Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали
Читать такую проповедь!
Я не крестьянин-лапотник —
Я Божиею милостью
Российский дворянин!
Россия — не неметчина,
Нам чувства деликатные,
Нам гордость внушена!
Сословья благородные
У нас труду не учатся.
У нас чиновник плохонький,
И тот полов не выметет,
Не станет печь топить…
Скажу я вам, не хвастая,
Живу почти безвыездно
В деревне сорок лет,
А
от ржаного колоса
Не отличу ячменного.
А мне поют: «Трудись...
Сие намерение есть изобразить преемственно градоначальников, в город Глупов
от российского правительства в разное время поставленных.
8. Посему: казнить, расточать или иным образом уничтожать обывателей надлежит с осмотрительностью, дабы не умалился
от таковых расточений
Российской империи авантаж [Авантаж (франц.) — выгода, польза, благоприятное положение.] и не произошло для казны ущерба.
7. Да памятует градоправитель, что не
от кого иного слава
Российской империи украшается, а прибытки казны умножаются, как
от обывателя.
1) Ежели таковых областей, в коих градоначальники станут второго сорта законы сочинять, явится изрядное количество, то не произойдет ли
от сего некоторого для архитектуры
Российской Державы повреждения?
— Как же это у вас: выпустили «Манифест
Российской социал-демократической партии» и тут же печатаете журнальчик «Рабочее знамя», но уже
от «Русской» партии и более решительный, чем этот «Манифест», — как же это, а?
После этого церемониймейстер пришел и объявил, что его величество сиогун прислал
российскому полномочному подарки и просил принять их. В знак того, что подарки принимаются с уважением, нужно было дотронуться до каждого из них обеими руками. «Вот подарят редкостей! — думали все, —
от самого сиогуна!» — «Что подарили?» — спрашивали мы шепотом у Посьета, который ходил в залу за подарками. «Ваты», — говорит. «Как ваты?» — «Так, ваты шелковой да шелковой материи». — «Что ж, шелковая материя — это хорошо!»
Поступая так, он старался только о том, чтобы был выдержан тон и не было явного противоречия самому себе, к тому же, нравственны или безнравственны его поступки сами по себе, и о том, произойдет ли
от них величайшее благо или величайший вред для
Российской империи или для всего мира, он был совершенно равнодушен.
Этим Заполье резко отличалось
от коренных
российских городов.
Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровию
от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории
российской.
Каждую неделю два раза вся
Российская империя извещается, что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего
от него требуют.
Фамилии будущих господ офицеров и названия выбранных ими частей уже летят, летят теперь по почте в Петербург, в самое главное отделение генерального штаба, заведующее офицерскими производствами. В этом могущественном и таинственном отделении теперь постепенно стекаются все взятые вакансии во всех
российских военных училищах, из которых иные находятся страшно далеко
от Питера, на самом краю необъемной
Российской империи.
Тут же мне вручили пакет, в котором было пятнадцать новеньких, номер за номером, радужных сторублевок, билет на шелковой материи
от министерства путей сообщения на бесплатный проезд в первом классе по всей сети
российских железных дорог до 1 января 1897 года и тут же на веленевой бумаге открытый лист
от Комитета выставки, в котором просят «не отказать в содействии В.А. Гиляровскому, которому поручено озаботиться возможно широким распространением сведений о выставке».
«
Российское правительство отнеслось к китайским министрам, чтоб, по силе заключенного между Россиею и Китаем договора, обратно выдали бежавших с Волги калмыков; но получило в ответ, что китайский двор не может удовлетворить оной просьбы по тем же самым причинам, по которым и
российский двор отказал в выдаче Сэрына, ушедшего из Чжуньгарии на Волгу, для спасения себя
от преследования законов.
«
Российские отряды, назначенные для преследования беглецов, по разным причинам, зависевшим более
от времени и местности, не могли догнать их.
Муж Гугнихи в малых летах слыхал
от стариков, что
от реки Яика не очень далеко есть
российские города Астрахань и другие.
Последние, из старых крепостников, называли его якобинцем, а чиновники, имевшие
от правительства по службе секретные циркуляры, знали, что дворянину Николаю Петровичу Вышеславцеву, высланному из Парижа за участие в Коммуне в 1871 году, воспрещается министром внутренних дел проживание в столицах и губернских городах по всей
Российской империи.
— Я думаю, что теперь, когда Чурилке нанесен такой решительный удар, немного останется
от прежних трудов по части изучения
российских древностей!
— Наш род
от вшеда (он так выговаривал слово швед);
от вшеда Харлуса ведется, — уверял он, — в княжение Ивана Васильевича Темного (вон оно когда!) приехал в Россию; и не пожелал тот вшед Харлус быть чухонским графом — а пожелал быть
российским дворянином и в золотую книгу записался. Вот мы, Харловы, откуда взялись!.. И по той самой причине мы все, Харловы, урождаемся белокурые, очами светлые и чистые лицом! потому снеговики́!
