Неточные совпадения
Итак,
отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель
на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под
руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
— Знаете ли, Петр Петрович?
отдайте мне
на руки это — детей, дела; оставьте и семью вашу, и детей: я их приберегу. Ведь обстоятельства ваши таковы, что вы в моих
руках; ведь дело идет к тому, чтобы умирать с голоду. Тут уже
на все нужно решаться. Знаете ли вы Ивана Потапыча?
У него были
на руках деньги, платья, весь харч, саламата, каша и даже топливо; ему
отдавали деньги под сохран.
Сказав это, он взвалил себе
на спину мешки, стащил, проходя мимо одного воза, еще один мешок с просом, взял даже в
руки те хлеба, которые хотел было
отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись под тяжестью, шел отважно между рядами спавших запорожцев.
Понемногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений
отдал за уверенную меткость работающей
руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего
на огонь.
Раскольников
отдал перо, но, вместо того чтоб встать и уйти, положил оба локтя
на стол и стиснул
руками голову.
Я деньги
отдал вчера вдове, чахоточной и убитой, и не «под предлогом похорон», а прямо
на похороны, и не в
руки дочери — девицы, как он пишет, «отъявленного поведения» (и которую я вчера в первый раз в жизни видел), а именно вдове.
«Напрасно я уступил настояниям матери и Варавки, напрасно поехал в этот задыхающийся город, — подумал Клим с раздражением
на себя. — Может быть, в советах матери скрыто желание не допускать меня жить в одном городе с Лидией? Если так — это глупо; они
отдали Лидию в
руки Макарова».
Жандарм тяжело поднял
руку,
отдавая честь, и пошел прочь, покачиваясь, обер тоже отправился за ним, а поручик, схватив Самгина за
руку, втащил его в купе, толкнул
на диван и, закрыв дверь, похохатывая, сел против Клима — колено в колено.
Молча сунув
руку товарищу, он помотал ею в воздухе и неожиданно, но не смешно
отдал Лидии честь, по-солдатски приложив пальцы к фуражке. Закурил папиросу, потом спросил Лидию, мотнув головою
на пожар заката...
Старые служаки, чада привычки и питомцы взяток, стали исчезать. Многих, которые не успели умереть, выгнали за неблагонадежность, других
отдали под суд: самые счастливые были те, которые, махнув
рукой на новый порядок вещей, убрались подобру да поздорову в благоприобретенные углы.
«Слезами и сердцем, а не пером благодарю вас, милый, милый брат, — получил он ответ с той стороны, — не мне награждать за это: небо наградит за меня! Моя благодарность — пожатие
руки и долгий, долгий взгляд признательности! Как обрадовался вашим подаркам бедный изгнанник! он все „смеется“ с радости и оделся в обновки. А из денег сейчас же заплатил за три месяца долгу хозяйке и
отдал за месяц вперед. И только
на три рубля осмелился купить сигар, которыми не лакомился давно, а это — его страсть…»
Остался он еще в детстве сиротой,
на руках равнодушного, холостого опекуна, а тот
отдал его сначала
на воспитание родственнице, приходившейся двоюродной бабушкой Райскому.
— Мы высказались…
отдаю решение в ваши
руки! — проговорил глухо Марк, отойдя
на другую сторону беседки и следя оттуда пристально за нею. — Я вас не обману даже теперь, в эту решительную минуту, когда у меня голова идет кругом… Нет, не могу — слышите, Вера, бессрочной любви не обещаю, потому что не верю ей и не требую ее и от вас, венчаться с вами не пойду. Но люблю вас теперь больше всего
на свете!.. И если вы после всего этого, что говорю вам, — кинетесь ко мне… значит, вы любите меня и хотите быть моей…
Он молча целовал у ней
руку. Она задумчиво
отдала ее ему
на волю.
Я было стал
отдавать Николаю Семеновичу, чтоб обеспечить его, мои шестьдесят рублей
на руки, но он не взял; впрочем, он знал, что у меня есть деньги, и верил мне.
Теперь мне понятно: он походил тогда
на человека, получившего дорогое, любопытное и долго ожидаемое письмо и которое тот положил перед собой и нарочно не распечатывает, напротив, долго вертит в
руках, осматривает конверт, печать, идет распорядиться в другую комнату,
отдаляет, одним словом, интереснейшую минуту, зная, что она ни за что не уйдет от него, и все это для большей полноты наслаждения.
Слуга подходил ко всем и протягивал
руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки,
отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал
на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
Когда
отдали письмо Бабa-Городзаймону, он развязал деревянный лакированный ящик, поставил его
на стол, принял письмо обеими
руками, поднял его, в знак уважения, ко лбу, положил в ящик и завязал опять в платок, украшенный губернаторскими гербами.
