дыханье воина говорило о том, что сил он потратил много и находился на краю собственной смерти.

— Молчи, воин. Теперь некуда возвращаться…

Алида склонилась над телом и по щекам ее потекли слезы. Дрожащими руками она расстегивала на нем брони. Оторвав от подола походной своей рубахи кусок материи, смочила его остатками воды из кожаной фляги, которую оставил Дор перед уходом.

Атир смотрел из глубины зала, как у огня принцесса севера ухаживает за искалеченным воином и размышлял о том, что даже тень надежды на то, что еще не конец, может победить страх. Он знал когда-то это чувство. Когда-то. Очень давно. Вечность назад это помогло победить Тьму.

Факел, потрескивая над головой, обдавал лицо жаром и копотью. Было трудно дышать и странное чувство отсутствие времени, говорили Дор Ийсе о том, что не поздно повернуть назад и найти другой выход из подземелья. Казалось, что стены давили со всех сторон сразу, а слабый, тусклый огонек света впереди никак не приближался, сколько не иди к нему. Он был и где — то вдали и совсем рядом — протяни руку и схватишь его как светлячка ночью в ладонь. Холодным чувством наливалось тело, короткие сапоги становились тяжелыми, как будто набухли от воды. Дор Ийсе казалось, что он идет уже сто лет по тоннелю, и что вот сейчас он упадет замертво, задохнувшись. Дыхание отрывистым эхом отдавалось от стен. Не владея собой, он начал опираться одной рукой о стены лаза. Шаг, еще один, оперся, еще шаг. Опершись, еще раз он почувствовал что-то живое под рукой. Сердце подскочило к горлу, в ушах зашумело и, отдернув руку, он шарахнулся, прижавшись к противоположной стороне лаза. Осторожно выдвинув вперед руку сжимавшую факел, охотник посветил на стену. Это был паук. Крупный паук с мохнатой белой спиной и черными лапами. Не обращая на потревожившего его путника, он мерно заталкивал в челюсти какого-то нерасторопного сверчка, угодившего в его лапы. Дор слышал, как трещит панцирь съедаемого насекомого.

Выдохнув и отерев пот с левой стороны шеи, он двинулся дальше. «Главное не трогать ничего и под ноги смотреть… к пещерным вепрям в логово легче лезть, чем это все вот… успокойся, охотник. Сколько дней я уже иду, интересно?»

Так минул первый час его пути. За ним еще один. Но Дор шел невзирая на страх, не чувствуя боли и усталости. Шел. Отгонял от себя мысли о времени и шел. «Воды не взял… зря… Да где ж ее?..»

Конец ознакомительного фрагмента.