Неточные совпадения
Или вечером сидишь один с сальной свечой в своей комнате; вдруг на секунду, чтоб снять со свечи или поправиться на стуле,
отрываешься от книги и видишь, что везде в дверях, по углам темно, и слышишь, что везде в
доме тихо, — опять невозможно не остановиться и не слушать этой тишины, и не смотреть на этот мрак отворенной двери в темную комнату, и долго-долго не пробыть в неподвижном положении или не пойти вниз и не пройти по всем пустым комнатам.
Максим, покидая родительский
дом, не успел определить себе никакой цели. Он хотел только
оторваться от ненавистной жизни царских любимцев,
от их нечестивого веселья и ежедневных казней. Оставя за собою страшную Слободу, Максим вверился своей судьбе. Сначала он торопил коня, чтобы не догнали его отцовские холопи, если бы вздумалось Малюте послать за ним погоню. Но вскоре он повернул на проселочную дорогу и поехал шагом.
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною, в комнату заглядывали душные тени. День был пёстрый, над Ляховским болотом стояла сизая, плотная туча,
от неё не торопясь
отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли на город, и тени их ощупывали
дом, деревья, ползали по двору, безмолвно лезли в окно, ложились на пол. И казалось, что
дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
— Нет, они мне не дети! Никогда ими не были! — надорванным голосом возразил Глеб. — На что им мое благословение? Сами они
от него отказались. Век жили они ослушниками! Отреклись — была на то добрая воля — отреклись
от отца родного,
от матери, убежали из
дома моего… посрамили мою голову, посрамили всю семью мою, весь
дом мой…
оторвались они
от моего родительского сердца!..
И так много лет набивала она бездонную, неустанно жевавшую пасть, он пожирал плоды ее трудов, ее кровь и жизнь, голова его росла и становилась всё более страшной, похожая на шар, готовый
оторваться от бессильной, тонкой шеи и улететь, задевая за углы
домов, лениво покачиваясь с боку на бок.
Вера осталась одна; но, во-первых, Петр Васильич посещал ее часто, а главное — старик отец решился
оторваться от своего любимого обиталища и переехал на время в
дом к дочери.
Отец представил его обеим дамам, но те поклонились ему через плечо, не
отрываясь от своего дела, и отец увел его в
дом, а один из дворовых, подавая тете дегтярное мыло и воду, чтобы вымыть руки, доложил ей вкратце, что это за человек г. Алымов и какую он штуку сделал, вымочив в навозной жиже рожь, чтобы сделать ее несъедобной.
Пришла, наконец, пора расставанья, насилу
оторвался Марко Данилыч
от дочки, а уехавши, миновал свой город и с последним пароходом сплыл в Астрахань, не глядеть бы только на опустелый без Дунюшки
дом.
В этом уединенном уголке было хорошо и уютно. Мадлен радовалась этому, рассчитывая, что это заставит Николая Герасимовича чаще оставаться
дома и отвлечет
от шумной клубной парижской жизни, в которой он совершенно погряз и
от которой не мог
оторваться.
Весть об этом моментально облетела всю дворню, всех слуг высокого
дома, всех рабочих приисков и жителей поселка, и они по несколько человек за раз
отрывались от работы и бежали поглядеть на покойника. Никто не знал его. Явился староста поселка.
Один хозяин
дома по-прежнему не
отрывался от газеты.
Но тот только махнул рукой и, промямлив что-то себе под нос, встал из-за стола, подошел к матери, наскоро чмокнул её руку, тоже самое проделал с рукой отца и поспешно вышел из комнаты, сказав с порога, что он опоздает в училище и должен спешить поэтому. Тут только хозяин
дома оторвался от своей газеты.