Неточные совпадения
На платформе раздалось Боже Царя храни, потом крики: ура! и живио! Один из добровольцев, высокий, очень молодой человек с ввалившеюся грудью, особенно заметно
кланялся, махая над головой войлочною шляпой и букетом. За ним высовывались,
кланяясь тоже, два
офицера и пожилой человек с большой бородой в засаленной фуражке.
— Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский
офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал,
поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
Отель был единственное сборное место в Маниле для путешественников, купцов, шкиперов. Беспрестанно по комнатам проходят испанцы, американцы, французские
офицеры, об одном эполете, и наши. Французы, по обыкновению,
кланяются всем и каждому; англичане, по такому же обыкновению, стараются ни на кого не смотреть; наши делают и то и другое, смотря по надобности, и в этом случае они лучше всех.
Во Владимире стоял тогда Сибирский уланский полк; я мало был знаком с
офицерами, но, встречаясь довольно часто с одним из них в публичной библиотеке, я стал с ним
кланяться; он был очень учтив и мил.
— А знаете что? — вдруг воскликнул весело Горизонт. — Мне все равно: я человек закабаленный. Я, как говорили в старину, сжег свои корабли… сжег все, чему
поклонялся. Я уже давно искал случая, чтобы сбыть кому-нибудь эти карточки. За ценой я не особенно гонюсь. Я возьму только половину того, что они мне самому стоили. Не желаете ли приобрести, господин
офицер?
— Это входят в церковь разные господа, — начал Петин и сначала представил, как входит молодой
офицер, подходит к самым местным иконам и перед каждой из них перекрестится,
поклонится и сделает ножкой, как будто бы расшаркивается перед ротным командиром. Потом у него вошел ломаный франт, ломался-ломался, смотрел в церкви в лорнет… И, наконец, входит молодой чиновник во фраке; он молится очень прилично, ничего особенного из себя не делает и только все что-то слегка дотрагивается до груди, близ галстука.
— Ну, молчи! — приказывал
офицер, шевеля усами. Она
кланялась и, незаметно показывая ему кукиш, шептала матери...
В понятых была Марья Корсунова. Она стояла рядом с матерью, но не смотрела на нее, и, когда
офицер обращался к ней с каким-нибудь вопросом, она, торопливо и низко
кланяясь ему, однообразно отвечала...
Никто особенно рад не был, встретив на бульваре штабс-капитана Михайлова, исключая, мóжет быть, его полка капитана Обжогова и прапорщика Сусликова, которые с горячностью пожали ему руку, но первый был в верблюжьих штанах, без перчаток, в обтрепанной шинели и с таким красным вспотевшим лицом, а второй кричал так громко и развязно, что совестно было ходить с ними, особенно перед
офицерами в белых перчатках, из которых с одним — с адъютантом — штабс-капитан Михайлов
кланялся, а с другим — штаб-офицером — мог бы
кланяться, потому что два раза встречал его у общего знакомого.
Обозный
офицер, как будто пойманный на воровстве, весь покоробился, увидав гостя, и, собирая деньги, не поднимаясь,
поклонился.
Офицера, должно быть, смутил этот взгляд; он пробормотал что-то невнятное,
поклонился — и пошел назад к своим.
Генерал занял место за столом знакомых ему
офицеров,
поклонился всем вставшим при его приходе и громко сказал: «Садитесь, господа!» — что относилось к нижним чинам. Мы молча кончили обед; Иван Платоныч приказал подать красного румынского вина и после второй бутылки, когда лицо у него повеселело и щеки и нос приняли яркий оттенок, обратился ко мне...
Встречные солдаты козыряли
офицерам, гимназисты
кланялись Никитину; и, видимо, всем гуляющим, спешившим в сад на музыку, было очень приятно глядеть на кавалькаду.
— Нет, погоди! — И от легкого прикосновения пальцев
офицер вздрогнул. — Вообрази, что и там, в городе, и везде, куда бы я ни пошел, меня подстерегают. Иду я, идет какой-то человек и меня подстерегает. Или сажусь я в коляску, а мимо проходит человек и
кланяется — он меня подстерегает.
Хвалынцева внутренно что-то передернуло: он понял, что так или иначе, а все-таки арестован жандармским штаб-офицером и что всякое дальнейшее препирательство или сопротивление было бы вполне бесполезно. Хочешь — не хочешь, оставалось покориться прихоти или иным глубокомысленным соображениям этого политика, и потому, слегка
поклонившись, он только и мог пробормотать сквозь зубы...
Опять жидко задребезжал барабан при появлении на крыльце наших
офицеров, опять десятка два солдат гавайской армии взяли ружья «на караул». Проходя по двору, Ашанин обернулся и увидал на балконе их величества уже в домашних костюмах: король был во всем белом, а королева в капоте из какой-то легкой ткани. Оба они провожали любопытными глазами гостей далекого Севера и оба приветливо улыбались и кивнули головами Ашанину, который в свою очередь, сняв шляпу,
поклонился.
Идя под руку с графом Орловым, она приветствовала
офицеров, представляемых ей адмиралом, ласково
кланялась матросам.
На него долго любовалися и пересмеивались два молодых
офицера, а потом они оба вдруг снялись с места, подошли к иноку и довольно низко ему
поклонились.
Графиня Клодина следила за ними во все глаза. Это было в гостиной. Она видела, как они оба смутились и растерялись. Княгиня побледнела при виде молодого
офицера и, едва,
поклонившись, вышла в другую комнату.
Гаген
поклонился офицеру, тут же находившемуся, шепнул ему что-то на ухо и, когда он вышел, обратился с чувством и твердостию к дяде нашему: „Выслушайте от меня, благороднейший господин, то, что произнес некогда пророк Исаия царю Езекию: устрой свой дом, ибо ты должен умереть и до вечера завтрашнего ж дня оставить мир сей”.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и
офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и
кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена,
кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски-наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять
поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом
офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
— Пожалуйте, ваше благородие, — говорил первый купец
кланяясь. —
Офицер стоял в недоуменьи, и на лице его видна была нерешимость.