Неточные совпадения
— Так вот Аркашка, после свадебного пира,
открывал сердце свое пред полупьяным купечеством, развивая пред Разуваевыми тему будущей лекции
своей: «Религия как регулятор поведения».
Так и случилось: Бурмин, чувствуя затруднительность
своего положения, объявил, что искал давно случая
открыть ей
свое сердце, и потребовал минуты внимания.
Матушка осторожно
открывает помещения, поворачивает каждую вещь к свету и любуется игрою бриллиантов. «Не тебе бы, дылде, носить их!» — произносит она мысленно и, собравши баулы, уносит их в
свою комнату, где и запирает в шкап. Но на
сердце у нее так наболело, что, добившись бриллиантов, она уже не считает нужным сдерживать себя.
— Вот я, мой друг, и придумала… Да что же ты, однако, молчишь? Я, как мать, можно сказать, перед тобой
свое сердце открываю, а ты хоть бы слово!
Она протянула руку к чашке, увидала, что пальцы ее покрыты пятнами запекшейся крови, невольным движением опустила руку на колени — юбка была влажная. Широко
открыв глаза, подняв бровь, она искоса смотрела на
свои пальцы, голова у нее кружилась и в
сердце стучало...
Чистота, полная преданность воле Бога и горячность этой девушки поразили старца. Он давно уже хотел отречься от мира, но монастырь требовал от него его деятельности. Эта деятельность давала средства монастырю. И он соглашался, хотя смутно чувствовал всю неправду
своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек. И открывшаяся ему душа этой девушки
открыла ему и его душу. И он увидал, как он был далек от того, чем хотел быть и к чему влекло его его
сердце.
Если б только он знал все мои страдания!» — болезненно думал Калинович, и первое его намерение было во что бы ни стало подойти к Белавину,
открыть ему
свое сердце и просить, требовать от него, чтоб он не презирал его, потому что он не заслуживает этого.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое
сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю
свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не
открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от
своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Фоме думалось, что она глубоко в
сердце своем прячет от всех что-то страшное, что никогда никого она не полюбит, не
откроет всю себя.
Он говорил не уставая, а когда дошёл до момента встречи с Маклаковым, вдруг остановился, как перед ямой,
открыл глаза, увидал в окне тусклый взгляд осеннего утра, холодную серую бездонность неба. Тяжело вздохнул, выпрямился, почувствовал себя точно вымытым изнутри, непривычно легко, приятно пусто, а
сердце своё — готовым покорно принять новые приказы, новые насилия.
Открыть мне настоящее положение дел — ему сначала не хотелось: это значило войти в заговор с мальчиком против
своего начальства; он чувствовал даже, что я не пойму его, что не буду уметь написать такого письма, какое мог бы одобрить Камашев; лишить мою мать единственного утешения получать мои задушевные письма — по доброте
сердца он не мог.
Так было и с Сашею Погодиным, юношею красивым и чистым: избрала его жизнь на утоление страстей и мук
своих,
открыла ему
сердце для вещих зовов, которых не слышат другие, и жертвенной кровью его до краев наполнила золотую чашу.
До такой меры она полюбила Силу Ивановича, что все
свое сердце ему
открыла, все
свои горести и радости ему повычитала.
Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: это я предвидел, это должно было случиться. Потом
открыл письмо графини, перечел его снова, повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его
сердце. Посмотрев на часы, увидел он, что время ехать. Ибрагим был бы очень рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и государь строго требовал присутствия
своих приближенных. Он оделся и поехал за Корсаковым.
Забудь ее, люби меня,
Твоей подругой неизменной…»
Но пленник
сердца своегоНе мог
открыть в тоске глубокой,
И слезы девы черноокой
Души не трогали его…
Потому что в памяти моей она напечатлелась, как сладкий сон, который долго помнишь после пробуждения; потому что я вечно буду помнить тот миг, когда вы так братски
открыли мне
свое сердце и так великодушно приняли в дар мое, убитое, чтоб его беречь, лелеять, вылечить его…
Я ожидал, что Настенька, которая слушала меня,
открыв свои умные глазки, захохочет всем
своим детским, неудержимо-веселым смехом, и уже раскаивался, что зашел далеко, что напрасно рассказал то, что уже давно накипело в моем
сердце, о чем я мог говорить как по-писаному, потому что уже давно приготовил я над самим собой приговор, и теперь не удержался, чтоб не прочесть его, признаться, не ожидая, что меня поймут; но, к удивлению моему, она промолчала, погодя немного слегка пожала мне руку и с каким-то робким участием спросила...
Хоть и случалось, правда, что она
открывала мне подчас, как бы невольно,
свое сердце; но я заметил, что часто, да почти и всегда, после этих открытий или в смех обратит все сказанное, или запутает и с намерением придаст всему ложный вид.
Она вас и оценит, станет вашим другом,
откроет вам все
свое сердце, но в этом
сердце все-таки будет царить ненавистный мерзавец, скверный и мелкий процентщик Де-Грие.
