Неточные совпадения
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор
к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих
отправлял в часть.
— Ани? (так звала она дочь свою Анну) Здорова. Очень поправилась. Ты хочешь видеть ее? Пойдем, я тебе покажу ее. Ужасно много было хлопот, — начала она рассказывать, — с нянями. У нас Итальянка была кормилицей. Хорошая, но так глупа! Мы ее хотели
отправить, но девочка так привыкла
к ней, что всё еще держим.
Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили его уединение; прежде всего он
отправил квартального
к черту, но, когда прочитал в записке городничего, что может случиться пожива, потому что на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту же минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился
к ним.
Но мало-помалу между ними и Соней завязались некоторые более близкие отношения: она писала им письма
к их родным и
отправляла их на почту.
Дико́й. А за эти вот слова тебя
к городничему
отправить, так он тебе задаст! Эй, почтенные! прислушайте-ко, что он говорит!
Иван Кузмич оборотился
к жене и сказал ей: «А слышь ты, матушка, и в самом деле, не
отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?»
Отправь ее завтра ж одну
к родителям твоим: а сам оставайся у меня в отряде.
Любопытство меня мучило: куда ж
отправляют меня, если уж не в Петербург? Я не сводил глаз с пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно. Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом, снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо
к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством».
— Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. — Маше здесь оставаться не гоже.
Отправим ее в Оренбург
к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.
— Можете себе представить: подходит
к вам эдакий страшный и предлагает: не желаете ли, бытие божие докажу? И за полбутылки водки утверждал и отвергал, доказывал. Очень забавно. Его будто бы даже били,
отправляли в полицию… Но, вот видите, оказалось, что он… что-то значит! Философ, да?
За границей, слыхать, молодых-то лишних
отправляют к неграм,
к индейцам, в Америку, а у нас — они дома толпятся…
— А я в то утро, как увели вас, взяла корзинку, будто на базар иду, а сама
к Семену Васильичу,
к Алексею Семенычу, так и так, — говорю. Они в той же день Танечку
отправили в Кострому, узнать — Варя-то цела ли?
— Чтобы Столыпина
отправили к чертовой матери, — проворчал соседу толстый человек впереди Самгина, — сосед дремотно ответил...
Он не договорил и задумался. А он ждал ответа на свое письмо
к жене. Ульяна Андреевна недавно написала
к хозяйке квартиры, чтобы ей прислали… теплый салоп, оставшийся дома, и дала свой адрес, а о муже не упомянула. Козлов сам
отправил салоп и написал ей горячее письмо — с призывом, говорил о своей дружбе, даже о любви…
Дело в том, что одному «малютке» было шестнадцать, а другому четырнадцать лет, и Крицкая
отправила их
к дяде на воспитание, подальше от себя, чтоб они возрастом своим не обличали ее лет.
Василиса доложила барыне. Татьяна Марковна велела позвать Меланхолиху, ту самую бабу-лекарку,
к которой
отправляли дворовых и других простых людей на вылечку.
В десять часов я намеревался отправиться
к Стебелькову, и пешком. Матвея я
отправил домой, только что тот явился. Пока пил кофей, старался обдуматься. Почему-то я был доволен; вникнув мгновенно в себя, догадался, что доволен, главное, тем, что «буду сегодня в доме князя Николая Ивановича». Но день этот в жизни моей был роковой и неожиданный и как раз начался сюрпризом.
— Есть. До свиданья, Крафт; благодарю вас и жалею, что вас утрудил! Я бы, на вашем месте, когда у самого такая Россия в голове, всех бы
к черту
отправлял: убирайтесь, интригуйте, грызитесь про себя — мне какое дело!
Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно было под английским флагом. Адмирал сейчас
отправил навстречу
к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через два корабль стоял уже близ нас на якоре.
Вы лучше подождите, — заключил я, — когда учредятся европейские фактории, которые, конечно, выговорят себе право
отправлять дома богослужение, и вы сначала везите священные книги и предметы в эти фактории, чего японцы par le temps qui court запретить уже не могут, а от них исподволь, понемногу, перейдут они
к японцам».