Должно признаться, что я не имел никакого понятия о знаменитости Николева; слыхал только
от Шушерина об его трагедии «Сорена и Замир», напечатанной в «
Российском феатре» и не попавшей в «Творения Николева», которую обыкновенно называли просто «Сорена».
Он захотел познакомить меня с Николаем Михайловичем Шатровым, который был тогда в славе — и в светском обществе и в кругу московских литераторов — за стихотворение свое «Мысли россиянина при гробе Екатерины Великой», [Впоследствии оно называлось иначе, а именно: «Праху Екатерины Второй»; под сим заглавием напечатано оно в третьей части «Стихотворений Н. Шатрова», изданных в пользу его
от Российской академии.] в котором точно очень много было сильных стихов: они казались смелыми и удобоприлагались к современной эпохе.
[Эта пародия была напечатана в 4-м томе «Творений» Николева (1797), под названьем: «Ода 1-я
Российским солдатам на взятие крепости Очакова сего 1796 года, декабря 6-го, сочиненная
от лица некоего древнего
Российского пииты»; она начинается так: «Аз чудопевец» и пр.
Первое из них имеет заглавие «Знаменитые происшествия второй эпохи
российской истории
от 862 по 1224 год».
Польза,
от сего происходящая, ощутительна, как в рассуждении
российского слова, так и вообще в рассуждении просвещения».
Можно даже предполагать, что прекращение этого издания зависело отчасти
от того, что недостало материалов для продолжения «Записок о
российской истории».
В «Челобитной
российской Минерве» Фонвизин так же резко говорит о многих вельможах, которые, «пользуясь высочайшей милостию, достигли до знаменитости, сами не будучи весьма знамениты, и возмечтали о себе, что сияние дел, Минервою руководствуемых, происходит якобы
от искр их собственной мудрости, ибо, возвышаясь на степени, забыли они совершенно, что умы их суть умы жалованные, а не родовые, и что по штатным спискам всегда справиться можно, кто из них и в какой торжественный день пожалован в умные люди».
(15) Из Москвы прислано письмо о собачниках (ч. I, ст. XX); письмо Редкобаева (ч. II, ст. VII); письмо с приложением стихов Китайца к татарскому мурзе (ч. V, ст. I) г-жи М. С. и ее же письмо при посылке стансов на учреждение
Российской академии (ч. I, ст. IV). Кроме того, подписью: «Прислано из Москвы
от неизвестного» отмечены два стихотворения: «Сон» (ч. VI, ст. XIV) и «К самому себе» (ч. VII, ст. XVII).
— Нет, лучше совсем одичаю, лучше пусть буду с дикими зверьми по лесам скитаться, но да не скажет никто, что
российский дворянин, князь Урус-Кучум-Кильдибаев,
от принципов отступил!
Оттоманы, спасенные бегством
от меча
Российского, разили воинов Иосифа, тех, которые прежде сами побеждали храбрейшие армии в Европе.
Екатерина прибавила как другие языки (особливож совершенное знание
Российского), так и все необходимые для государственного просвещения науки, которые, смягчая сердце, умножая понятия человека, нужны и для самого благовоспитанного Офицера: ибо мы живем уже не в те мрачные, варварские времена, когда
от воина требовалось только искусство убивать людей; когда вид свирепый, голос грозный и дикая наружность считались некоторою принадлежностию сего состояния.
Чрез умножение Окружных городов умножилось купечество и процвело чрез многолюдство Губернских, которых торжища скоро представили богатое собрание плодов
Российской и чужеземной промышленности. Самые нравы торговых людей,
от многих и близких сношений с Дворянством более просвещенным, утратили прежнюю свою грубость, и богатый купец, видя пред собою образцы в лучшем искусстве жизни, неприметно заимствовал вкус и светскую обходительность.
Сим предметом еще не ограничились труды их: Монархиня желала, чтобы они исследовали все исторические монументы в нашей Империи; замечали следы народов, которые
от стран Азии преходили Россию, сами исчезли, но оставили знаки своего течения, подобно рекам иссохшим; желала, чтобы они в развалинах, среди остатков древности, как бы забытых времен, искали откровений прошедшего; чтобы они в нынешних многочисленных народах
Российских узнавали их неизвестных предков, разбирая языки, происхождение и смесь оных; чтобы они, наблюдая обычаи, нравы, понятия сих людей, сообщили Историку и Моралисту новые сведения, а Законодателю новые средства благодеяния.