Открыл ли мне
сердце свое?
Но Варвара Михайловна, напротив, ежеминутно
открывая в
своей дочери драгоценнейшие качества и
сердца, и нрава, и здравого ума, которого и не подозревала, и видя в то же время ее детскую невинность, ее совершенное непонимание важности дела, к которому готова была приступить, — Варвара Михайловна думала о другом: как бы оттянуть свадьбу на год, как бы сделать так, чтоб жених прежде вполне узнал и оценил, какое сокровище получает.
— То-то и есть, что нет, — отвечал я, на этот раз более занятый заботой, чем искрометными глазами красавицы, и пресерьезно обрадовавшись, что нашлось наконец доброе
сердце, которому можно
открыть свое горе. — Я уж искал, да все стулья заняты, — прибавил я, как будто жалуясь ей на то, что все стулья заняты.
M-me M* не отвечала, но быстро поднялась со скамьи, подошла ко мне и наклонилась надо мною. Я чувствовал, что она смотрит мне прямо в лицо. Ресницы мои задрожали, но я удержался и не
открыл глаз. Я старался дышать ровнее и спокойнее, но
сердце задушало меня
своими смятенными ударами. Горячее дыхание ее палило мои щеки; она близко-близко нагнулась к лицу моему, словно испытывая его. Наконец, поцелуй и слезы упали на мою руку, на ту, которая лежала у меня на груди. И два раза она поцеловала ее.
Но в этот миг
сердце наконец изменило мне и, казалось, выслало всю
свою кровь мне в лицо. В тот же миг скорый, горячий поцелуй обжег мои губы. Я слабо вскрикнул,
открыл глаза, но тотчас же на них упал вчерашний газовый платочек ее, — как будто она хотела закрыть меня им от солнца. Мгновение спустя ее уже не было. Я расслышал только шелест торопливо удалявшихся шагов. Я был один.
Андрей. Батюшка, и вы, матушка, должен я вам
открыть свою душу, и уж судите меня, как вам бог на
сердце пошлет!..
— Что ж, Аркаша! Что ж!.. Я ведь ничего… — прервал Вася, едва выговаривая слова от слез. — Я тебе говорил вчера про Юлиана Мастаковича. И ведь сам ты знаешь, он строгий, суровый такой, даже ты несколько раз на замечанье к нему попадал, а со мной он вчера шутить вздумал, ласкать и доброе
сердце свое, которое перед всеми благоразумно скрывает,
открыл мне…
Если бы он поцеловал ее, Ниночка
открыла бы ему все
свое маленькое, но уже изболевшееся
сердце, в котором то пели маленькие, веселые птички, то каркали черные вороны, как писала она в
своем дневнике.
Хвалынцев, увлеченный теперь делами
своего сердца более, чем делами студентства, не был на сходке, которая собралась около университета 2-го октября — день, в который начальство словесно обещало
открыть лекции. Но лекции открыты не были. По этому поводу на сходке произошли некоторые демонстрации, результатом которых были немедленные аресты. Между прочим арестованы тут же несколько лиц, к университету не принадлежавших.
Он «стучит в дверь» человеческого
сердца, не откроется ли она, но и во всем
Своем всемогуществе Он не может
открыть ее силой, ибо это значило бы уничтожить свободу, т. е. самого человека.
По-прежнему Бастрюков любил пофилософствовать с Володей,
открывая перед ним все новые черты
своего золотого
сердца и нередко дивя
своим мировоззрением, полным любви и прощения,
своими тонкими замечаниями и необыкновенной любовью к работе, — без какой-нибудь работы Бастрюков никогда не бывал...
«Услышав от меня сии слова, пленница сначала, видимо, поколебалась, — пишет князь Голицын в
своем донесении, — но потом тоном, внушавшим истинное доверие, сказала, что она хорошо узнала и оценила меня (князя Голицына), вполне надеется на мое доброе
сердце и сострадание к ее положению, а потому
откроет мне всю тайну, если я обещаю сохранить ее в тайне.
Испуг юркнул в душу. Пора проснуться! Я быстро разбудил себя и
открыл глаза. Чуть светало.
Сердце билось медленными сильными ударами. Я сел на постели и вслушивался в туманный ужас в
своем теле.
Ирена уже давно мечтала об этом tête-à-tête со
своею матерью, сгорая желанием
открыть ей
свое сердце, сказать, что она чувствует, объяснить причины
своей грусти, выразить желания
своей детской души. Сколько раз она твердила сама себе все то, что она должна сказать матери, а теперь, около нее, когда оставалось только
открыть рот, чтобы заговорить, ей вдруг стало казаться, что ей нечего сказать.
Николай Петрович
открыл ему рану
своего сердца. Он рассказал ему о
своей безнадежной любви к подруге
своего детства княжне Баратовой, описав ее Александру Васильевичу яркими красками влюбленного. Он перед ним излил
свои опасения и надежды. Последние родились при прощании с княжной, когда она исполнила его просьбу и сама одела ему на шею медальон со
своим миниатюрным портретом.