Только и слышишь команду: «
На марса-фалах стоять! марса-фалы
отдать!» Потом зажужжит, скользя по стеньге, отданный парус, судно сильно накренится, так что схватишься за что-нибудь
рукой, польется дождь, и праздничный, солнечный день в одно мгновение обратится в будничный.
Шкуна возьмет вдруг направо и лезет почти
на самый берег, того и гляди коснется его; но шкипер издаст гортанный звук, китайцы, а более наши люди, кидаются к снастям,
отдают их, и освобожденные
на минуту паруса хлещут, бьются о мачты, рвутся из
рук, потом их усмиряют, кричат: «Берегись!», мы нагнемся, паруса переносят налево, и шкуна быстро поворачивает.
Зачем употреблять вам все
руки на возделывание риса? употребите их
на добывание металлов, а рису вам привезут с Зондских островов — и вы будете богаче…» — «Да, — прервал Кавадзи, вдруг подняв свои широкие веки, — хорошо, если б иностранцы возили рыбу, стекло да рис и тому подобные необходимые предметы; а как они будут возить вон этакие часы, какие вы вчера подарили мне,
на которые у нас глаза разбежались, так ведь японцы вам
отдадут последнее…» А ему подарили прекрасные столовые астрономические часы, где кроме обыкновенного циферблата обозначены перемены луны и вставлены два термометра.
Нехлюдов
отдал письмо графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику,
на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что не застал, как лакей подвинулся к лестнице, швейцар вышел
на подъезд, крикнув: «подавай!», а вестовой, вытянувшись,
руки по швам, замер, встречая и провожая глазами сходившую с лестницы быстрой, не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
— Ну, чудесно, что ты заехал. Не хочешь позавтракать? А то садись. Бифштекс чудесный. Я всегда с существенного начинаю и кончаю. Ха, ха, ха. Ну, вина выпей, — кричал он, указывая
на графин с красным вином. — А я об тебе думал. Прошение я подам. В
руки отдам — это верно; только пришло мне в голову, не лучше ли тебе прежде съездить к Топорову.
— Ну, уж извините, я вам голову
отдаю на отсечение, что все это правда до последнего слова. А вы слышали, что Василий Назарыч уехал в Сибирь? Да… Достал где-то денег и уехал вместе с Шелеховым. Я заезжала к ним
на днях: Марья Степановна совсем убита горем, Верочка плачет… Как хотите — скандал
на целый город, разоренье
на носу, а тут еще дочь-невеста
на руках.
Все тогда встали с мест своих и устремились к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая
на них, тихо опустился с кресел
на пол и стал
на колени, затем склонился лицом ниц к земле, распростер свои
руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно
отдал душу Богу.
Вот как стукнуло мне шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву, записала в университет, да и
отдала всемогущему свою душу, оставив меня
на руки родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной.
Аксинье поручили надзор за тирольской коровой, купленной в Москве за большие деньги, но, к сожалению, лишенной всякой способности воспроизведения и потому со времени приобретения не дававшей молока; ей же
на руки отдали хохлатого дымчатого селезня, единственную «господскую» птицу; детям, по причине малолетства, не определили никаких должностей, что, впрочем, нисколько не помешало им совершенно облениться.
Марья Алексевна и ругала его вдогонку и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны
на несколько шагов, и махала
руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались
на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: «Ай да барыня, в кою пору успела нализаться, хват, барыня!» — «барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево
отдам!» — «барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!» — «барыня, а барыня, здорова ты ругаться; давай об заклад ругаться, кто кого переругает!» — Марья Алексевна, сама не помня, что делает, хватила по уху ближайшего из собеседников — парня лет 17, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а волосы тут, как раз под
рукой; Марья Алексевна вцепилась в них.
— Нет. Именно я потому и выбран, что всякий другой
на моем месте
отдал бы. Она не может остаться в ваших
руках, потому что, по чрезвычайной важности ее содержания, характер которого мы определили, она не должна остаться ни в чьих
руках. А вы захотели бы сохранить ее, если б я
отдал ее. Потому, чтобы не быть принуждену отнимать ее у вас силою, я вам не
отдам ее, а только покажу. Но я покажу ее только тогда, когда вы сядете, сложите
на колена ваши
руки и дадите слово не поднимать их.
— «Я с тобою, голубчик, управлюсь, — сказал грозно генерал, — а вы, сударыня, прикажите обыскать сундук этого мошенника и
отдайте его мне
на руки, а я его проучу.