Сии избранные мужи должны были
от берегов Невы до гор Рефейских, до морей Азовского, Каспийского и далее, видеть и описать Россию в трех царствах Природы, проникнуть во внутренность пустынь, во глубину пещер и лесов дремучих, где око наблюдателя еще никогда не примечало за творческою Натурою, где она искони действовала уединенно или пред свидетелями невнимательными; исчислить минералы в недрах земли, растения на зеленых коврах ее, животных в трех стихиях и, таким образом, собрать богатства для
Российской Естественной Истории.
Сии славные глубокие окопы, которые
от Черного моря простираются до Азовского, не могли остановить торжественного течения Ее воинов, и Крым, последнее убежище варваров, бывших некогда ужасом и бичем нашего отечества, пал к стопам
Российского Гения.
Хорошему всегда веришь охотнее, а писатели екатерининского времени так увлечены были мечтою о златом веке, так доверяли мудрости
российской Минервы, так привыкли ждать всего прекрасного
от царствующей над ними Астреи, что готовы были не только поверить первому слуху об освобождении ею крестьян, но даже и сочинить на этот слух восторженную оду.
Созвание (по выражению объяснителя к сочинениям Державина) «депутатов из всех народов, составляющих
Российскую империю,
от дальнейших краев Сибири, камчадалов, тунгусов,
от каждой области по два человека, даже якутов и пр.» — оставило памятник по себе и в следующих стихах певца Екатерины (Державин, I, стр. 144...
Один из ближайших сродственников батенькиных, быв человек отличного
от нашего времени ума, много путешествовал по всем пределам
Российского государства, и что подметит любопытненькое, то и купит.
Тут уже Сумароков пришел в истинное негодование и
от души высказал, что этот [«подлый] народ[«] не стоит чести смотреть трагедии
российского Корнеля и Расина и что [сей подлый народ есть необразованная скотина, не признающая даже] таких авторитетов, как г. Вольтер и он, г.
Внизу расстилаются тучные, густо-зеленые цветущие луга, а за ними, по желтым пескам, течет светлая река, волнуемая легкими веслами рыбачьих лодок или шумящая под рулем грузных стругов, которые плывут
от плодоноснейших стран
Российской империи и наделяют алчную Москву хлебом.
Все сие обновляет в моей памяти историю нашего отечества — печальную историю тех времен, когда свирепые татары и литовцы огнем и мечом опустошали окрестности
российской столицы и когда несчастная Москва, как беззащитная вдовица,
от одного бога ожидала помощи в лютых своих бедствиях.
От российской чиновничьей неволи...
— Ох, дворянчики, дворянчики! полюбились вам иностранчики!
От российского вы отклонилися — на чужое преклонилися, к иноземцам обратилися…
Теперь по возможности стараются удерживаться
от такой смешной игры в имена, но сущность современных эстетических рассуждений о «вечных, общечеловеческих, мировых» достоинствах наших писателей постоянно напоминает нам наивность старинных восклицаний о
российских Гомерах и наших родных Байронах…
Думаю себе: «Пускай мне хоть голову снимут, а уйду же я
от тех опонцев в
Российское царство».
Угощение бояр и закрытие на целый день гостиницы сполна окупались обещанными льготами, избавляя
от пожертвований, ежегодно делаемых
российским купечеством добровольно, то есть наступя на горло.
Даже сам боцман Федотов, уже на что всегда лаявшийся на все иностранные порты, хотя он в них дальше ближайшего
от пристани кабака никогда и не заглядывал, и находивший, что чужим городам против
российских не «выстоять», и что только в России водка настоящая и есть бани, а у этих «подлецов», под которыми Федотов разумел представителей всех наций без разбора, ни тебе настоящей водки, ни тебе бань, — и тот даже находил, что в Гонолуле ничего себе и что народ даром что вроде арапов, а обходительный, приветливый и угостительный.
Завещаю, чтобы вся русская нация
от первого до последнего человека исполнила сию нашу последнюю волю и чтобы все, в случае надобности, поддерживали и защищали Елизавету, мою единственную дочь и единственную наследницу
Российской империи.
У него была запущенная болезнь, которая безобразила его лицо, да и общее его физическое состояние было крайне расшатано, опять-таки
от российского недуга — алкоголизма.
О Бакунине я и раньше слыхал часто и помногу
от разных посетителей Герценовой гостиной в Лондоне, в том числе
от А.Ф.Писемского, который прекрасно передавал его тон и даже интонации его зычного, как бы протодьяконского голоса (хотя он и ничего общего с духовным званием не имел, а был и остался характерным
российским дворянином, тверским экс-помещиком и московским интеллигентом 30-х годов).
Увлекающийся Павел Петрович считая уже себя обладателем острова Мальты, занятого еще французами, приказал президенту академии наук, барону Николаи, в издаваемом
от академии наук календаре означить этот остров «губерниею
Российской империи» и назначил туда русского коменданта, с трехтысячным гарнизоном.