Неточные совпадения
Маракуев приподнял голову, потом, упираясь руками в диван, очень осторожно сел и, усмехаясь совершенно невероятной гримасой,
от которой рот его изогнулся серпом, исцарапанное лицо уродливо расплылось, а
уши отодвинулись
к затылку, сказал...
К шапке приделана была бармица, или стальная кольчатая сеть, защищавшая
от сабельных ударов
затылок, шею и
уши.
Он был одет в рубаху серого сукна, с карманом на груди, подпоясан ремнём, старенькие, потёртые брюки были заправлены за голенища смазных, плохо вычищенных сапог, и всё это не шло
к его широкому курносому лицу,
к густой, законно русской бороде,
от глаз до плеч; она обросла всю шею и даже торчала из
ушей, а голова у него — лысая, только на висках и на
затылке развевались серые пряди жидких волос.
По-видимому, высокого, с английским пробором на
затылке, жандармского полковника заинтересовали эти басы, а полицмейстер, у которого был тоже пробор
от уха до
уха, что-то отвечал на вопросы жандарма, потом качнул головой: «слушаю, мол», и начал проталкиваться на своих коротеньких ножках
к выходу.
Позади меня стоят дети Урбенина
от первого брака — гимназист Гриша и белокурая девочка Саша. Они глядят на красный
затылок и оттопыренные
уши отца, и лица их изображают вопросительные знаки. Им непонятно, на что их отцу сдалась тетя Оля и зачем он берет ее
к себе в дом. Саша только удивлена, четырнадцатилетний же Гриша нахмурен и глядит исподлобья. Наверное, он ответил бы отказом, если бы отец попросил у него позволения жениться…
Мой враг робко подходит
к аналою, не сгибая колен, кланяется в землю, но, что дальше, я не вижу;
от мысли, что сейчас после Митьки будет моя очередь, в глазах у меня начинают мешаться и расплываться предметы; оттопыренные
уши Митьки растут и сливаются с темным
затылком, священник колеблется, пол кажется волнистым…
Низкий и сжатый лоб, волосы, начинающиеся почти над бровями, несоразмерно развитые скулы и челюсти, череп спереди узкий, переходивший сразу в какой-то широкий котел
к затылку,
уши, казавшиеся впалыми
от выпуклостей за
ушами, неопределенного цвета глаза, не смотревшие ни на кого прямо, делали то, что страшно становилось каждому, кто хотя вскользь чувствовал на себе тусклый взгляд последних, и каждому же, глядя на Малюту, невольно казалось, что никакое великодушное чувство, никакая мысль, выходящая из круга животных побуждений, не в силах была проникнуть в этот сплюснутый мозг, покрытый толстым черепом и густою щетиной.