Он уговорил отца
отдать меня к нему
на руки, так как отец ни за что не соглашался покинуть деревню.
Тут нечего ссылаться
на толпу; литература, образованные круги, судебные места, учебные заведения, правительства и революционеры поддерживают наперерыв родовое безумие человечества. И как семьдесят лет тому назад сухой деист Робеспьер казнил Анахарсиса Клоца, так какие-нибудь Вагнеры
отдали бы сегодня Фогта в
руки палача.
— Тебе велено птичнице с
рук на руки отдавать. Кому ты
отдал?
— Вот и это. Полтораста тысяч — шутка ли эко место денег
отдать! Положим, однако, что с деньгами оборот еще можно сделать, а главное, не к
рукам мне. Нужно сначала около себя округлить; я в Заболотье-то еще словно
на тычке живу. Куда ни выйдешь, все
на чужую землю ступишь.
И действительно, документы были написаны заранее, но она не
отдавала ему их в
руки, а спрятала в бюро, указав только
на ящик, в котором они были положены.
— Да я сама бы ему с радостью все
отдала:
на, милый, ничего не жаль. И деньги, доктор, к
рукам.
Я было еще попытался дать им денег,
отдавая их Ивану
на заведение дому; но он мне сказал: — У меня, барин, есть две
руки, я ими дом и заведу.
Старик лет в 75, опершись
на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его
отдаст в
руки, кто закроет его глаза.
Олимпиада Самсоновна говорит ему: «Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила, — свету не видала, что же, мне прикажете
отдать вам деньги, а самой опять в ситцевых платьях ходить?» Большов не находит ничего лучшего сказать
на это, как только попрекнуть дочь и зятя невольным благодеянием, которое он им сделал, передавши в их
руки свое имение.
Подходит ко мне: «Купи, барин, крест серебряный, всего за двугривенный
отдаю; серебряный!» Вижу в
руке у него крест и, должно быть, только что снял с себя,
на голубой, крепко заношенной ленточке, но только настоящий оловянный с первого взгляда видно, большого размера, осьмиконечный полного византийского рисунка.
Она любила кататься
на рысаках, в карты готова была играть с утра до вечера и всегда, бывало, закрывала
рукой записанный
на нее копеечный выигрыш, когда муж подходил к игорному столу: а все свое приданое, все деньги
отдала ему в безответное распоряжение.
— А Ганька
на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело
на Ястребова работать: он
на моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма
отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не к
рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный с золотника.
На оборот денег добудем, и все как по маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как
на ладонке…
— Хо-хо!.. Нашел дураков… Девка — мак, так ее кержаки и отпустили. Да и тебе не обмозговать этого самого дела… да. Вон у меня дерево стоеросовое растет, Окся; с
руками бы и ногами
отдал куда-нибудь
на мясо — да никто не берет. А вы плачете, что Феня своим умом устроилась…
Что делалось с Пушкиным в эти годы моего странствования по разным мытарствам, я решительно не знаю; знаю только и глубоко чувствую, что Пушкин первый встретил меня в Сибири задушевным словом. В самый день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу А. Г. Муравьева и
отдает листок бумаги,
на котором неизвестною
рукой написано было...
…Я с отрадой смотрю
на Аннушку нашу — миловидную наивную болтунью, — в разговоре она милее, нежели
на письме… Велел принести папку —
отдал Аннушке две иллюминованные литографии (виды Везувия — Неаполь и Сорренто), которые я купил в Москве. Она рисует изрядно. Буду видеть и с карандашом в
руках. При этом осмотре моих рисунков директриса получила в дар портреты П. Борисова, Волконского и Одоевского…
Куля подозвал двух повстанцев, стоявших с лошадьми, и,
отдав одному из них черное чугунное кольцо с своей
руки, послал его
на дорогу к командиру отряда, а сам сел
на завалинку у хатки и, сняв фуражку, задумчиво глядел
на низко ползущие, темные облака.
Евсеич
отдал нас с
рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за
руку и ввел в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, — комнату, всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утвержденная
на каких-то подставках, большая черная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной
руке и с грязной тряпицей в другой.
Мне иногда казалось, что ты, смотря
на мою жизнь, как будто бы спрашивал взглядом твоим: за что я полюбила мужа моего и
отдала ему
руку и сердце?
— И Шиллер — сапожник: он выучился стихи писать и больше уж ничего не знает. Всякий немец — мастеровой: знает только мастерство; а русский, брат, так
на все
руки мастер. Его в солдаты
отдадут: «Что, спросят, умеешь
на валторне играть?..» — «А гля че, говорит, не уметь — губы есть!»