— Будь у него ныне же в шесть часов после обеда: ты увидишься там с приятелями и, может статься, — прибавил государь, усмехаясь, — с приятельницей. Живет он в Кокуевой слободе, — спроси только немецкую школу — всякий мальчик тебе укажет. Теперь поди, успокой
своих камрадов, попируй с ними в адмиральский час [Одиннадцать часов утра.], а там подумаем, что еще сотворить с вами.
Открой мне, не придет ли тебе по
сердцу в Москве пригожая девка: я твой сват.
— Несчастный
открыл мне
свое разбитое
сердце, он говорил мне о
своей безнадежной любви к тебе, о
своем безысходном горе.
— Повторяю вам, что он с восторгом
откроет вам
свои объятия и благословит вас… и день, когда вы вернетесь… Он выгнал вас под влиянием вспышки
своего необузданного характера… и столько лет страдает из-за этого… Простите ему. Он ведь молился на вас, он думал, что любовь к вам умерла, а она никогда не покидала его
сердце. Разве может в
сердце отца погаснуть любовь к его детищу? Никогда!
— И та и другие идут без зова, Никита Иванович! Дни наши в руце Божией: ни одной иоты не прибавим к ним, когда они сочтены. Верь, и моему земному житию предел близок:
сердце вещун, не обманщик. Лучше умереть, чем замирать всечасно. Вчера я исповедался отцу духовному и сподобился причаститься святых тайн; ныне, если благословит Господь, исполню еще этот долг христианский. Теперь хочу
открыть тебе душу
свою. Ты меня давно знаешь, друг, но знаешь ли, какой тяжкий грех лежит на ней?
Он, в
свою очередь, поступал так же по отношению к ней;
открывал ей
свое сердце, отдавал ей отчет во всех
своих поступках, спрашивал у нее, в случае надобности, совета, как поступить, на что решиться, говорил ей о
своей любви, но всегда тоном глубокого уважения, так как взаимность ее чистого
сердца опьяняла его, но вместе с тем внушала ему какое-то религиозное чувство.
Еще вчера сказал он Быкову, когда тот наконец решился в последний раз
открыть ему
свое сердце, пылающее любовью к его дочери...
Назарий, беседуя с Иоанном, высказал ему
свою обиду и
открыл ему
свое сердце.
Как скоро Аристотель почувствовал облегчение от
своей болезни, молодой друг его спешил
открыть ему
свое сердце,
свои желания, надежды и опасения.
В тот вечер, когда в кабинете старика Хомутова последний беседовал со
своею женою, а в спальне Талечки Катя Бахметьева с рыданиями
открывала подруге
свое наболевшее
сердце, оба хозяина квартиры на Гагаринской набережной, отец и сын Зарудины, были дома.
Взял он ее за белую руку,
открыла она
свои чудные глаза и приподнялась, зардевшись, как маков цвет. Наполнилось
сердце его радостью неописанной — невредима она стоит перед ним, а кровью они оба обрызганы из пасти скрывшегося чудовища.
Груня. Благодарить ли вас, добрый, благороднейший Владимир Петрович? Вы спасли мне жизнь, да на что она мне теперь! Я вам давеча
открыла сердце свое.
Тяжелей всего было то, что несчастной Наталье Федоровне не с кем было поделиться
своими душевными муками, не перед, кем было
открыть свое наболевшее, истерзанное
сердце.
Он
открыл ему раны
своего сердца, но медицинская помощь была бессильна для их исцеления.
— А! вижу, что твое
сердце не выдержало, Катенька! — сказал Петр, вошедши в приемную залу. — Люблю тебя за то, душа моя, что ты не забываешь прежних друзей
своих. Теперь, Frau баронесса! могу
открыть вам секрет: супруга моя хлопотала о благополучии вашей дочери, как бы о
своем собственном. (Тут подошел он к Луизе и поцеловал ее в лоб.) Я ваш гость на свадьбе и крестный отец первому ребенку, которого вам даст Бог.
Ничего этого не подозревала Зоя Никитишна — ей даже не приходила в голову мысль о взаимности, ей достаточно было, что она
открыла в
своем сердце источник чистой, бескорыстной любви, она была этим неизмеримо счастлива и ей не было даже дела, разделяется ли это ее чувство — в нем самом она находила полное удовлетворение.
— У вашего сына дурное
сердце: он сделал поступок, за который бедного мальчика высекли и заставили налгать на себя… Ваш несчастный сын имел силу это стерпеть, да еще научил других клясться, чего Иисус Христос никому не позволил и просил никогда не делать. Мне жаль вашего темного, непросвещенного сына. Помогите ему
открыть глаза, увидать свет и исправиться, а то из него выйдет дурной человек, который умертвит
свой дух и может много других испортить.