Маслову могли
отправить с первой отходящей партией, и потому Нехлюдов готовился
к отъезду.
Утром был довольно сильный мороз (–10°С), но с восходом солнца температура стала повышаться и
к часу дня достигла +3°С. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно идти в одних рубашках,
к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду
отправить морем на лодке, а с собой мы несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу с лодкой должен был прийти
к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
Татьяна Борисовна
отправила к племяннику двести пятьдесят рублей. Через два месяца он потребовал еще; она собрала последнее и выслала еще. Не прошло шести недель после вторичной присылки, он попросил в третий раз, будто на краски для портрета, заказанного ему княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна отказала. «В таком случае, — написал он ей, — я намерен приехать
к вам в деревню для поправления моего здоровья». И действительно, в мае месяце того же года Андрюша вернулся в Малые Брыки.
От гольдских фанз шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел на Ното, другой шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы
отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти
к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Сориентировавшись, я спустился вниз и тотчас
отправил Белоножкина назад
к П.
К. Рутковскому с извещением, что дорога найдена, а сам остался с китайцами. Узнав, что отряд наш придет только
к вечеру, манзы собрались идти на работу. Мне не хотелось оставаться одному в фанзе, и я пошел вместе с ними.
Ввиду приближения зимнего времени довольствие лошадей сделалось весьма затруднительным. Поэтому я распорядился всех коней с А.И. Мерзляковым и с частью команды
отправить назад
к заливу Ольги. Вследствие полного замирания растительности Н.А. Пальчевский тоже пожелал возвратиться во Владивосток. Для этого он решил воспользоваться шхуной Гляссера, которая должна была уйти через 2 суток.
Тропа, по которой мы шли, привела нас
к лудеве длиной в 24 км, с 74 действующими ямами. Большего хищничества, чем здесь, я никогда не видел. Рядом с фанзой стоял на сваях сарай, целиком набитый оленьими жилами, связанными в пачки. Судя по весу одной такой пачки, тут было собрано жил, вероятно, около 700 кг. Китайцы рассказывали, что оленьи сухожилья раза два в год
отправляют во Владивосток, а оттуда в Чифу. На стенках фанзочки сушилось около сотни шкурок сивучей. Все они принадлежали молодняку.
Но непомерный восторг производится тем, когда обманом приведут
к этой сцене Бьюмонта и
отправляют его в угол.
Винценгероде, узнав о письме, объявил моему отцу, что он его немедленно
отправит с двумя драгунами
к государю в Петербург.
Пил он до того, что часто со свадьбы или с крестин в соседних деревнях, принадлежавших
к его приходу, крестьяне выносили его замертво, клали, как сноп, в телегу, привязывали вожжи
к передку и
отправляли его под единственным надзором его лошади.
Прошло с год, дело взятых товарищей окончилось. Их обвинили (как впоследствии нас, потом петрашевцев) в намерении составить тайное общество, в преступных разговорах; за это их
отправляли в солдаты, в Оренбург. Одного из подсудимых Николай отличил — Сунгурова. Он уже кончил курс и был на службе, женат и имел детей; его приговорили
к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь.
— Разумеется, дело не важное; но вот оно до чего вас довело. Государь тотчас вспомнил вашу фамилию и что вы были в Вятке и велел вас
отправить назад. А потому граф и поручил мне уведомить вас, чтоб вы завтра в восемь часов утра приехали
к нему, он вам объявит высочайшую волю.
Это было варварство, и я написал второе письмо
к графу Апраксину, прося меня немедленно
отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют. Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
По прошествии же данного срока предписывалось всех годных
к военной службе отдать в солдаты, остальных
отправить на поселение, отобрав детей мужеского пола.
— Знаем мы, что ты казенный человек, затем и сторожу
к тебе приставили, что казенное добро беречь велено. Ужо оденем мы тебя как следует в колодки, нарядим подводу, да и
отправим в город по холодку. А оттуда тебя в полк… да скрозь строй… да розочками, да палочками… как это в песне у вас поется?..
— А ты знаешь ли, что я тебя за эти слова
к исправнику
отправлю, да напишу, чтобы он хорошенько тебя поучил! — пригрозил Федор Васильич, не теряя самообладания.
Едал, покойник, аппетитно; и потому, не пускаясь в рассказы, придвинул
к себе миску с нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил, которыми мужик берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставил корку хлеба и — глядь, и
отправил в чужой рот.
Услужливые старухи
отправили ее было уже туда, куда и Петро потащился; но приехавший из Киева козак рассказал, что видел в лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки по всем приметам узнали Пидорку; что будто еще никто не слыхал от нее ни одного слова; что пришла она пешком и принесла оклад
к иконе Божьей Матери, исцвеченный такими яркими камнями, что все зажмуривались, на него глядя.
В последние годы, когда А.
К. Саврасов уже окончательно спился, он иногда появлялся в грибковской мастерской в рубище. Ученики радостно встречали знаменитого художника и вели его прямо в кабинет
к С. И. Грибкову. Друзья обнимались, а потом А.
К. Саврасова
отправляли с кем-нибудь из учеников в баню
к Крымскому мосту, откуда он возвращался подстриженный, одетый в белье и платье Грибкова, и начиналось вытрезвление.
И прямо — в «вагончик»,
к «княжне», которой дал слово, что придет. Там произошла сцена ревности. Махалкин избил «княжну» до полусмерти. Ее
отправили в Павловскую больницу, где она и умерла от побоев.
А раз Сашка Кочерга наткнулась на полицию, и ее
отправили в участок, а оттуда
к Ольге Петровне, которая ее знала хорошо, на перевязку.
Черный хлеб, калачи и сайки ежедневно
отправляли в Петербург
к царскому двору. Пробовали печь на месте, да не выходило, и старик Филиппов доказывал, что в Петербурге такие калачи и сайки не выйдут.
Отправит ли их новый барин куда-нибудь
к себе в «деревню, в глушь, в Саратов», а семью разбросает по другим вотчинам…
Шляхта собралась у старика Погорельского, человека сведущего в вопросах чести, и на общем совете было решено
отправить к Лохмановичу депутацию.
Нагибинское дело остановилось в неопределенном положении. За недостатком улик был выпущен и Полуянов. Выпущенный раньше Лиодор несколько раз являлся
к следователю с новыми показаниями, и его опять сажали в острог, пока не оказывалось, что все это ложь. Все внимание следователя сосредоточивалось теперь именно на Лиодоре, который казался ему то психически ненормальным человеком, то отчаянным разбойником, смеявшимся над ним в глаза. В последний раз Лиодора
к следователю
отправил сам Харитон Артемьич.
Анфуса Гавриловна решительно ничего не могла с ним поделать и
отправила на поправку
к новому зятю, на которого надеялась теперь, как на каменную стену.
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам
отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой запалит. Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился
к попу Макару, благо помочь подвернулась. В самый раз дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он на дне морском сыщет.
В 1888 г. в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду того что ни в Тымовском, ни в Александровском округах нет уже места для отвода участков, между тем как число нуждающихся в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных, более опытных в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые
отправлять к отысканию мест, годных под поселения».
Крестьянин из ссыльных может оставить Сахалин и водвориться, где пожелает, по всей Сибири, кроме областей Семиреченской, Акмолинской и Семипалатинской, приписываться
к крестьянским обществам, с их согласия, и жить в городах для занятия ремеслами и промышленностью; он судится и подвергается наказаниям уже на основании законов общих, а не «Устава о ссыльных»; он получает и
отправляет корреспонденцию тоже на общих основаниях, без предварительной цензуры, установленной для каторжных и поселенцев.
Его же о предыдущем, каким образом
отправлять ценсуру: «Лета 1486 Бертольд и пр. Почтеннейшим, ученейшим и любезнейшим нам во Христе И. Бертраму богословия, А. Дидриху законоучения, Ф. де Мешеде врачевания докторам и А. Елеру словесности магистру здравие и
к нижеписанному прилежание.